Феникс

      Сорок, сорок один, сорок два, сорок триии... фуф.       — Ты, что хочешь стать самой сильной девочкой? Зачем так измываться над собой?       —Надо.       Иду по отремонтированным коридорам, вслушиваюсь в эту тишину. Скоро, мне будет не до тишины, вернее она исчезнет из моей жизни с канонадами и криками людей, идущими в атаку и гибнущими в мясорубке войны.       — Добрый день Алекс— Улыбка Мадам, в последнее время не сходит с лица, может виною тому улучшившаяся жизнь приюта? А может то, что сторож Джо, наконец, перестал трусить и все-таки нашел смелости подойти к Мадам? И может в скором времени она станет миссис, но для всех приютских она так и останется Мадам, а для меня эталоном женской стойкости и доброты.       Да я помню, что троих детей она отдала в жертву, и живы ли они и как сложилась их жизнь предсказать не возьмется никто, но выжили бы все мы, не поступи в ту пору она так? Как говорил Сталин, а учитывая какой, год возможно и скажет: «История не терпит сослагательного наклонения».       Эти годы для меня пролетели очень быстро. Постоянные тренировки, улучшили моё состояние, но до идеала было далеко, если я хочу соперничать с взрослыми, мне нужно постараться.       Мы так и продолжали бывать у разных людей на праздниках, я вовсю использовал игры и сюжеты из своего времени. И это нам приносило неплохие деньги и конечно это не могло не обратить внимание всякой швали, которые за деньги готовы мать родную продать, но и тут Мадам показала, что не простая женщина, в один миг и к нам заявились представительные джентльмены. Через несколько дней, след бандюг пропал, более никто на районе нас беспокоить не спешил.       Сегодня я должен был выступать в русском доме. Там меня считали уже за своего, если честно, мне откровенно было их жаль, в этом доме собирались поэты, ученые, актеры театра и много других умов высшего света России. Изгнанники и пережитки прошлого, они страстно мечтали вернуться, но мне ли не знать, что для многих это время не наступит никогда.       Там меня учили всякой белиберде, на которую не хотелось тратить время, так как я был уверен вряд ли правила поведения в великосветском обществе, мне когда-нибудь понадобится. Ну не на войне же мне с немцами расшаркиваться... Тем не менее, я все равно учил все чем желали поделиться эти люди, для них это было своего рода развлечение, а я не мог отказать им в такой мелочи. Я ведь знаю, что такое быть оторванным от Родины, от своего быта.       Сегодня в доме был какой-то странный ажиотаж, Евгений Васильевич, как всегда, встречающий меня у входа, странно мялся, и как мне показалось, находился в смущении, что наводило на подозрение.       На мой вопрос о его самочувствии, он еще больше сжался.       Когда мы наконец вошли в гостиную, где собирались многочисленные гости, я сразу уловил несколько новых лиц, одно из которых принадлежало почтенной даме, не утратившей тень былой красоты, а в молодом мужчине чувствовалась порода. Что ж мне не впервой, но их появление явно многих взбудоражило, может они из Романовых?       Как всегда, просят спеть, с годами мой голос все больше набирает силу и возможно, я даже оперу смогу петь, правда, это мне ни к чему, никогда её не любил.       — Саша.— Кивает мне хозяин дома, судя по всему меня хотят представить новоприбывшим. Здесь я всегда стараюсь идти, как меня научили, а не так как я хожу обычно, размахивая руками, делая огромные шаги. Я уже говорил, что не очень мне по нраву расстраивать этих людей, вот и стараюсь.       Мои глаза против воли увеличиваются в размерах, похоже, мне сейчас придется доказывать, что к роду Юсуповых я отношения не имею, то есть к роду князей Юсуповых.       — Сашенька подойди, пожалуйста— Мягкое движение рукой, лучистая теплота глаз, все это предрасполагала к этой женщине, до того как она начинала говорить, что ж княгиня Юсупова, была идеалом настоящей дворянки.— Скажи мне, ты когда-нибудь видела такой кулон?— Хотелось сразу ответить нет, но что-то внутри отчаянно противилось и требовало взять его в руки.не справляясь с чакрой, которая будто взбесилась, я потянул руку к кулону, ощущение было жуткое, мой мозг отчаянно пытался взять контроль над конечностью, и ничего не выходило. Когда пальцы соприкоснулись с теплым металлом, в голове будто взорвалась сверхновая звезда. Я отчетливо понял, что это воспоминания тела. Все испуганно кричали, когда моё тело билось в судорогах. Приступ прекратился также резко, как и начался.       Чуть придя в себя, я пытался расставить все по полочкам. Во-первых, я узнала, что девочка родилась в 1927 году, к Юсуповым она отношения не имела, но судьбу кулона, оригинала знала.       — Простите, что напугала вас. Я никогда, не рассказывала, но в 1931 году я очнулась в Ист-Энде, без каких-либо воспоминаний, кроме некоторых фактов. В голове было только имя Александра Юсупова. Кто я и откуда, я не знала. Но увидев кулон, вспомнила. Меня и, правда, звали Александра Юсупова, это имя мне дал мой старший брат, не кровный, хозяин этого кулона.       — Хозяин кулона?       — Да, они со своей няней переехали в Лондон в 1920 году, когда брату, было три года. А когда, ему было девять, он нашел меня, я тогда была младенцем и тетя Аня и Феликс, решили оставить меня. Я жила с ними вплоть до 1931 года, пока не потерялась в толпе и, заплутав, не забрела в Ист-энд. Именно Феликс носил его, и рассказывал, что это единственная память о родителях.       — Сашенька, солнышко скажи, ты сможешь вспомнить где вы жили? Когда мы уезжали из России, там осталась моя дочь - княжна Ирина.— Дальше мои мысли уже текли в другом направлении, как такое может быть? С родом Юсуповых я, конечно, не был так хорошо знаком, но точно могу сказать, что никакой дочери у них не было. Тогда, откуда ей, сейчас взяться?       — Я с трудом помню, давайте попробую нарисовать.— Рисовальщик, конечно из меня никудышный, но один раз поймав полный надежды взгляд, я старался, как мог. Все остальные посетители наблюдали, за этой драмой. Рисунок получился, не ахти каким, но приметы, которые как мне казались, должны указать на местность, все зарисовал, все начали подходить. Но никто в карандашном рисунке не узнавал место. С трудом отговорившись обещанием поискать и попытаться восстановить весь свой путь, я расстался с хозяевами.       Шел, я уйдя в свои мысли, что же произошло с моей рукой? Может ли быть такое, что душа девочки, до сих пор в теле, просто спит? И её ото сна пробудила знакомая вещь, но тогда возникает другой вопрос, должен ли я ощущать, её пробуждение?       Из мрачных мыслей меня в реальность вытянуло жуткие крики, будто кого-то пытают, первую трусливую мысль сбежать, я выкинул сразу, как я буду воевать, если всегда буду убегать?       Поэтому, не дав страху подчинить себя, я заглянул в подворотню, увиденное меня поразило. Четверо семнадцатилетних парней издевались над ребенком моего возраста, вернее не так, один из них в руках держал мертвую змейку, а второй пытался просто напросто изнасиловать его. Судя по одежде, все они приютские. И что прикажете делать? Позвать на помощь? И кого, позову и сам в передрягу попаду, я ведь девочка все-таки, как бы грустно это не было бы признавать.       Ладно, не зря же, я столько тренировался. Черт, это самоубийственная затея, стоп, а если использовать голос? Но как практика показывает, чем больше возбужден человек, тем труднее на него влиять, а судя по злым ухмылкам и испытываемым восторгом, мне придется вбухать все силы, а если я атакую с помощью чакры? Убью их... а стоит ли волноваться об этом, ведь если в столь раннем возрасте они занимаются таким, то... черт, если не смогу убить с первого раза, то добить не смогу, да и мальчишка сможет увидеть мои силы, что не есть хорошо. Ладно, попробую голосом, если ничего не выйдет, дам по яйцам. Концентрирую чакру и вливаю её в одну единственную фразу.       — Отпустите его!— Что я говорил не помогло. Сделав рывок, я оказываюсь за спиной того, что держал змею, направив силу, в кулак, бью его по затылку. Первый готов, дальше второй. В какой-то миг я оказался стоящим над телами поверженных парней.       Все-таки, чакра, замечательная вещь. Оглядываюсь в поисках, того из-за кого я и вмешался. Он, застыв изваянием, держал в руках тело маленькой змейки, по лицу пробежала судорога и из пронзительно синих глаз, окаймлённых черными ресничками, сорвалась слеза. Он не рыдал и даже не всхлипывал, но в его взгляде была такая боль, что одно для себя я уловил. Нельзя его оставлять. Вообще приютские дети сильнее и взрослее, и изнанку мира они видели, но даже у них есть свой лимит и вот у этого мальчонки он, похоже, подошел к своему апогею. Дальше он либо озлобится, превратившись в такого же как и его враги, либо сломается.       Подходил я медленно и осторожно, стараясь не напугать его еще больше, хотя меня в моём нынешнем обличии, бояться меня только бабочки и другие представители фауны. А что вы хотели, хрупкая девочка мало кого может напугать.       Вот и мальчик вздрогнул, только когда, я положила свою руку ему на плечо, никогда не умел говорить слова соболезнования, и сам принимать не любил, это все так пахло лицемерием, что становилось тошно. Как один человек может понять боль другого? Но когда я сжал его руку, то понял, каким худым был этот ребенок. Надо было уходить, пока они не очнулись.       — Пойдем, они скоро начнут приходить в себя. Ты где живешь?— А по мне не ясно?       — Нет, полагаю в приюте, но в каком?       — Как девочка из хорошей семьи оказалась здесь? И мне не нужна была помощь, я сам бы справился.       — Я приютская, они из твоего?       — Да.— Голос на этот раз прозвучал тихо, а глаза закрыты, такое выражение лица порой бывало у меня, тридцатилетнего мужика, когда я узнавал результаты поисков, уставшего морально и физически человека.       — Пойдем, недельку у нас перекантуешься, а потом что-нибудь придумаем. — Я тащил мальчишку за собой на буксире, раз взялся помогать, нужно довести дело до конца. И ежу понятно очнуться они еще злее, чем были, а так может Мадам что-то дельное посоветует. Бабушкина интуиция, говорит, что он вроде не плохой. Хороший и ласковый зайчик, вряд ли, но и не чудище.       Он пытался брыкаться, но силы были не на его стороне. Вот и показались наши ворота, которые мы только месяц назад обновили. Мальчишки играют в лапту, а девочки, сидя у ворот, о чем-то громко спорят, но заметив меня, побросав свои дела, бросаются ко мне, но видя, что я не одна все тормозят и с удивлением смотрят на него, от чего тот напрягается. Извинившись перед детьми, тащу своего подопечного дальше, пока в коридоре не нахожу Мадам.       — Мадам!       — О, Алекс, а тебе не рано женихов приводить?— Вопрос меня заставил прирасти к полу, а язык прилипнуть к небу.       — Какой жених?! Не шутите так, я просто задумалась пока шла, и забрела чуть дальше и вот набрела, на парней, которые его убить хотели, ну и помогла. Но я их только вырубила, а они из одного приюта. Можно, что бы он пожил у нас не много?       — Как зовут?       — Том Марволо Реддл.