emptiness

Уилл сломан. С годами все становится хуже, парня будто опустошают изнутри. В свои 16 он ниже друзей на голову, а Майка - на все полторы, худой и бледный, и поэтому снаружи выглядит так же сломано, как и чувствует внутри. И глаза не дают показать, что всё хорошо, большие и отражающие всё, что прячет - как в день, когда он качался на качелях. Испуганные, – решительные – но испуганные, и такие глубокие, что лицо кажется ещё моложе. Изнутри он не ломаный, как снаружи, изнутри он просто пустой. Чувство такое, будто вместе с демогоргоном ушла часть его самого, не оставив прежнего Уилла. Но он пытается. Ради друзей, он пытается, он становится кукловодом собственного тела-марионетки, он ведёт себя как ни в чем не бывало, но... – Ты не уснул? – с напускной насмешкой спрашивает Майк, и глаза сквозь поволоку лёгкого дыма сигареты в тонких пальцах парня кажутся ещё чернее. Уиллер добавляет настороженно, – Ты в порядке? – Да, – Уилл тянет потрескавшиеся губы в улыбке и прячет взгляд. Он очень старается, ради друзей, но эти смоляные глаза видят не оболочку-куклу, а пустоту внутри. Ну точно же видят, Уилл уверен. Глядя на высокого по подростковому-нескладного Майка, с его лохматыми волосами цвета неба ночью и такими же глазами, похожими на глубокие озера, отражающие то самое ночное небо, Байерс только сглатывает и дёргает головой, так что волосы падают на глаза – ему просто лень постричься. Он ничего не чувствует, – как пустота может чувствовать? – но иногда ему кажется, что изнутри он все же не пуст – что марионетка шутки ради заполнена битым стеклом. – Чувак, ты уверен, что не хочешь пойти домой после алгебры? – вскидывает брови Лукас, доставая из пачки сигарету, – Выглядишь отстойно. – Всё хорошо, – Уилл затягивается и выпускает дым. Ему некуда спрятаться от проницательного взгляда Майка. А тот стоит, прислонившись к исписанной граффити стене, на клетчатой рубашке остаются следы пепла, но парня это явно не волнует – он типичный подросток, на уме у которых ничего кроме отношений нет – и Майк бы пользовался нехилым успехом среди девушек, если бы не считался чмошником. И ещё один нюанс. Если бы его интересовали девушки. – Погнали после школы на свалку, – расслабленно предлагает Уиллер, выдыхая дым вверх, запрокинув голову. – Да ну нахер , – отмахивается Дастин, – Что там делать? – У меня есть идея, – тут же подмигивает парень, – Соберём тот старый автомобиль из гаража Уилла, на свалке могут быть запчасти. – Ага, а помимо них ещё бухой сторож со своей ненормальной собакой, которая наверняка питается человечиной, – Дастин расширяет глаза и тычет пальцем в воздух, чтобы звучало убедительнее, но Лукас тут же фыркает: – Ну конечно, Дастин, а ещё эта старая псина – потомок демогоргона! У Майка слишком заразительный смех, и даже Дастин с виду обиженно усмехается, отводя глаза с видом «я всё равно знаю лучше», но Уилл как ни старается – не может себя заставить, и искренняя улыбка так и не появляется на лице – как и последние три года. Уиллу кажется, что он разучился улыбаться. – Ладно, парни, пошли, – Майк хлопает Уилла по плечу, выкидывая окурок сигареты и осаживая опять начавших ссориться Дастина с Лукасом. ●●● Темнота – как на той стороне, заползает в глаза, слепит, заполняет, убивает. Убивает уже несколько лет, и было бы легче – если бы убила уже давно, – но она возвращается каждый раз, стоит Уиллу закрыть глаза. – Уилл? – шёпот вытягивает, не даёт утонуть в темноте, а потом ладонь касается плеча и сквозь ткань свитера Уилл чувствует тепло, которое не нравилось ему… Но Уилл Байерс всегда любил тепло, носил свитера и не ходил зимой без шапки, в то время как Майк прятал шапку и шарф, заботливо подсунутые мамой, в рюкзак, и Уилл наблюдал, как на чёрно-ночных волосах звёздочками замирают снежинки, – Уилл, опять? Парень вздрагивает и поднимает голову со сложенных на парте рук, моргает, возвращая миру чёткость, возвращая цвета – как будто он налил на бумагу воды и капнул акварели, и та расползлась узорами по листу. Майк смотрит озабоченно, и Уилл хмурится, ему не привычно видеть такие глаза Майка, если бы он помнил тот день, когда его сожгли, то ему был бы знаком этот взгляд. Майк всё время был рядом. Как сейчас. – Я… я просто уснул, извини, – неловко улыбается Уилл, стараясь успокоить друга, – Ненавижу историю, скукотища. – Да, – кивает Уиллер и отводит глаза в свою тетрадь, – Только у нас сейчас английский. Уилл обводит взглядом класс, учебники на партах и кивает, выдавливая смешок, хотя ему не смешно. И Майку тоже. ●●● – Чел, что с тобой происходит? – в туалете пусто, перемена уже закончилась, но Майк не позволяет Уиллу выйти, загораживая дверь и хмуря брови, пытаясь заглянуть куда-то глубоко в глаза напротив, прочесть что-то внутри, но в пустоте нечего читать. – Всё нормально, – вымученно улыбается Уилл, поправляя лямку рюкзака на плече, – Я просто устал. – От чего? От чего ты устал, Уилл? – и в голове застревает мысль, что Майк прекрасно понимает, что Байерс устал не от уроков и не от будней. – Я… Майк, я… – он не замечает, как изламывает брови и закусывает губу, как белеют вцепившиеся в собственные плечи пальцы, замечает только что в глазах Майка странный блеск, будто ему не всё равно, – Я… Голос предательски завышается и дрожит неисправной струной, и в глазах Майка тревога сплетена с испугом, он поспешно хватает Уилла за плечо и не даёт упасть. Как не дал упасть когда-то, кажется, так давно… – Уилл, успокойся, – парень слышит его голос издалека и удивляется, почему он так далеко, он ведь видит его так близко – слишком непозволительно близко, а потом чувствует ткань рубашки и щекочущие пряди на шее, и Майка так много, что он ловит запах «Винстона», смешанный с дешёвым одеколоном, и только потом понимает, что Уиллер его обнимает, прижимая руками к себе и молча дыша в шею. Майку пришлось ссутулиться, и он уткнулся носом в свитер. – Уилл, ты так и не выбрался тогда, – шёпот с губ, видимо, срывается сам собой, – Уилл, ты так и не выбрался. Но он ещё сможет. Сейчас он это чувствует – что сможет, что темнота отпустит. Есть ведь и хорошая темнота, например, та что вьётся дымом в глазах Майка, и Уилл неуверенно кладёт холодные ладони на спину Уиллера, через секунду вцепляясь в ткань рубашки мёртвой хваткой, как будто это только Майк мог не дать ему упасть. – Я схожу с ума, такое чувство, что я просто схожу с ума, – голос заглушён, потому что Майк говорит куда-то в плечо, и Уилл не знает, о чём он говорит, потому что если кто тут и становится чокнутым – так это сам Байерс. – Да. У меня тоже. – Давай, – голос обрывается, как будто Майк не может договорить, – Давай сходить с ума вместе. Уилл кивает, улыбаясь неловко и криво, но теперь – по-настоящему, и понимает, что ему не нужно было искать человека, способного удержать его на поверхности, не дать провалиться в омут, потому что такой человек всегда был рядом, и он всегда держал его, не давая упасть, всегда держал, не спрашивая Уилла. ●●● Вечер опускает серый сумрак на Хоккинс, пуская по городку туман. Уилл открывает альбом, и страницы отдаются шелестом, страницы с рисунками: везде – чернота, захватывающая зомби-мальчика. Везде – теневой монстр, ставший частью зомби-мальчика. Везде – синие тоннели, жившие в голове зомби-мальчика. Он берёт альбом и, накинув куртку, выходит на улицу. Холодный воздух бьёт в лёгкие, и парень натягивает колючий, пахнущий теплом шарф на лицо, и шагает к сараю. Огонёк разведённого маленького костерка весело поедает страницы альбома. Рисунки чернеют, а потом исчезают вместе с бумагой, развеиваясь пеплом по ветру. Пальцы мёрзнут и плохо слушаются, зажигалкой приходится щёлкнуть несколько раз, прежде чем её огонёк – маленькая копия трещащего прямо у ног Уилла, – захватывает бумагу сигареты, позволяя вдохнуть никотин. Затяжка за затяжкой Уилл сжигает пустоту – а он и не знал, что такое возможно, – дым заполняет лёгкие, а что-то очень важное – душу. Рядом с пачкой сигарет в кармане лежит блокнот, и там пока лишь один рисунок. Рисунок, надо сказать, не столь правильный и красивый, как сгоревшие, потому что Уилл не силён в портретах. А у Майка, к тому же, необычные черты лица, передать которые карандашом не просто. Сходить с ума вместе, оказывается, гораздо легче, чем одному. Ты и не замечаешь, что в итоге вы не падаете вниз, а карабкаетесь вверх. С трудом, но пустота заполняется, потому что ей теперь есть, чем. Потому что в глазах Майка очень красивые звёзды. Потому что губы у него всегда со вкусом черники и сигарет. Потому что его руки бледные, но до боли горячие, а волосы непослушные и щекочутся, когда Уилл запускает в них пальцы. Потому что Майк – человек с целым миром внутри, и этого мира так много, что пустота Уилла не может его захватить. Этого мира так много, что его вполне хватает на двоих.