Свет во тьме

      — Да, да, хоть все забирай.       — Но он ещё ничего не съел!       Джинора бросается наперерез Рохану и буквально в последний момент, выхватывает из его маленьких ручек вазу с конфетами. Ребенок возмущенно кричит, хватая сестру за ноги и требуя сладости обратно, но та, лишь строго качает головой и указывает на стол, где почти был готов ужин.       — Но Корра разрешила! — кричал он.       — А я плохая, не разрешаю. Сначала ужин, а потом посмотрим! Вперед!       Мальчик мог бы спорить с ней ещё очень долго, в попытках забрать вкусненькое, но по опыту знал, что договориться со старшей сестрой почти невозможно — с Икки ещё ничего, а вот Джинора… Обиженно надув щеки, мальчик гордо зашагал прочь, минуя обеденный стол вообще. Джинора покачала головой.       — Корра, ну ты чего. Он бы всё съел! Мы что зря тут час крутились?       — А? Нет, конечно, нет.       Все её мысли были заняты телефоном в руках, который она не выпускала. Джинора нахмурилась, заметив, что ей названивают, не один раз за вечер, но разговаривать с настырным абонентом, опекунша не спешила.       Мысленно оскорбившись, девушка продолжила нарезать салат. И только закончив с ним, вновь обратила внимание на Корру. Та сидела на барном стуле, уже даже не стараясь делать вид, что занята готовкой и всё так же безучастно, смотрела в телефон.       — Ужин готов, — уже раздраженно бросила Джинора, — но если вы сегодня предпочтете компанию телефона, вас осудят. Ну, я осужу.       Авато подняла голову и, всё ещё не теряя задумчивого выражения лица, что-то промямлила в ответ. Джинора прошла мимо с большой тарелкой зелени и поставила на стол к небольшому ужину. За столом уже сидел Мило, выстукивая палочками по столу гимн всех голодных и обиженных детей в мире. Остальные подтянулись через пару минут, как, собственно, и Корра.       — Эй, а Корра сидит в телефоне за столом! А нам запрещает! — сразу заметила Икки, едва первый кусочек тофу оказался у неё в тарелке. — Несправедливо!       — Мне можно, — коротко ответила она. Визгливый голосок младшей Эйр будто вывел её из транса, и отложив телефон, она приступила к еде.       — Ты сама любишь повторять, что своим правилам нужно соответствовать! Пример подавать! Я тоже хочу сейчас сидеть в телефоне, между прочим.       Корра громко вздохнула. Достаточно громко, чтобы истеричный характер Икки, понял всю глубину возможного извержения, не менее истеричного характера Корры, если они продолжат этот разговор. Стушевавшись, она уткнулась в свою тарелку. Джинора насмешливо улыбнулась, и это не могло скрыться от сестры. И та сразу же забыла все невербальные предупреждения.       — А ты не улыбайся!       — Я не буду тебя спрашивать, когда и что мне делать.       — А порой следовало бы послушать, кого-нибудь, кроме себя.       — Видя твой пример, могу судить, что совет — полное…       — Так! Обе замолчали и продолжили набивать брюхо, чтобы до следующего утра не показываться мне на глаза! Клянусь, если я ещё раз услышу хоть одно оскорбление, в сторону одной из вас, вы обе будете перекрикиваться из своих закрытых комнат!       Вспышка ярости накрыла её так быстро, что девочкам не нашлось, что ответить. Настроение Авато сегодня было настолько странным, что никто из присутствующих не мог его разгадать, и тем более понять, как себя стоит с ней вести. Джиноре казалось, что она знает причину, но даже не понимала, как ошибается. А Икки просто всё не нравилось. Ей постоянно казалось, что бы не случилось — Корра всегда будет на стороне Джиноры, как бы та, была не права.       Девочка с недовольством сверкнула глазами, но говорить больше ничего не стала — всё и так было написано у неё на лице. Особенно красноречив был гнев. На сестру в первую очередь.       — Я наелась!       Аппетит пропал совершенно. С громким скрипом, она отодвинула стул и выбежала из комнаты. Джинора и глазом не повела, продолжая угрюмо жевать, а вот Корра встрепенулась, казалось, что сейчас она наконец очнулась от своего личного плена.       — Икки! Стой! Ну что за цирк вы постоянно устраиваете?!       — «Вы»?! Она первая начала, раз уж на то пошло! Думаешь, я сплю и вижу, как бы ей все мысли свои высказывать? — в свою защиту обиженно крикнула Джинора.       — Да мне всё равно, кто начал, если в итоге нам всем приходиться это выслушивать!       — Никто не заставляет вас слушать! Спасибо за еду! Мне.       Не менее драматично, старшая сестра покинула столовую, оставляя Корру просто сгорать от злобы. Каждый раз одно и то же, словно она взяла не детей одних родителей, а трудных подростков из разных исправительных учреждений.       — Вернись сейчас же! Обе вернитесь! Стой!       Но бежать за ними она не собиралась. Едва сестры похлопали своими дверьми, Авато сама вскочила с места и, сдерживая крик, просто ушла следом. Она ещё разберется с этими двумя, но не сейчас, когда её телефон, да и мозг тоже, просто разрывался от звонков Асами.       Мило с Роханом озадаченно смотрели им вслед, не переставая жевать ни на минуту. И только когда наедине с ужином остались они вдвоем, Мило произнес:       — На кухне всё ещё лежат конфеты.       — Да! — радостно завопил Рохан в ответ, соскакивая со стула вслед за братом.

***

      Пальцы аккуратно скользили по бумагам, ощущая какое-то теплое, почти невесомое чувство. Конечно, ведь они приносили девушке вообще не физическое тепло, ей было достаточно просто смотреть на них, чтобы погружаться в сладкую негу воспоминаний.       Джинора вновь читала письма родителей. Её маленькая привычка, от которой она вряд ли хоть когда-нибудь сможет отказаться. Она и не хотела. Вновь и вновь, готовая читать и вспоминать о родных людях. В таких моментах она находила успокоение, а требовалось оно ей действительно часто, в этом дурдоме, что пытался заменить ей семью.       — Дура, — с горькой усмешкой заключила Джинора.       Письма вновь отправились в ящик, а она, чувствуя тяжесть не только душевно, но и физически, с трудом поднялась. Стакан воды и что-нибудь на перекус не повредили бы, как и любое подобие прогулки.       В доме было тихо, как после бури. Сестра сидела в своей комнате, наверняка придумывая, в чём ещё обвинить старшую. Братья играли в своей комнате. Даже Нага притаилась где-то в недрах дома, не решаясь нарушить этот хрупкий покой.       Джинора спустилась на первый этаж и прошла на кухню. Грязная посуда после ужина, всё ещё занимала все присутствующие поверхности кухни. Сегодня её должна была мыть Икки, но та даже не удосужилась выйти. Как обычно, решила, что кто-нибудь сделает это за неё. Ничего нового.       Она наполнила стакан воды и как могла прибралась, складывая миски и приборы в раковину. «В этот раз я не буду ей потакать!» — со злобой подумала девушка. Закончив дела на кухне, она вышла в столовую, где на столе ещё стоял нетронутый ужин. Еда давно остыла — её так никто и не стал есть, убирать тоже. Тяжело вздохнув и осмотревшись, только тогда она заметила Корру, всё ещё сидящую во главе стола.       Опешив, Джинора нахмурилась и только тогда поняла, что Корра крепко спит, склонившись на руки.       — Корра?       Ответа не последовало, сон опекунши был слишком крепким, чтобы нарушиться так легко. Девушка подошла к ней, даже не зная, стоит ли её разбудить и отправить в постель. Но, смотря в её безмятежное личико, не осмелилась хоть что-либо сделать. Это лишь вызвало у неё печальную улыбку. Ненадолго. Заметив под руками, на которых она и спала, какие-то бумаги, с ярко-красным красноречивым предупреждением.       Джинора аккуратно, кончиками ногтей, подцепила бумаги и попыталась вытащить их из-под рук спящей, не разбудив её. Корра чуть заметно дернулась, чем напугала Эйр, задержавшую от волнения дыхание, но не проснулась. Облегченно выдохнув, той все-таки удалось вытащить документ.       «Последнее предупреждение».       Ей пришлось закрыть себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Пошатнувшись, Джинора испуганно всмотрелась в спящую Корру, но усилием воли смогла подавить в себе желание, тут же разбудить её и потребовать объяснений.       Их могли выселить… Огромная цифра в графе долга кричала о том, насколько долго в этом доме не оплачивались счета. И терпение властей явно подошло к своему пределу. Их могли выселить — выгнать на улицу, забрать родительский дом. Их дом!       Слезы навернулись на глаза так быстро, что она и не заметила. Она теряла всё, что раньше делало её счастливой. Родителей, вещи, воспоминания. Всё это у неё так быстро и так жестоко отбирали, не оставляя совершенно ничего. А теперь они готовы были отобрать последнее.       Сердце бешено забилось в груди, захотелось закричать, ударить по чему-нибудь и разбить, оставляя после себя лишь осколки. Как оставляла ей жизнь последние года три. Первый порыв — высказать Корре всё, что скопилось на душе. Как она могла? Почему? Зачем взвалила на себя всё это, зная, что не сможет тянуть? Она разрушила всё, что годами создавали её родители, всё, что после них осталось.       Джинора вернула лист на стол и поспешила прочь. Выскочив на задний двор, девушка глубоко и часто задышала, пытаясь успокоиться. Гнев и обида так сильно давили на неё, что она была уже не в силах сдерживаться. Хотя и всегда считала себя собранным и сдержанным человеком. Все эмоции нужно было хоть куда-то выплеснуть, чтобы перестать носить это в себе. Чтобы перестать разрушать саму себя изнутри.       Камни на дорожке бросились в глаза раньше, чем мозг успел осознать. Схватив самый крупный, Эйр со всего размаху запустила его прочь, за забор, вложив в размах всё, что у неё было: всю боль и обиду, что ей нанесли; удар за ударом, что она получила по самым слабым местам. Хотя её жизнь уже можно было назвать одним сплошным слабым местом.       Хватая всё больше и больше камней, она достаточно быстро избавилась от них всех, даже не задумываясь о том, кто во время этого акта вандализма мог получить черепно-мозговую травму. Яростно бросая каждый, Джинора вкладывала в удары всю свою злость, и только поняв, что под рукой больше ничего нет, она плюхнулась на садовый стул и обхватила лицо руками.       Эмоции скопились в такой запутанный корм, что разобраться в нём уже никто был не в силах. Хотелось обвинить весь мир, каждого человека, да всё, что однажды лишило её нормальной жизни, семьи, двух таких важных людей в её жизни. Потом Корру, которая не смогла удержать всё в своих руках, и память родителей утекала от них, будто сквозь пальцы. От её действий они могли лишиться и тех крох, что сумели сохранить. Она не могла этого позволить. Не могла отпустить и забыть родителей. Просто не могла.       Джинора подняла голову, чувствуя, как теплый сентябрьский ветерок будто утирает слезы с её лица. Вечер был чудесный, совершенно не такой, какое состояние было на душе у одинокой девушки. Хотелось бури, дождя, да чего угодно, лишь бы была возможность закричать вместе со стихией. Тогда бы никто не услышал.       Прошло достаточно времени, прежде чем Джинора смогла вновь взять себя в руки. Злость никуда не ушла, но ей навстречу пришла та рассудительность, которую когда-то привил отец. И хоть всё ещё хотелось ткнуть пальцем хоть в кого-нибудь и переложить груз проблем на его плечи, она не стала заниматься этим дальше — этим она помочь себе бы не смогла.       Но что она могла сделать? Что вообще подросток может предложить девушке, тянущей на себе огромные счета и четверых детей? Найти работу и уехать? Корра бы не позволила, она сама настаивала на том, чтобы у этих детей было хоть какое-нибудь детство. Но Джинора давно выросла. Она могла просто найти работу и помочь хоть чем-нибудь. Но кем? Кто возьмет шестнадцатилетнюю девушку на неполный рабочий день? А школа?       Эйр поежилась, всматриваясь в ночную мглу. Вокруг было тихо, их спокойный район всегда этим гордился. Джинора невольно вспомнила квартирку Кая, маленькую, возможно, как две её комнаты, в не самом благополучном районе города — там жизнь никогда не переставала кипеть и будто жила по своим законам. Был ли он там счастлив? Был ли счастлив вообще?       Девушка вдруг осеклась. Зачем ей вообще сейчас о нём думать? Своих проблем было больше. Но тут её осенило. Кай жил один, точно должен был работать где-то, чтобы не умереть с голоду и платить за квартиру. У него могли быть какие-то связи или пути, где мог заработать подросток. Да и он сам набивался к ней друзья, должен был помочь.       Лицо Джиноры не изменило выражения ни на минуту, всё так же печально и непроницаемо. Мысли её менялись медленно, но очень продуктивно. Именно сейчас, в разгар такой истерики, она нашла единственный путь, который мог помочь этому дому. И смысла винить кого-то она уже не видела.       Она поднялась и, бросив быстрый взгляд на окна комнат сестры и братьев, вернулась в дом. Так же решительно, как его покинула.