daddy's lessons

Руки трясутся, а мир в глазах понемногу блёрится. Арсений стоит перед дверью в спальню отца, даже не понимает, нахуя он решается на то, на что решается. Разве натуралы стыдятся признаться своим родителям, что они любят противоположный пол? Нет. И его отец никогда не выступал против гомосексуалов? Нет. Блять, Арсению уже 17, ну может же он уже заиметь свое мнение в конце концов? Да. Неужели. Он стучит в дверь спальни отца, пунцовые щеки горят. Нервная улыбка не сходит с лица. Арсений такой уставший и пьяный. — Входи, что ты стучишь-то?! — возмущается старший Шастун. Конечно по-доброму. Арсений осторожно хватается потной ладошкой за косяк и открывает дверь трясущейся рукой. — Пап, у меня к тебе полуночный разговор. — Ну, а какой разговор еще бывает у бухого отца и вернувшегося с попойки сынка? — Антон усмехнулся, замахнул оставшийся в стакане коньяк и поставил его на тумбочку, отложив книжку туда же. — Иди на кровать сядь, чего в дверях тереться? — Антон приподнялся в позицию полусидя. — Я лучше потрусь. Папуль, я хотел тебе сказать… Мне уже 17… Ты никогда не судил меня… И… — он никак не мог собраться с мыслями. — Иди сядь на коленки ко мне, пожалуйста. Как в детстве, а? — Пап, я в уличном. — И? — Хуи. — пробормотал Арсений. — Ой! — Настолько надоели батины приколы? Ладно, поубавлю пыл. Но ты все ж иди на коленки, ладно? — Пап, я тебя люблю. — ухмыльнулся Арсений. А он бы бухим и на лицо отцу еще бы сел, взрослый, бля, а радости щенячьи. — Любишь пропитых мужиков? Ну вырастил! — Шастун старший уже не выдержал и заржал со своей же шутки, пока Арсений аккуратно усаживался на костлявые ноги отца. — Да, я люблю мужиков, папа. Я люблю пропитых, с татушками, с дрисней на голове, курящих. Обожаю их задницы, люблю, когда меня обнимают парни, меня прет от их запаха и присутствия. Я гей, отец. Я хочу, чтобы ты знал. Антон на секунду замер. Только зеленые глаза забегали, рассматривая лицо парня, который так упорно смотрел в стену, лишь бы не смотреть на отца. Руки Антона потянулись к Арсению. Он обнял своего сына за талию и еще немного привстав, прикоснулся к родинке на щеке младшего Шастуна. Осторожно, тихо, только бы не спугнуть, Антон провел носом по его скуле к уху, в мочке которого находился такой привлекательный пирсинг. — Папочка… Антон тут же отстранился. С размаху левой руки он положил Арсения на кровать, парень тут же подался назад и почти упал с кровати, если бы Антон не вскочил с места и не удержал его, потянув на себя. Он обнял своего сына за плечи. — Папочка, пожалуйста, только не сердись на меня… — взмолил Арсений. — Говоришь, прет тебя от запаха и нравится, когда прижимаются… Я понимаю, каким местом тебе это нравится. — Папочка Арсения положил руку прямо на его стояк и ухмыльнулся. — А вот так нравится? — второй рукой он шлепнул Арсения, за действием последовал стон. — Не надо, пожалуйста! Я же могу… — Что ты сможешь, когда я нагну тебя как ту шлюху, которую ты называл матерью? — и снова воздействие на ушко, только уже другое, не проколотое. Старший шепчет, облизывается и больно прикусывает чувствительную мочку. — Я… Папочка, я… — Кончишься? Нет уж, терпи для меня, держись, и я вознагражу тебя. — Обкончаешь мне ротик? Или изольешься в мой нежный… — Замолчи и не неси свои неумелости мне в уши, — Антон схватил Арсения за горло, — заткни рот и открывай только когда буду спрашивать. И только на Вы. — толчок, и Арсений падает на подушки, ощущая запах волос отца. Тот, от которого так вымораживало. — Не сметь касаться себя и думать о ком-то кроме меня. — Но… А ноги-то уже в воздухе и разведены. Никуда не деться и никаких «Но…». — А кто разрешал тебе говорить, детка? Тебе же нравится… — Антон кинул взгляд на пах Арсюши и продолжил делать то, что делает. Антон нагнулся над сыном и вздохнул, очки упали на нос. Арсений потянулся и снял их с папочки. - Ты думаешь, ты так спасешь свою попку? Теперь твоя ноша тяжелее. Мы сделаем это, - хлопок руками, свет вырубается, - наощупь. Арсений помогал, руками приподнимая попку. Он размыто понимал, на что соглашается. Он не видел голубоглазого, но его движения заставляли желать кончить все больше и больше. — Кончай. — жарко прошептал Антон, одергивая резинку трусов Арсения. Арсений вскрикивает. — Папочка… Это на моем животе, оно такое горячее. Но Антон продолжал с раздеванием. Он грубо сдернул трусы с парня, откинув их куда подальше. — Что такое «оно»? Ты что, стесняешься говорить взрослые слова при своем папочке? — Арсений слышал добрые нотки в голосе подпитого мужчины. — Моя… сперма. Мне стыдно! — повысил голос Арсений. — Стыдно ему. Какой же ты глупый. Арсений ахнул, стоило Антону коснуться низа его живота. — Попробуй себя, малыш, тебе понравится. Арсений ведь верит своему отцу. Антон подносит палец ко рту Арсения и тот слизывает свою сперму. — Солоноватая? — Д-да, папочка… — Куришь, сука. Еще раз увижу — получишь прямо на балконе. — Что получу? — поинтересовался младший. — Я трахну тебя на балконе. И мне плевать, сколько человек это увидят. А теперь на животик. Ты же хочешь быть вылизанным твоим папочкой, не так ли, пьянь? — Хочу! — Арсений сразу же зашевелился. — Знаешь ведь где находится твое самое сладкое место? — Н-нет, папочка! Шлепок. Ухмылка. Стон. Антон ложится между ног у своего мальчика. — А хочешь узнать? — Очень хочу. Нежные половинки грубовато раздвигаются с помощью рук Антона. — Почувствуешь. Арсений только открывает рот, приподнимая голову из подушек. И нечленораздельные предложения — на все, что способен его рот. А вот рот и язык его Папочки способен на большее. Антон проводит сначала носом от основания его члена до сладкой дырочки, а потом и языком. По спине его сына пробегает табун мурашек, и Антон беспощадно продолжает. — Ты никогда не разрабатывал себя? Это ведь самая лучшая подготовка к каминг-ауту. — а в ответ только недовольное нытье, — Понятно. Арсений чувствует в своей заднице язык. Мокрый и горячий язык его папочки. И искры из глаз. Шлепок. И внутри палец. — Не понимаю почему твоя мать так долго и упорно повторяла, что ты никогда не будешь как твой папочка — на две стороны. Она не принимала слово «бисексуал». Но ты родился, вырос и все даже лучше, чем я думал — мой мальчик гей. Два пальца входят плавно. Антон садится в позу лотоса, немного больше раздвигая ноги зеленоглазого. — Ты же любишь папочку и доверяешь ему? Арсений понимал к чему все близится. Третий палец и толчки немного глубже и быстрее. — Я знаю, ты трогал себя, но это так помогает нам сейчас. Я так люблю твою слабость, боже. — Антон шлепает и приподнимает голубоглазого за живот. — Тебе может не понравится то, что я сделаю с тобой. Ты точно хочешь этого сейчас или ты хочешь сделать мне анилингус и подумать о жизни, а, сучка? — Антон встряхнул Арсения, привстав и поднимая Арса на колени, в свою же позу, тоже. — Трахни меня, папочка! — Мой мальчишка! — Антон взял его за шею и подал к себе, прижавшись рукой к члену Арсения. И плавно вошел. Арсений заскулил, когда Антон провел по его пенису рукой. — Хочешь? Кончись. Но нам не будет так интересно, если ты изольешься… — горячо шипит Антон и делает первый толчок вперед. — Только держись, детка, это вознаграждаемо. *** Арсений чувствует боль в заднице и кровящие уголки губ. Не сдержался, раз обе эти части тела порвали, верно? Папочки уже нет в постели. Но халат лежит на краю кровати. И в нем одном Арс выходит на кухню. — Папочка… — только запахнул халат, но появилось желание скинуть его и Арсений развязывает его. — У моего мальчика болит головка? Пива не желаешь? — Антон закрывает холодильник, поворачивается к Арсу в полном параде. Конечно голый. — Головка болит у моего папочки, а голова у меня немного долбит. — Может мне тебя отдолбить с утреца да пораньше? — чешет голову Антон. — Что? — Что? Почему нет? — А почему бы и да? — Арсений улыбается. А через минуту его нагибают.