Американо с молоком

      Сраный Новый год. Я стою в красном платье и смотрю в отражение витрины на то, как красиво оно легло по моей фигуре. Я почти не ела неделю и совсем не ела в сегодняшний день. Хрупкие запястья порхают в воздухе, длинные пальцы жмут на кнопочки кофейного аппарата, и очень скоро пространство кафе заполняет густой аромат горьковатого напитка. Руки с идеальным маникюром цвета сладкого заварного крема подают кофе на прилавок, а губы изгибаются в улыбке.       Я выгляжу так, словно кинозвезду заставили смеха ради зайти в какое-то кафе, разместившееся в опасной близости к главной елке и эпицентру празднования, и отработать там трехчасовую смену в новогоднюю ночь.       Я вздохнула, в очередной раз выслушав аномально длинный заказ и удивившись, как язык клиента не заплелся на двойной узел еще на слове «ваниллакарамельлатте». Уж не говорю о сумасшедшей комбинации сиропов, которую он выбрал. Что же, не мне судить. Руки в уже изученных движениях делают новую порцию: засыпают кофе в емкость, спрессовывают, формируют кофейную таблетку и вставляют в аппарат. Параллельно вспенивается молоко и обкладывается матами тот человек, что в новогоднюю ночь захотел взрыв вкуса, а не какой-то там обычный американо.       Хотя, черт возьми, кто их всех поймет. Может быть, он сидел на жесткой диете три месяца, а в этот раз решил пуститься во все тяжкие? Новогодняя ночь все-таки. Я невольно задалась вопросом – с каких таких хуев кто-то может превращать свои внутренности в карамель, а я не могу выкроить секундочку даже для того, чтобы банально покурить?       Но ничего в этой жизни не происходит просто так – думаю я и ставлю кофе на прилавок – ни сиропы в напитке, ни сигареты, ни красное кружево платья.       Вчерашний вечер я провела за просмотром видео-уроков макияжа, поэтому сейчас на моем лице находилось косметики больше, чем в соответствующем отделе в супермаркете. Я схватываю на лету, поэтому сверкаю кокетливым взором голубых глаз, густо обведенных черным карандашом в удавшейся попытке сделать «смоуки».       Словом, я вся такая ахуенно красивая стою за этой ебучей стойкой. До конца смены осталось всего полчаса, а он все еще не пришел. И для кого, спрашивается, я тогда устраивала весь этот маскарад?       Понимаете ущербность ситуации? Какая-то бледная и умирающая от недосыпа баба тренируется часами перед зеркалом, чтобы выглядеть изящно, грациозно и, может быть, перестать рукожопить. Запинаясь, записывается в салон красоты и впервые в жизни покупает одежду не черного цвета. И все ради того, чтобы произвести впечатления на человека, который даже не появился в дверном проеме. Ради того, чтобы едва пролепетать: «Как обычно?». Пролепетать и, не произнося больше ни одного слова, повернуться лицом к кофейному аппарату. Глупо. Очень глупо.       - Прости, но мне срочно нужно покурить, - притянув свою напарницу за плечо, шепчу я. От Изабелы пахнет шоколадом и ромом – она раз за разом присасывается к бутылке с «Колой», но что-то мне подсказывает, что сладкий напиток там находится только в небольшом количестве (если вообще есть).       Напарница улыбается уголком губ, касается кончиком пальца золотой сережки и кивает головой в сторону двери. На ней обычная рубашка и короткая черная юбка, поэтому я чувствую себя чертовски нелепо в этом нарядном платье. Ситуацию ухудшает еще тот факт, что даже в этом нехитром прикиде Изабела выглядит в сто раз привлекательнее меня.       - Я думаю, Хоук, что этого клиента ты сама захочешь, - она выдерживает драматическую паузу, - обслужить, - заканчивает фразу и, сжимая в руке мою же пачку сигарет, удаляется на улицу. От ее двусмысленности у меня по спине бегут мурашки.       Я поворачиваю голову в сторону и сразу же чувствую, как желание сдохнуть прямо на этом же месте поднимается от пяток в голову, заставляя руки подрагивать. Какого черта?       Еще секунда – и руки сами потянутся к мерцающей мишуре у меня на шее в попытке затянуть ее покрепче на манер удавки, но я вовремя беру себя под контроль и улыбаюсь. Улыбаюсь настолько искренне, насколько может подыхающий изнутри человек.       - Американо с молоком? – я смогла даже не заикнуться, произнося эту фразу. Он кивнул головой, улыбаясь, и смахнул начинающий таять снег с пшеничных, собранных в хвост, волос. В этом огромном шерстяном шарфе он похож на один огромный комок уюта, и мне чертовски хочется обнять его, чтобы почувствовать, как он пахнет.       Руки дрожат. Колени подкашиваются. Я замечаю, что он вообще не обращает внимания на мое платье и хочу умереть еще сильнее.       - Ваш заказ.       Он просто забрал свой кофе, поблагодарил, улыбнулся и… ушел. Ни комплимента, ни многозначительного взгляда, ни давай-прогуляемся-после-смены-самая-божественная-женщина-в-Киркволе.       - Андерс! – я окликнула его в какой-то уже даже странной попытке привлечь внимание. Он, как и ожидалось, повернулся и окинул меня вопросительным взглядом медово-ореховых глаз.       О, я не застыла в смятении. У меня было, что сказать этому чертовски очаровательному сукиному сыну. Я хотела накричать на него за то, что он постоянно ходит весь в своем внутреннем мире и так мило сводит на переносице брови, размешивая сахар в кофе. Я хотела послать его нахуй, чтобы он наконец-то свалил из кофейни и не возвращался в нее. Хотела сказать, чтобы он бежал как можно скорее, пока я его отпускаю, чтобы беднягу не задело осколком моего разлетевшегося во все стороны сердечка. Все-таки, это моя последняя смена. Последняя смена нерешительной Хоук, которая всю свою жизнь сворачивала горы, но внезапно стала робкой перед каким-то там Андерсом.       - С новым годом! – улыбнулась я, - Приходи еще. Через неделю на американо с молоком скидки.       Андерс поблагодарил меня и вышел в дверной проем, едва не столкнувшись с довольной Изабелой. А я лишь в последний раз проводила взглядом его ссутуленную спину.