Вариации на Вечную тему

Шёл пятьдесят шестой час Эмминого рабочего дня. Что, спрашиваете, откуда столько часов в одной шерифской смене, если в сутках – всего двадцать четыре? Кажется, где-то пробежал вопрос о трудовом кодексе? Ну так я вам отвечу: в Сторибруке Реджина – и трудовой кодекс, и третейский судья, и администратор единственной на весь городишко больницы, и глава строительной бригады – разносторонняя, в общем, женщина, которая знает толк не только во всех вышеуказанных областях человеческой деятельности, ну, или получеловеческой (всё-таки строителями по большей части были гномы, как и шахтёрами, и сантехниками, и пляжными спасателями), но также мастерски владеет абсолютно всеми существующими техниками наказания строптивых подчинённых. Последнее как раз-таки и стало причиной столь продолжительного рабочего дня одной нерадивой блондинки. Нет, ну а как, по-вашему, должна была поступить мисс Миллс, увидев в как всегда бездарно склёпанном на правой коленке отчёте шерифа букву «ж» в слове «кошка» (Речь шла о снятом с многострадальной мэрской яблоне животном, которым, как узнает Эмма в каком-нибудь другом фанфике, являлась анимагическая форма самой Реджины)? Конечно, будь мадам Мэр существом более пошлым и приземлённым, наверняка увидела бы в чёртовой букве объёмный, как талия Белоснежки после вторых родов, намёк, но в силу собственной утончённости ограничилась лишь орфографическим инфарктом (на седьмом десятке-то лет уже можно) и грандиозной взбучкой департаменту шерифа, состоящему аж из полутора сотрудников, один из которых в данный момент немилосердно скучал, отплясывая джигу вертящимся офисным креслом и расфокусированным, как и почти всегда, взглядом созерцая чёрную точку перед собой. Рождались котята, падали первые апрельские снежинки, ставились стараниями Снежки новые кулинарные эксперименты, безбожно воровались подростками друг у друга первые несмелые поцелуи, но для Эммы Свон не происходило НИЧЕГО. С тех пор как Лерой женился на своей монашке, отрекшейся от всего, что связано со сторибрукской церковью и голубой матерью-настоятельницей, раскрываемость полицейского участка упала ровно на сто один процент - раскрывать, собственно, было нечего: маленький, ворчливый, но невероятно щедрый спонсор этого самого ста одного процента теперь качал в коляске третьего ребёнка и о правонарушениях даже не помышлял… если только во снах, о которых в свою очередь не помышляла уже Эмма, вынужденная неусыпно дежурить в участке на случай непредвиденно пролетевшей мухи, но даже насекомые облетали по дуге это застывшее, как желе, унылое местечко… *** Итак, Эмма скучала, мухи не появлялись, отчёт не фикрайтился, как вдруг… да, это случилось, сиротливо лежащий в большой засаленной коробке пончик, не выдержав вынужденного одиночества, длящегося уже три минуты, выпрыгнул из слишком большого для него убежища и доверчиво сомкнул вокруг себя поистине бульдожьи челюсти сторибрукского шерифа. Как мы все помним, абсолютно любой процесс в организме Эммы (будь то хватание предметов разной степени опасности, автоматные очереди глазами в сторону исключительно дипломатического декольте главного сторибрукского политика, активные манипуляции руками с джойстиком в видеоигре) на несколько порядков опережал процесс мыслительный. Именно поэтому мисс Свон не успела даже сориентироваться, когда проворная выпечка, избавившись от плена белых, как кожа Снежки, зубов, проторила дорожку по пищеводу и обосновалась в растянутом от пупа до подбородка желудке. Повествователь также хотел бы отметить один парадоксальный факт: несмотря на любовь мучных изделий к Эмминому организму (да-да, вы всё верно прочитали), объём талии нашего служителя закона, к величайшему удивлению Реджины Миллс и зеленейшей зависти остальных дам Сторибрука, стабильно держался на отметке шестьдесят два сантиметра. Внезапно Эмма услышала Это, нет, не так, ЭТО: звук, от которого содержимое её желудка совершило тройное сальто, а сердце завертелось в грудной клетке со скоростью счётчика при работе всей электротехники в доме. Бодрое цоканье шпилек, острых, как игла Арьи Старк, и высоких настолько, что Эйфелева башня получила передозировку сигарет, оповещали служителя закона о том, что главное её наказание и долгожданнейшая награда стремительно приближалось, ну, или приближалась, зависит от того, под каким углом и настроением смотреть… У несчастной Эммы осталось всего три квартала пути мадам Мэр (Да-да, шериф всегда отличалась аномальной остротой слуха, когда дело касалось упомянутых ранее шпилек) и четверть отчёта, чтобы переварить несанкционированно проникший в её организм пончик и морально (скорее, аморально) принять неизбежное. - Реджина близко… - онемевшими от страха и предвкушения губами прошептала Свон, заслышав зловещий скрип дверных петель. - По-прежнему тунеядствуете, мисс-с-с С-с-свон? – гортанно, как это умела только она, прошипела Реджина, заходя в офис стремительно пошедшего красными пятнами шерифа (похоже, последний пончик был с вишней, на которую организм Эммы всегда реагировал живописно-авангардной аллергией). - Туне… что? – тут повествователь не может сказать, испортился у Эммы внезапно слух или в её лексиконе просто не водилось подобных слов, но блондинка недоумённо изогнула бровь… Реджинину бровь, проведя по ней пальцем правой руки, левой же в это время составляла протокол на самоё себя, инкриминируя самой себе насильственное изгибание брови, не являющейся непосредственной собственностью изгибающего – чего не сделаешь ради хоть какой-то отчётности. - Что Вы себе позволяете, шериф? – Реджина вскинула куда-то к затылку вторую бровь, на сей раз совершенно самостоятельно и, что главное, почти добровольно. - Не подпишете как пострадавшая сторона? Вот здесь, рядом с припиской «С моих слов записано верно», - Эмма осторожно придвинула к Миллс педантично заполненный бланк всего с тремя с половиной орфографическими и полутора пунктуационными ошибками. Реджина быстро пробежалась по документу одним глазом, вторым цепляясь за сверх всякой анатомической меры накаченные руки стража порядка… ох, чего только эти руки не делали… на прошлой неделе, когда у мадам Мэр сломался орехокол, эти волшебные локти самолично раздробили орешки для рулета, а после… Какие всё-таки руки! - Ну так Вы это… Ну, подпишете? – Эмма нетерпеливо переминалась с одной ноги Миллс на другую её ногу, неуклюжими перетаптываниями прорывая чулок в районе стопы. Реджина нахмурилась, серьёзно задумалась, обстоятельно погрузилась в размышления, в приступе философской рефлексии закусила нижнюю губу… Эммину губу… в порыве внутреннего почти эйфорического самоосознания запустила острый, как любимый Эммой соус Чили, и проворный, как эквилибрист мирового уровня, язык на полувражескую территорию, на разведвстречу с другим языком, не таким острым, но не уступающим в проворстве и, конечно, накаченным в гораздо большей степени, чем руки, пусть тренажёрами и служили чупа-чупсы. Естественно, после дипломатической встречи языков, политическо-романтического союза рук, династического брака ног никто уже и не думал о каком-то там отчёте, ну, как никто, Эмма не думала, а Реджина… Неужели кто-то всерьёз сомневался в коварстве мисс совершенное зло? Главной задачей властительницы всея Сторибрука, зачарованного леса, сопредельных земель и парочки галактик было отвлечь Эмму от мыслей о подписании сомнительного самопасквиля и нет, не из любви к ближнему, точнее ближней – Реджина всего лишь забыла дома свою магическую ручку, делающую её почерк ещё более каллиграфическим, чем тот, коим наградила матушка-генетика и собственный педантизм, а без этой ручки она не то что документы не подписывала, но даже в крестики-нолики не позволяла себе играть. Но не стоит недооценивать и Эмму… когда первая волна удовольствия схлынула, а содержащийся в пончиках гормон, стимулирующий активную мыслительную деятельность Свон, наконец, поступил в кровь, блондинка, лёгкими поддразниваниями переходя ко второму раунду, параллельно изловчилась подсунуть Миллс многострадальный бланк и, что самое страшное, тот самый презираемый Реджиной, сгрызенный до половины карандаш, которым Эмма рубилась с сыном в Морской бой. Теперь уже на отвлечение пошла Свон, ведь если Реджина узнает, чем именно и что она подписывала… *** Три часа и пару порванных окончательно чулок спустя Реджина Миллс, переудовлетворённая властительница и кипящая гроза всех вселенных, на разъезжающихся руках (длинные стройные ножки категорически объявили забастовку на ближайшие тридцать три с половиной часа) всё же покинула обитель порядка и цитадель порока, а Эмма Свон, перевыполнивший свою супружеско-шерифскую норму уснувший на время вулкан, погрузилась в скуку и новую коробку пончиков, на сей раз со сгущёнкой. *** До конца смены оставалось шестьсот шестьдесят шесть минут, тринадцать секунд, семь пустых бланков и одна муха, первая залетевшая за три недели. О трудовом кодексе по-прежнему спрашивать необязательно…