Touch

Дай мне почувствовать отзыв.

Буквы горят красными неоновыми огнями, они как кровь у него внутри после шестидесяти километров час. Они есть то чувство, когда резко даешь по тормозам. Разобьешься или останется жив? Конечно же второе. Чонгук снимает шлем и взлохмачивает волосы, глядя в маленькое зеркальце своего мотоцикла. Чонгук расстегивает молнию на кожанке и выдыхает, будто та стискивала его все это время, зажимая воздух между клапанов. Чон кривится. «Жвачка», — очухавшись, щелкает пальцами парень, — «чуть не забыл». Он не любит, когда Чон жует. За стеклянными окнами полно посетителей, приглушенный свет играет над их головами, ложится на их плечи, обволакивает непринужденностью, вдохновляет на очередной бокал. Музыка, подобная свету, льется из скрытых динамиков, она не мешает чужим разговорам. А разговоры не тревожат тех, кто наслаждается мелодией за стопкой алкоголя. Чонгук дергает себя за кожанку, кивает своим мыслям, натягивая на лицо одну из своих шальных улыбок, и заходит внутрь. Никто не обращает на него внимания. «Ну разве не идеально?» — думает Чон о той расслабленности, витающей вокруг. Чон проходит к стойке, к высокому стулу. Кивает некоторым знакомым, не мешая их уединению, и, наконец, видит его. Джин стоит чуть подальше, негромко переговаривается с каким-то мужчиной. Посетитель осушает бокал, а парень вытирает и без того идеально блестящий стакан, берет в руку следующий бокал на длинной ножке, поднимает его над головой и что-то говорит тому мужчине, указывая на хрустальные края. Чонгук наблюдает, мимолетом скользит по поверхности идеально чистой стойки. Он чует приближающийся прилив, чувствует, как его ведет с движения чужих пальцев на стакане. Его накрывает, как во все сто километров в час по трассе прямиком в тупик. Джин разворачивается, чтобы подлить мужчине алкоголя и замечает нового, точнее, старого знакомого посетителя. Машет ему рукой, прося чуть подождать. Чон кивает, он никуда и не спешит. — Как всегда? — мог бы и не спрашивать, Чонгук кивает. Стеклянный сосуд блестит в его руках, он играет со светом внутри своей недолгой пустоты. Джин достает бутылку и изящно вливает напитка, наполняя его до самых краев. Капелька испарения мягко перетекает с бутылки на чужие пальцы и капает на стойку. Чонгук сглатывает, он должен скорее запить это чувство. Сконцентрированный на горлышке бутылки взгляд Кима заставляет облизнуться. Форма губ заставляет пропустить вдох. Широкие плечи, на которых покоится приглушенный свет, хочется помассировать, их хочется коснуться. Сжать и притянуть ближе. Огладить, затем провести ладонью от тех плеч, спускаясь ниже, хочется устроить с одной из влажных капель на его теле гонку и узнать результат. Понять, кто из них — он или капля — окажется быстрее в гонке по его коже. Он или капля покажется более чувственным в соприкосновении с ним. Кого он выберет в итоге победителем? — Не спи, — отвлекает голос от этих интересных мыслей, а его обладатель дает легкий шлепок по шее. Привычный, можно сказать, даже почти родной, потому не удивительный. Чонгук ухмыляется. Бросает взгляд на часы, почти скрытые в полумраке над алкогольным стендом. Раз. Он обхватывает сосуд парой пальцев, ощущая приятный холодок на кончиках. Сжимает пальцы на стеклянной грани, заставляя их чуть побелеть. Два. Приближает хрусталь к губам. Касается хрупкой грани. И три — осушает его до дна в один глоток. Ни капли не морщась, будто профессионал в своем деле. Он позволяет одной единственной капле уйти мимо и прочертить свой путь от губ и ниже по подбородку, спуститься по сильной, при таком свете совсем бронзовой, шее и исчезнуть под черной футболкой. Три секунды, ни больше ни меньше. И четыре для того взгляда напротив. Четыре секунды Джин следит за этим действием, на пятой переводит взгляд на бутылку и ставит ее на место, поглядывает на остальных посетителей. На их бокалы и рюмки, тарелки с арахисом и другими недоеденными закусками, на людей на диванчиках в отдаленных углах, размышляет, не нужно ли тому парню, всегда сидящему в одном из укромных мест, принести еще одну бутылку. Чон слизывает сладковато-горький вкус со своих губ и видит, как Джин в итоге кивает мужчине, с которым разговаривал ранее, и отходит, чтобы подлить тому ещё. Гук улыбается, он отодвигает пустую стопку и обращает свой внимательный прищур глаз на восседающих вокруг. Ловит знакомый взгляд парня, сидящего через несколько стульев, тот понимающе улыбается ему, подмигивает и продолжает ранее оборванный разговор со своим вечным собутыльником. Тэхен подпирает щеку ладонью и пытается вспомнить, о чем он рассказывал. Не больно ударяет себя по лбу, но это ему, увы, не помогает. Он совсем не признает, что пьян, в том смысле, что все, пора валить, хотя расползающееся по телу тепло говорит об обратном. Перед ним на стойке у стакана летают какие-то завитки и, скорее всего, тоже являются сигналом, что добавлять больше не стоит. Но Ким лишь отмахивается от них и пытается выловить суть прежнего разговора. О чем же там было? — Лучше просто расслабься, — не помогает ему и Юнги, медленно посасывающий свое виски. Тэхен недовольно вздыхает, поднимает руку указательным пальцем вверх, обращая на себя внимание Джина, пока ждет того, слегка разворачивается, кидает взгляд на зал. На самый дальний угол в этом заведении. На парня со светлыми волосами, не замечающего ничего вокруг, кроме того, что на экране лежащего напротив него ноутбука. Да что же там может быть настолько интересное вечно? Злится Тэхён про себя, неужели всеми этими делами, переписками или чем тот там занят, нельзя заняться дома, а сюда приходить, просто чтобы посидеть и расслабиться. Ким кусает уголок нижней губы и отводит взгляд. Светловолосый, видимо, не рассматривает слово «расслабиться» с точки зрения остальных посетителей. Тот сюда без своего ноутбука вообще почти никогда не приходит. Тэ знает, о чем говорит, он с Юнги тут такой же постоянный клиент, что и тот парень за дальним столиком в углу. У того на столе бутылка «соджу» и небольшая рюмка, которую он время от времени наполняет. И так практически каждый день. Как вообще можно пить одно и то же постоянно? Ким хмыкает, опускает свой взгляд на пустой стакан. Впрочем, а чего бы и нет? Юнги делает небольшой глоток янтарной жидкости, рассматривая себя в отражении стеклянной стойки напротив. Он мысленно спрашивает того себя. Что он вообще тут забыл? Не может выпить дома, что ли? Может, вполне. Домашний бар забит алкоголем, а он все равно приходит сюда, садится на этот высокий стул, разглядывает медленно тающие кусочки льда в своем стакане и покачивается на спокойных волнах нескончаемой музыки. Слушает бормотание Тэхена, который, похоже, так и не научится пить и говорить то, что следует. А потом страдает из-за этого в итоге. И эти его взгляды, что тот кидает в дальний угол помещения, Мин прекрасно их замечает. Ему порой хочется столкнуть Кима со стула за бездействие, но вот он поднимает глаза, глядит на свое отражение, голос в голове усмехается, говоря, — а тебя самого-то кто столкнет, а? И ещё, что не помешало бы, пнет, чтобы и сам уже начал действовать. Юнги хмурится тому себе напротив, обращает внимание в сторону выхода. Сталкивается там взглядом с Чонгуком, кивает ему и глядит через стекло на улицу, по ту сторону от их умиротворенного бара. На то тихо сопящее сейчас в темени здание танцевального зала. Тэхен снова начинает что-то бормотать на фоне, а Юнги размышляет, чем же тот парень с красными волосами, выбегающий из здания напротив ровно в восемь вечера, занят дальше. Он встречается с кем-нибудь? Спешит так на встречу с этим кем-то? От подобных умозаключений сжимаются кулаки. Рефлекторно, Мин и сам этого не замечает. Юнги подходит к бару в полвосьмого, стоит у ещё не горящего яркими буквами здания до восьми, вплоть до того момента, как показывается тот вечно куда-то спешащий парень. Мин провожает его взглядом до самого поворота, пока тот и вовсе не скрывается из виду, затем и сам заходит в помещение. Этот странный ритуал отчего-то входит в привычку, как и почти ежедневное посещение бара. И сколько ещё будет продолжаться в таком режиме — Юнги не знает. В отличие от Тэхена, он не страдает, нет, Мин ни капли не мучается от собственной бездейственности, он даже не до конца уверен, что все это ему вообще надо. Все это и то, что может последовать после знакомства с красноволосым. Что-то новое может испортить, изменить привычный жизненный уклад, и Юнги не уверен, что готов и прямо-таки уж желает этого. И еще, где-то в глубине души. Очень глубоко, ну очень, он немного опасается, самую малость боится, что прикоснись он к тому парню, все может измениться именно до невозвратности. Когда он почувствует это касание, тепло его тела, он не сможет вернуть себя прежнего вовсе. А оно ему тогда надо? И что ему вообще надо, собственно. Ким, кажется, толкает его локтем, и Мин разворачивается к нему, сбиваясь с прежних мыслей. Парень кивает на фотографии, неожиданно разбросанные по стойке. Юнги заинтересованно всматривается в эти снимки, уже достаточно осведомленный об этой талантливой стороне Кима. Тэхен правда хороший фотограф, и этого нельзя отрицать. Мин берет со стола один из атмосферных снимков и вглядывается в необычную тень, заснятую на ней. Чья она? — Эта, — Ким чешет бровь, пытаясь ответить на его безмолвный вопрос, щурится, глядя на изображение, и, кажется, старается вспомнить, но после выпитого в неизвестных количествах так просто это у него не выходит, — аа, — тянет вновь, вроде все же припоминая, — эта тень того красноволосого парня с танцевального здания… эмм, как же его там, — указывая в знакомом направлении, улыбается он, — как-то снимал у них там и его заодно заснял. Хотя бы так вот, а то фотографироваться он не любит. Талантливый такой, — подпирая щеку ладонью, добавляет Ким и прикрывает глаза. Похоже, парня начинает клонить в сон, не помешало бы вызвать ему такси. Мин решает так и сделать. Собирает со стола все снимки, возвращая их в Тэхенов портфель, валяющийся там же. И уже собирается закрыть замок, но останавливается. Вытаскивает тот снимок, на которой тень красноволосого, и вкладывает ее в свой в бумажник. Просто так. Этот снимок ему особенно понравится, в этом нет ничего такого, убеждает себя Мин. Да и Ким вряд ли будет против, тем не менее, для достоверности он завтра еще спросит того, когда парень протрезвеет. Юнги набирает номер старого знакомого таксиста, который, как и всегда, не занят в это время суток. Помогает Тэхену подняться, махнув собирающемуся было ему уже помочь Чонгуку, и вытаскивает того на свежий воздух. Убедившись, что Ким, способен стоять на своих двоих и сам, пока ждут такси, поднимает взгляд на мирно спящее здание напротив. Интересно, а он сейчас спит? Мин обращает своё внимание на часы, не свои, Тэхеновы, ибо сам наручных не носит, а телефон вытаскивать банально лень — тот на дне кармана. Тонкие стрелки указывают на без двадцати двенадцать. Что же, скорее всего, тот парень и правда уже давно спит. Да ему и самому бы, кстати, не помешало уже оказаться в кровати. Вот только спровадит Кима и тоже поедет домой. Такси подъезжает очень вовремя, Ким как раз начинает накреняться, засыпая на ходу. Старый знакомый Намджун, подрабатывающий ночью таксистом, помогает Юнги с заваливающимся парнем. Пожимает ладонь Мина в приветствии и без вопросов нажимает на газ, выруливая на тихую дорогу, освещенную тусклыми фонарями. Адрес и к кому вести первым, тот знает и так: не первый раз их уже подвозит. Пейзаж за окном размывается в оттенки, в подтеки, проблески, вспышки и угасания, остается позади, появляется вновь. Мин непринужденно наблюдает за этим мельканием и совсем не старается за него зацепиться. Машина едет спокойно, равномерно, словно стрелки в циферблате, и Юнги самого начинает медленно, но верно клонить в сон. Ещё один забытый огонек мелькает и гаснет за стеклом. Гаснет как спичка: от одного дуновения. Мин прикрывает глаза всего на минутку. «Люди не пахнут солнцем, — думает Юнги. — Такого ведь не бывает. Да и разве солнце пахнет?» — спрашивает он себя. Но наперекор тому чувствует совсем иное. Чует опровержение своих же мыслей, исходящее от парня с красными волосами. Тот пахнет именно лучами солнца с корицей. Юнги вдыхает глубже. «Вот оно, значит, какое», — отмечает он в уме. От того парня исходит такое тепло. Мин протягивает к нему руку и почти дотрагивается этого света. Не хватает пары сантиметров, прежде чем он вдруг сжимает пальцы в кулак и опускает свою руку. Парень с яркими волосами о чем-то рассказывает, очень увлеченно и эмоционально. У Юнги вновь возникают желания, на него не похожие. Вот правда, разве может он в здравом уме думать, что было бы неплохо потрогать ямочки на его лице. Было бы неплохо запустить свои пальцы в эти пылающие красным волосы. Нет, не может. Не может, но думает. Не должен, а хочет. Не станет, потому сдерживается. Парень замолкает, он смотрит прямо на него. Переводит взгляд с одного глаза на другой и прикрывает свои, начинает чуть качать головой, словно в такт музыке. И вскоре и Юнги ее слышит. Красноволосый отходит от него подальше, все ещё не открывая глаз, и начинает двигаться вслед за течением мелодии. Он огибает ее, словно она живое существо. Она форма, а он вода. Она русло, а он течение. И не она, а именно парень дает ей шанс попробовать ускользнуть из своей плавной власти. Изящно поднимающиеся руки резко падают и бьют под резкий бит, они не портят форму звука, они добавляют остроты. Приподнятый подбородок и острые скулы, о которые, кажется, можно порезаться, заставляют наблюдающего Юнги вдавить ногти в собственную ладонь. Тело парня продолжает подчинять этот ритм, суставы на его спине, пальцы на его руках плывут в единении, они синхронизируются со звуком музыки, вовсе превращаясь в одно целое. Красноволосый горит подобно огню, он являет собой стихию и движется от её дуновения. Юнги, зачарованный, подходит ближе. Мин чувствует, как внутри него растет давление, как плавится, словно парафин, воздух вокруг них, вдруг музыка исчезает, он ее больше не слышит. Уши закладывает, и Юнги раскрывает ладонь, вытягивает руку и тянется вперед, к нему. Он почти ловит эти красные ускользающие из виду язычки кончиками своих пальцев и открывает глаза. Машина останавливается, тем самым моментально выводя его из сна. Тэхен на заднем сидении, похоже, тоже приходит в себя, потирает глаза и пытается понять, куда они подъехали. Не узнавая в окружающей темени своего подъезда, Юнги хмурится из-за недосмотренного сна, но помогает Киму выйти из салона, не без ушибов и цоканий со стороны все ещё плохо соображающего парня. Доводит того до подъезда и, получив от него кивок, возвращается в такси. Дым от сигарет Намджуна бьет по голове неприятными вспышками, и Мин немного морщится, отгоняя от себя поток серого удушья. Ким понимает эту немую просьбу, делает последнюю затяжку и выкидывает оставшийся бычок из окна, поворачивает ключи в панели зажигания и медленно уносит их в дальнейшем направлении. _____ -________-______ Это случается в один из тех редких дней, когда Юнги не приходит в бар. Скорее всего, по уши загруженный работой. Тэхен вливает в себя очередной стакан, рюмку или что там, уже и сам не поймет. Нечто стеклянное, наполненное пузырьками жизни. Редко останавливается, не донося сосуд до губ, и спрашивает себя: что он вообще успел выпить? Останавливаться пока ещё желания нет, но, наверно, стоит все же призадуматься посерьезнее. Тело кажется не своим, словно его засунули в чью-то шкуру и заставили посидеть так, пока не вернется настоящий хозяин. Ну вот и сидит он, иногда еле поднимает палец, усмехаясь чему-то своему, видит чуть плывущее лицо Джина и слышит обрывки слов. Вроде парень просит его задуматься о такси, говорит, что с него, скорее всего, уже хватит. Тэхен не уверен, правда ли тот говорит именно это или то ему чудится. Может, их выдумал его задыхающийся от алкоголя мозг? Ай, какая разница. Чуть не пуская жидкость мимо, Тэхен еле доводит ее до губ и морщится. Если подумать, уже и пить-то не хочется. Или хочется? Блин, и сам не знает. Он почти осушает очередной стакан, почти доходит до дна, прожигая глотку и грудь огненным потоком. Как вдруг ощущает прикосновение, не грубое, не раздражающее, почти невесомое, на своей спине. Просто прикосновение, на которое Тэхен неуклюже оборачивается, пытаясь понять, кому и что там от него понадобилось. Ну или, может, с кем его там спутали. Неожиданно, и если ему не изменяет плывущее в сторону зрение, перед ним стоит смутно знакомый блондин. Тэхен не может точно разобрать эмоций на его лице, но предполагает, что-то, что он видит, называется беспокойством. С чего это вдруг? — Парень, ты в порядке? — долетает до Кима его тихий голос. — Может, с тебя, пожалуй, уже хватит? С него хватит? Ким пытается улыбнуться. Хватит? Тэхен пытается не рассмеяться. Он наблюдает тени за спиной парня на стене, в воспоминаниях всплывают картинки, связанные с ними. Всплывают образы зверей и птиц, которые он оживляет в театре теней с единственным зрителем и ведущим в своем же лице. Вспоминаются также сны с участием этих теней и него. Этого самого блондина. Ким моргает. С него хватит? Нет. Никак нет, парень. Совсем не хватит. Тэхен упускает тот момент, когда парень присаживается на соседний с ним стул. На тот самый, на котором обычно сидит Юнги. Вспомнив о старом знакомом, Ким обиженно хмыкает и становится совсем поникшим, делает ещё один глоток из стакана, вливает все до последней капли, слизывает даже самый малейший намек на послевкусие со своих горящих, по привычке покусанных губ. Наблюдает за движением размножающихся на глазах пальцев, дергает головой, пытаясь установить связь с реальной картинкой. Но алкоголя на четверть больше в нем сейчас, чем естественной жидкости, и градус, конечно, перевешивает. Ему бы выйти на свежий воздух, может, хоть там бы немного протрезвел. А ещё лучше добраться домой и залезть под холодный душ. А что делает он? Что он? Он вновь тянет палец вверх, не в силах уследить за собственными конечностями, подзывает к себе Джина. Точно, Джин! — радостно восклицает непутевое сейчас сознание. Надо попросить Джина, налить ему джина. Из Кима вырывается смешок, привлекая внимание сидящего рядом блондина. Ой, а он и забыл о нем совсем. Забавно, ничего не скажешь, позабыть о том, о ком мечтаешь и не можешь выбросить из головы при свете дня, а сейчас, когда так близко, пожалуйста. Светловолосый парень протягивает ему ладонь, и вот это вот становится абсолютно неожиданным. Ким даже сомневается, что это происходит и все это вообще явь. Может, он просто заснул за стойкой? И мозг вновь играет с ним в игры, дразнит желанными картинками? Вполне может быть. Но, как бы там ни было, что он теряет? Тэхен протягивает свою ладонь. Почему бы ему не пойти у него на поводу? Ким теряется где-то между движениями его пухлых губ, доносящих до него тихое — Пак Чимин. Этот парень, что, не может говорить погромче? — мимолетом проносится в собственной голове. Зачем таким тихим сексуальным голосом, он ведь и так на пределе. Тэхен не успевает додумать одну мысль, как уже путается в проносящихся кляксах, чьих-то очертаниях, неразборчивых голосах, размытых движениях, светлых волосах и темных глазах. Он двигается по течению, он просто плывет, просто сталкивается и разбивается о рифы. Откуда те возникли в его тихой гавани? Тэхен не понимает. И не особо-то и стремится узнать, как бы там ни было, то, что показывается дальше, оказывается не таким уж и страшным. Совсем даже наоборот. Ким догадывается, и эти догадки превращаются в истину. Все меняется в те самые минуты, в те кротчайшие секунды, когда Тэхен чувствует его прикосновение. Он падает вниз, он летит со скоростью света, быстрее, чем астероид, готовый вот-вот разнести эту грешную землю в щепки, в ошметки, растереть в галактическую пыль. Ким чувствует тепло его кожи. Чужая температура тела смешивается с его собственной, резонирует между собой, растет все выше с каждой последующе исчезающей тряпкой. Воздух обжигает, он напоминает лаву. Его прикосновения оставляют невидимые глазу ожоги, и Тэхен слышит собственный вздох и его тихий стон. Этот звук прорезает тот горящий воздух вокруг них и тает в мгновенье, словно снежинка в тепле. Ким моргает, вновь раскрывает глаза и толкает Чимина к противоположной стене, кажется, чуть грубее, чем хотел изначально, чуть ощутимее, чем представлял это в почти протрезвевшем воображении. Он обхватывает его лицо и касается губами кожи, заглядывает в глаза, что преследует его ночами, что поджидают, словно шпион, за каждым поворотом. Он скользит по шее кончиком носа, проводит фалангами пальцев, ведет губами, вдыхает его запах, обводит кадык и ключицы, оставляя на них влажный след, словно от тающего островка льдинки. Он, словно капелька дождя с обратной стороны стекла, движется ниже. Стекает по нему, полыхающему ярче, чем кусочек сахара на поверхности крепкого абсента. Заключает в объятия, сжимает. Стискивает в своих руках так, чтобы сердце стучало одно на двоих. Так быстро, так громко. Тэхен подходит к ручке, окончательно теряя осознание происходящего. На самом деле творящегося, не придуманного, не являющегося сном или эпизодом из его фантазии. Он разжигает то пламя ещё ярче. Чимин в его руках живой, такой горячий, хоронящий остатки реалий под собой подобно лаве. Тяжело дышащий. И сейчас, именно в эти минуты, перед ним открытый. Такой, кажется, уязвимый. Потому Тэхен пытается не упустить ни секунды с таким Чимином. Таким настоящим? Поцеловать в каждый сантиметр, микрометр желанного участка. Сжать, погладить и прогладить по одному и тому же месту еще и ещё. Хочет запечатать свои поцелуи на его теле, как самую сокровенную и прекрасную тайну. Его стон слизать с раскрасневшихся полуоткрытых губ и оставить внутри себя звучным кадром, затем ставить в постоянное напоминание. Ким стремится перецеловать его всего. Неукротимо и упрямо, не сбиваясь с цели. Ким мечтает остановить это время. Растянуть его в вечность, слиться с ним в одно целое и больше не обретать той данности, что живет за окном и создает в них сомнения. Тэхен приподнимается и вновь толкает его, совсем не грубо. Почти нежно. Прямо на кровать. Кусает губы, глядя на Пака сверху вниз в окружающем их полумраке, и благодарит сознание, что соизволило проясниться и почти разогнало алкоголь. Чиминовы растрепанные волосы, затуманенный игривый взгляд, манящие пухлые губы так и зовут подойти и распробовать получше. Еще лучше. И Тэхен подходит, он переступает точку невозврата, забирается сверху и скользит по тазовым косточкам своими большими ладонями, проходит по ребрам, скользит по ореолу сосков, заставляя парня под собой немного содрогнуться. Чувствует его улыбку на своих губах, когда касается их вновь. И ловит что-то похожее на скрытый, без позволения вырвавшийся стон. Ощущает уровень блаженства в движениях плывущих по спине небольших рук. Его ноги и ерзания побуждают перейти на следующий этап. Его руки надавливают на бока, его, казалось бы, короткие пальчики ловко оказываются у паха, изящно проскользнув под резинкой оставшейся ткани боксеров. Его глаза словно горят в темноте, они сверкают знакомым Киму желанием. Они блестят ярче кошачьих во тьме. Его пальцы гладят и дразнят, они, несомненно, знают, как раззадорить ещё больше. Тэхен пытается вдохнуть, в какой-то момент потеряв связь с кислородом, но не может. Он беззвучно задыхается, чтобы вкусить нечто большее. Проходит по глади светлых волос, пропускает их между пальцев, отстраняется, чтобы избавиться от всех оставшихся препятствий. Возвращается к своему искрящемуся в ночи источнику. Теребит небольшую сережку на его ухе, отвлекая от своих движений у таза и самых сокровенных мест глубже. Бережно пользуется каждым моментом, не забывая прогладить мягкие бедра. Готовит как можно осторожнее и ощущает небольшое волнение и стук сердца, что, кажется, готово выпрыгнуть из груди. Старается не оставлять эти сочные губы без внимания ни на миг. Пытается успеть вот так сразу, везде и повсюду. Залезть в самое сердце, чтобы поцеловать и там, прямо в тот отчаянно быстро бьющийся орган. Задеть за живое по самую суть, так, чтобы не возникало мыслей когда-либо уйти. Ким старается своими действиями найти путь не только к телу, но и к душе. Похоже, что он сходит с ума в своем стремлении войти не просто в сводящее его с ума влажное тело, но и дойти всеми этими чувствами до самого важного. Рассечь движениями не только воздух, но и все пребывающие в той душе сомнения. Тэхен отвлекается от жара на стон, он надеется утонуть в нем без вариантов. Ким движется медленно, растягивает удовольствие, сдерживая тяжесть собственного возбуждения. Тэхен про себя ведет какой-то отсчет, затем стирает цифры, забрасывает их видным лишь ему одному песком и срывается с отправной точки, разрывает временные рамки. Чувствует, как испаряется пот с его тела. Как он стекает вновь. Снова исчезает. Превращается в молекулы. Разъединяет соединения в реакции. Слушает, как Пак дышит, как порой так трогательно и одновременно соблазнительно скулит и хватается за простынь, задирает голову, не находит себе места, хмурит брови и жует нижнюю губу. Тэхен видит, как он теряется, находит себя, затем вновь отпускает, отдаваясь удовольствию. Отдаваясь во власть ветру, направляющему его пылающие в ночи язычки. Глубоко в душе Ким молит, чтобы Пак не отказался от этого дуновения завтра. Чтобы не погас, вновь возвращаясь к своему ноутбуку в дальнем углу. Чтобы больше не делал вид, что не замечает взгляда Тэхена. Не понимает, что значит этот взгляд. Ким надеется, а температура тем временем выходит за пределы красной отметины, градусник разбивается, ртуть разбегается по сторонам. Силы покидают и заставляют обмякнуть, Ким слышит их тяжелое дыхание, одно единственное — в унисон. Чувствует его легкое касание, ощущает его пальцы в своих взмокших волосах на голове. Делает ещё пару глубоких вдохов, прикрывает глаза и понимает, что все ещё немного пьян, все ещё на грани, что уже не чувствует его прикосновения. Его отклика и той отдачи, что была. Он отключается и просит кого-то там, в голове, больше его не запускать. ________-_____-_________ Ким сидит на том же месте, он пьет какой уже по счету бокал? Точнее стакан? Какая разница. Он рассказывает неважные вещи, говорит, чтобы просто не заснуть после первого же стакана. Он обнажает какие-то факты и добавляет туда философские очерки, пытаясь походить на знакомого Намджуна своими умными наблюдениями, и впоследствии понимает, что походит разве что на бред. Он прикладывается губами к стеклянным краям и вдыхает оттуда до дрожи, пытается заткнуть свои мысли блестящим в свете напитком. И так и не находит компромисс. Склоняет голову и разворачивается, быстро отыскав тот самый угол. Ту самую зеленую бутылку «соджу», светлые волосы и блестящий, направленный на монитор взгляд. Блестящий совсем иначе, чем тогда в их единственную ночь вместе. Тэхен помнит, как подходил к нему на следующий день еще до прихода Юнги, а Чимин тогда даже глаз на него не поднял, говоря, что одна ночь ничего не значит. Они просто расслабились вместе, и не стоит думать, что это повторится, придавать этому какое-то значение. Твердо припечатывая в конце, что они, слава богу, друг другу никто, и не стоит к нему больше подходить. Он занят. Тэхен усмехается, сжимает стакан так сильно, как только может, надеясь, что тот разобьется и разорвет ему кожу, отвлечет от мыслей на разодранную плоть. Но стакан остается целым, абсолютно невредимым, в отличие от его сердца. Ким мечтает повторить ту ночь, попробовать по-новому, ведь, наверное, он сделал тогда что-то не то, чем-то разочаровал так сильно, что теперь его даже не могут удостоить взглядом. Ким хочет взять свой фотоаппарат, вернуться в тот день вновь и тайно сделать снимок его тени. Почему-то именно тени. Желает оставить его отпечаток таким образом и на чем-то материальном. Хочет приходить домой и представлять его тень на своей стене, его изгибающуюся спину, линию шеи и вздернутый подбородок. Желает смотреть на тот несуществующий снимок и вместо разбегающихся по стене теней зверей видеть его. Хотя бы в форме той тени, что не разглядел в ту жаркую ночь, затянутый им всецело. — Хватит, — вдруг негромко говорит Юнги, напоминая о себе. Этот парень порой такой тихий, что и забываешь, что он сидит рядом и наблюдает, внимательно смотрит и все понимает, — хватит уже. Хватит? Звучит излишне знакомо. Отзывается болью в груди, кольнув за секунду. Боже, что за мыльную оперу он лепит из своей жизни? Что он делает? И почему Пак, почему этот парень поступает так с ним? Почему вообще он, черт его побери? Ким обнажает зубы и злится на себя и на него. И на «хватит». На «хватит» это злится особенно сильно. Поднимает голову и сталкивается с тенями самых разнообразных бутылок. Неживых сосудов, наполненных временным забытьем. Ким опускает свой стакан, игнорирует слова Мина, не слышит их в принципе, поднимается со стула на своих заплетающихся ногах. Отмахивается от рук Юнги, пытающегося уберечь его от падения. И откуда в этом, казалось бы, абсолютно равнодушном ко всему, парне столько заботы? Чем Ким вообще заслужил его такое хорошее отношение и то же беспокойство через пару стульев в глазах знакомого Чонгука, этакого плохого парня. Казалось бы, плохого. Но это все напускное. Внешность вообще обманчива. Тэхен опускает взгляд себе под ноги и стоит так некоторое время, ему опять начинает «казаться». Ему кажется, что он тут один и ни звука вокруг, потому что Ким не слышит ни музыки, ни чужих голосов. Тут только он, его ноги и пол, на который падает неяркий свет. Казалось бы, что так, но он поднимает взгляд и снова видит эти глаза. Знакомые и незнакомые. Странные, печальные, равнодушные, пьяные. Самые разные. И вновь эта медленно плывущая, словно лист по спокойным волнам, музыка. Тихие разговоры и отдаленный шепот. Ким дергается назад. Он оказывается совсем не один, на самом-то деле. Он не один? Тэхен глядит на стену позади бутылок, забирается коленями на высокий стул, опять же игнорируя какие-то слова Юнги и замечания подошедшего Джина. Он соединяет свои большие пальцы и расправляет ладони, протягивает руки выше, так, чтобы тень от них появилась на той самой стене. Вытягивается, накреняется вперед, чтобы добиться своего, и не сразу понимает, что его уже придерживают, не Юнги, его хватку Ким знает, а Чонгук. И когда только успел подойти. Ким не отвлекается от своей цели и мысленно благодарит Чона, что тот не сдирает его со стула, вообще ничего ему не говорит, лишь придерживает, чтобы не свалился. Да и Юнги на удивление молчит. Ким догадывается, что тот, скорее всего, просто пытается понять его порыв, потому молча наблюдает. Тэхен, наконец, воплощает свою небольшую идею, он видит ее на той самой стене. Тень птицы, летящей, благодаря его рукам. Раскрывающую свои длинные крылья, чем служат фаланги его пальцев, и улетающую высоко-высоко, в желании отдалиться от земли. Ким улыбается, глядя на нее, он тоже хочет улететь. Улететь от этого недопонимания. Улететь от растоптанных чувств и желаний. Далеко-далеко, туда, где бы он больше не смог ощутить то прикосновение, не смог его вспомнить. Так высоко подняться над землей, чтобы почувствовать себя свободным и поверить, что то, что было, его совсем не изменило. Его прикосновение ничего не сбило там внутри. Его… Ким резко расцепляет руки, и птица распадается на части. Снова он, в его мыслях снова и снова он. Это не здорово, наверно, ему пора лечиться, алкоголь уже не помогает. Наверно, ему надо попробовать сменить для начала хотя бы бар. Ну да, как же. Сменит он. Ким опускается на стул, соскользнув на него не без помощи Чона, и кивает тому в немой благодарности. Чонгук, на удивление, все так же не говорит ни слова, лишь легонько хлопает по спине и возвращается на свое место. Тэхен перемещает взгляд на Джина. Интересно, а между ними… Насколько все взаимно между этими двумя? Тэхен ведь знает, Чонгук отчасти такой же, как он. Разве что только сопли свои по стакану не размазывает, не ожидает помощи по дороге домой и кажется вполне уверенным в своих силах, просто не торопит события. Возможно, тот даже скорее наслаждается происходящим между собой и Джином. Не мучается, в отличие от Тэхена. — С тебя хватит, — вновь слышит Ким, голос Юнги, — хватит, я сказал, — уже более строже, — я уже вызвал такси. Тэхен скребет по пустому стакану и молчит. А что ему сказать-то? Упрямиться подобно ребенку? Зачем? Наверно, с него и правда уже хватит. Ким хочет повернуть голову и еще раз глянуть в ту сторону, в точку собственного невозврата, но сдерживается. Все это не имеет смысла. Чимину это неинтересно, ему не нужен Тэхен, да и, как он уже дал понять, ему вообще никто кроме его ноутбука не нужен. А Ким был всего лишь небольшим предметом для снятия стресса, так сказать. Тогда это просто так повезло, что это был именно Ким, а завтра или, может, попозже, уже сегодня будет кто-то другой. Это не Тэхеново дело вообще, он не имеет права как-либо против этого возникать. Он ему никто, и не поспоришь ведь с этим. Не в бровь, а в глаз, не иначе. Никто. Вот и подъехали к нужной остановке. Ким обхватывает стакан и подносит его к губам, пытается добраться до последней оставшейся там на дне золотистой капельки. Он просто никто, — звучит в голове. И это даже не открытие, а известная аксиома. — Ты так совсем свихнешься, — слышит Ким, и он с Юнги согласен. Надо же было так вляпаться. Мин, как всегда, метко зрит в корень и добавить нечего. И запить теперь тоже уже нечем. Ким роняет голову на стойку и вздыхает, он чертовски устал. Юнги прав, надо валить домой и спать. Завтра с утра станет легче, в каком-то отдаленном смысле. Но он непременно вновь вернется сюда, пытаясь держаться за то, чего не осталось. А лучше бы найти другое желание, это же хуже, чем отравление крови. Чимин поднимает голову и иногда смотрит, быстро опуская глаза на экран при любом его движении. Пак не желает встречаться с ним взглядом. Но наблюдает порой, как Ким поднимает бокал, как сжимает стеклянные грани, как чуть откидывает голову и пьет почти до дна. Чимин наблюдает за его затылком, за такими гладкими на ощупь волосами, он знает об этом не понаслышке, он помнит те ощущения. Потому закусывает щеку изнутри и переводит взгляд на монитор, Пак не может позволить себе вновь довериться. Не станет больше совершать прежней ошибки и открываться перед кем-либо. Он ненавидит себя за ту ночь, в которой показал свою слабость. Раскрылся и утонул в том, кого толком и не знает. Чимин не желает больше страдать по человеку, что рано или поздно променяет его на кого-то получше. Уж лучше он будет один, уж лучше он сам будет причинять эту боль. Она ничто, верит Пак, по сравнению с тем, что следует после полноценных отношений. Чимин пробегается взглядом по тексту на экране монитора, исправляет очередную ошибку в предложении, доливает «соджу», оставшийся на дне, и почти не пьянеет даже после третьей бутылки. Он не собирается прятаться или уходить из этого бара лишь потому, что тот парень здесь такой же постоянный клиент, как и он сам, и это вроде как неудобно, после того, что между ними было. Пак пообещал себе не давать слабины и поступает соответственно. Если этому Тэхену так невыносимо, сам, в конце концов, уйдет. Все, что тому и нужно, это, скорее всего, еще пару неплохих перепихов, вот и все, чему Пак уж точно больше повториться не даст. А ничего большего там и быть не может. Так что остается только надеяться, что Тэхену надоест однажды и он перестанет сюда заходить. Но Ким, как назло, все ещё тут, на том же месте, с тем же собутыльником, все также не умеет пить, да и не научится, похоже. Чимин не хочет вспоминать, но иногда картинки той ночи заполняют его разум, он не может устоять на ногах, стоя под душем. Он не может контролировать те картинки в своих снах. Это происходит неосознанно. Чимин даже не помнит толком, вот, правда, не помнит. Почему тогда, выпив чуть больше, чем обычно, подошел именно к нему, почему именно этот парень так его заинтересовывает и даже, чего уж юлить, немного, самую малость беспокоит. Зачем тот столько пьет, раз совсем не умеет? В чем причина? Пак не пытается расспросить о чем-либо, он спотыкается, но не об торчащую доску или камень, он взглядом сталкивается с его руками тогда в такой близости впервые, он видит его губы и глаза так близко, что так и тянет прикоснуться. И непонятно отчего вдруг именно к нему. Почему его ведет, разве не хватает ему былых ожогов? Пак качает головой и кидает взгляд на человека из мыслей. Увиденное его озадачивает. Тэхен стоит прямо на коленях на высоком стуле, чуть пошатываясь, тянется корпусом вперед, вытягивая вперед свои странно скрепленные руки, и что-то вроде как пытается разглядеть на стене напротив себя. У Чимина вдруг перехватывает дыхание. И не понять, от чего точно. От того, что еще чуть-чуть — и парень перевалится через стойку, или от того, что и сам теперь видит на той самой стене, когда неосознанно поднимается на ноги. Пак наблюдает тень летящей птицы. И эта птица, с длинными крыльями, изящно рассекает воздух, но не может улететь выше дозволенного. Спохватившись, Пак садится на место и замечает другой взгляд того самого товарища Тэхена, почти всегда сидящего рядом. Этот взгляд проходит по нему как сканер, и Паку становится совсем не по себе. Он как можно равнодушнее переводит взгляд на монитор и чувствует, как стучит сердце в ушах. Что происходит? — спрашивает Чимин свое сердце и, конечно же, не получает ответа. Другой парень, как раз тот, что удерживал Кима от падения и не дал тому разбить нос об пол, помогает ему и сесть, ведет по спине, прежде чем вернуться на своё место. Хотя нет, тот, скорее, похлопывает, Чимин же сглатывает и жует щеку изнутри. Да какое ему вообще до них дело? Он отвлекается на предложение в тексте и старается более не смотреть в ту сторону. Ему всего этого не нужно. Хватит. Решил же уже все. Юнги отодвигает бокал с недопитым виски и глядит на время, заглядывая в наручные часы Тэхена, полулежащего на стойке. «Лишь бы не уснул до приезда такси, — думает Мин, — через минут десять оно уже должно подъехать». Мин вновь обхватывает знакомый бокал и глотает виски. Кубики льда успевают растаять, и теперь та темная горечь раздражает стенки гортани, парень морщится и обещает себе впредь не совершать такой ошибки. Бросает взгляд на затылок Кима, затем смотрит на окно, на темень, стоящую там, на танцевальный зал, скрывающийся в ней, и злится из-за не горящих на той стороне сегодня фонарей. «Интересно, он уже спит?» — проносится в его голове. Вот почему он опять об этом думает? Зачем каждый день задает себе этот вопрос, глядя на ту сторону дороги? Черт подери, ну нафига? Вот, правда, что они вообще творят со своей жизнью? Все они, какого хрена мучают себя самих? Юнги и не осознает, как оказывается стоящим на ногах, как оказывается вдруг рядом с тем светловолосым вечно сидящим в углу. Он вдруг решает действовать, отлично от себя прежнего, положившись лишь на инстинкты, действующие на него в данный конкретный момент. Почему-то сейчас решает им довериться. — Какого хрена ты творишь, а, парень? Я тебя, конечно, знать не знаю, но я ведь не слепой, — парень напротив поднимает на него глаза и смотрит непонимающе, даже оглядывается по сторонам, надеясь, что все это адресуется не ему. Но этот номер с Мином не пройдет, раз уж решил, то сейчас скажет все что думает. — Вы, кажется, меня… — начинает было Пак. — Не перепутал, — перебивает Юнги, — он, — указывая на вдруг протрезвевшего и с ужасом смотрящего в их сторону Кима, твердо продолжает парень, — он ведь глаз с тебя не сводит. Да, блять, это уже даже слепой бы если не увидел, то почувствовал. Ты андроид какой или что, вечно сидишь в этом своем ноутбуке. Этот, — снова указывая на Кима, — идиот с ума по тебе сходит и в прямом, и в переносном смысле. Может, он не в твоем вкусе, но тогда ты мог бы хотя бы сказать ему это, глядя в глаза. И да, мне никто ничего не рассказывал, я все сам видел. Ты, блять, мог бы обойтись с чужими чувствами не так, как с оберткой от конфеты. И знаешь, то, что я видел сегодня, почему-то говорит мне, что нифига ты не равнодушен на самом-то деле, выебываешься просто, причем зря. — А ты, хватит, слышишь?! — адресуя это уже Тэхену, добавляет Мин. Еще пару человек, помимо них троих и Чонгука с Джином, в этот момент сидят тише мыши, лишь изредка отпивая из своих бокалов, возможно, подобная сцена некоторых из них даже в каком-то роде забавляет. Люди ведь любят зрелища, тем более, когда они бесплатные. — Кончайте оба уже и поговорите как нормальные люди, а не сидите по углам как дети малые, запивая мучения от собственной же дурости спиртным. Затем Юнги и вовсе разворачивается к Чонгуку, внимательно, как и все остальные, наблюдающим за происходящим. — А ты, — начинает Мин, строго глядя на него. Чонгук на это чешет бровь и расширяет свои глаза в недоумении ещё больше. А он-то чего? — А я-то чего? — спрашивает он тоже и вслух. — Не строй из себя крутого, малой, только слепой бы не заметил, как ты пожираешь Джина взглядом. — Слепые, я смотрю, у тебя сегодня прямо в тренде, — как-то неестественно улыбаясь, хочет отшутиться на это Чонгук и, скосив глаза на Джина, замечает покрасневшие кончики его ушей. — Действуй уже, пока в дело не подключился Намджун. А то против него у тебя уж точно не будет и шанса, поверь, — игнорируя слова малого, своеобразно, заодно и предупреждает Юнги. Мин знает, что говорит, и пусть Джун никаких признаков заинтересованности ещё и не подавал, он уверен, если Нам примется за дело, на ещё одного мученика желающего утонуть в алкоголе в этом баре станет больше, а ему и так уже одного хватает. И вообще. Юнги переводит взгляд на здание напротив их бара, он должен поговорить с тем красноволосым и сам, завтра же, как только его увидит. — Джин, — добавляет напоследок, заставив последнего чуть вздрогнуть, — я же вижу, что взаимно, — уже совсем не строго, даже почти мягко выдает Мин, ухмыляется всем присутствующим, замечает за окном подъехавшее такси и вдруг не находит на привычном месте Тэхена. Тот волшебным образом оказывается сидящим рядом со светловолосым, и, кажется, о боги, они пытаются нормально поговорить. «А всего-то и надо было, оказывается, что подтолкнуть двух кретинов друг к другу», — думает Юнги. Кивает покачивающему головой, совсем не обиженному на его слова Киму и выходит на свежий воздух. Удивительно, но именно в этот момент, ему как никогда хочется закурить, однако, даже видя дымящего в салоне Намджуна, он не просит у него сигареты. Лучше не терять прежнего настроя, думает Мин. Хосок никогда не опаздывает. Ладно, он обычно никогда не опаздывает, но сегодня умудряется так некстати сломаться его автобус, затем отдирается подошва его любимых кроссовок, что ввергает Чона в ужас. Хорошо, еще в рюкзаке оказывается запасная обувь. И все бы ничего, но на каждом пешеходном переходе горит красный, и, наблюдая впереди знакомое здание, Хосок уже сам сбавляет скорость. Ибо ему звонят именно в этот момент, долго извиняются и сообщают, что сегодня в зале потрескался потолок и немного обвалилась штукатурка, потому там сейчас работают мастера, а тренировки на сегодня отменены. Спрашивается, зачем так бежал, да ещё и похерил любимые кроссовки. Тем не менее, раз уж почти дошел, Чон решает все же заглянуть в зал и хоть глянуть, насколько масштабна проблема, торопиться-то ему уже все равно некуда. Завернув за поворот, парень наблюдает впереди какого-то смутно знакомого человека. Тот стоит прямо у дверей, ведущих в зал, и Чон даже думает, что, возможно, это какой-нибудь бригадир работающих там мастеров. Но чем ближе подходит, тем яснее понимает, что это не так. Он ошибается: смутно знаком ему тот по иной причине. Это же тот самый «парень из бара», что вечно стоит на улице, не торопясь заходить в помещение. Этот парень с удивительно бледной кожей вблизи и вовсе напоминает Хосоку белуху, потому на лицо неосознанно вылезает улыбка, которую скрыть вовремя не удается. Чон видел его несколько раз ранее, тот ведь приходит в бар напротив в то время, когда он сам, наоборот, скорее спешит домой, чтобы поесть, глянуть фильм и спать. Интересно, почему сегодня тот тут так рано? И отчего на этой стороне дороги? — Привет, — неожиданно выдает тот самый парень, стоит Чону приостановиться. — Привет, — неуверенно отвечает Хосок, эта ситуация становится какой-то странной. Может, его с кем-то спутали? Он уже собирается об этом спросить, но его опережают. — Кажется, это твое, — вытаскивая из-под пиджака фотографию, на которой запечатлена его тень, спокойно продолжает парень, — тебе Тэхен просил передать. — А, да? — потихоньку понимая, о чем идет речь, Чон тянет руку к фотографии, чтобы забрать её у незнакомца. Хотя все это, опять же, очень странно, ведь Тэхен тогда, наконец добившись его согласия на фотографию, хотя бы такую, сообщил, что Чону её потом не отдаст, мол, она пойдет на какую-то там коллекцию. А теперь появляется этот парень с той самой фотографией, о которой, к слову, Хосок уже и позабыть успел. — Но, — вдруг отдергивая руку со снимком, добавляет тот, — я решил оставить её себе. Вижу же, что она тебе не особо нужна, — озадачивает он Чона и вовсе, — Мин Юнги, кстати, — добавляет, не давая Хосоку прийти в себя, и сам же жмет его, протянутую за снимком, вообще-то руку. Ну что же, ладно. — Чон Хосок, — скорее на автомате выдает парень, — и это было странно, не думаешь? Если не хотел отдавать, то зачем тогда вообще принес? — пытается как-то прояснить ситуацию Чон. Что все это значит, может, его разыгрывают? — Это было просто поводом, — честно отвечает Юнги, не отводя от парня взгляда, — чтобы с тобой познакомиться. У Чона даже рот раскрывается от удивления и временной растерянности. Это же в голове не укладывается, тем более, когда такое заявляют вот так вот в лоб. То есть, это что же получается? Этот парень ждал его, чтобы познакомиться? Но он ведь мог подойти в любой другой час и раньше, почему именно сегодня? И вообще, если бы не любопытство, Хосок сюда сегодня и вовсе не пришел, развернулся и ушел бы домой, и сколько бы этот парень тут тогда стоял? Что за бред? — Кажется, сегодня твои тренировки отменены, — поглядывая в сторону двери, скорее уточняет Мин, ибо ранее уже успел зайти внутрь и обо всем разузнать, — может, хочешь немного прогуляться, я могу угостить тебя ужином за украденную фотографию. Хосок незаметно щипает себя, но явление, носящее имя Юнги, никуда не пропадает и смотрит на него все ещё очень даже решительно. И отказать даже как-то неудобно, да и ужин, в общем-то, неплохо звучит. Он сегодня целый день еще ничего толком не ел. Но все равно это слишком подозрительно, потому он достает телефон, быстренько что-то там печатает, отправляет и ждет. J-Hope: «Привет, Тэхен, слушай, тут некий Юнги принес мою фотографию, точнее тот твой снимок моей тени. Не суть. Вопрос такой — можно ли мне этому бледному чуваку доверять?» — Молчание — знак согласия? — интересуется тем временем Мин, Хосок выгибает бровь. Ишь, какой настойчивый, а выглядит совсем иначе, казалось бы, такой и разговаривать особо не станет. Чон бы вообще в жизни не подумал, что подобная личность когда-нибудь близко к нему подойдет. Они ведь выглядят как аристократ и придворный танцор. Хосок качает головой, о чем он думает? Что за ассоциации такие? В этот момент телефон оповещает о принятом сообщении, и, открыв его, Хосок немного расслабляется. <i>V: «Не беспокойся ни о чем, он хороший, порой немного ворчливый человек, но ему можно доверять». — Ладно, пошли, — соглашается Чон, спрятав телефон, и даже улыбается Мину без былого намека на подозрительность. Юнги мысленно выдыхает, он пусть и приходит сюда полный решимости, но когда доходит до дела, когда говорит все и сам слышит, до чего странно это звучит, понимает, что на месте самого Хосока он вряд ли бы на что-то согласился. Но, видимо, ему везет, а этот парень, мало того что такой симпатичный, так ещё и очень открытый человек. Юнги ненароком кидает взгляд на свои руки и вспоминает про прикосновение, которого глубокого в душе он так опасался, сейчас же он лишь больше убеждается, что оно ему нужно. И все, что после, тоже очень нужно, Мин в этом совершенно уверен, и в этом решении нет никаких сомнений.