Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna, stazy2.       Летят дни, наполненные работой над заказами. Иногда это бывают совсем простые зелья, за которые я получаю в лучшем случае десяток галлеонов. Иногда — что-то более серьезное. Зелье, взятое в качестве заказа у «Слага и Джиггера», я заканчиваю готовить к концу недели.       Посматривая на разложенные в шкафу ингредиенты несколько дней кряду, я отчего-то опасаюсь браться за них. Вполне закономерно, надо сказать, учитывая стоимость ингредиентов. Нет, я, разумеется, не разорился бы в случае его порчи и вполне смог бы купить новые, но сам факт… для меня варка этого зелья была сродни экзамену: могу или нет? Как оказывается: могу. Правда, весь следующий день я брожу по дому, пугая самого себя дрожащими от волнения руками, но главное — я получаю за него целых двести пятьдесят галлеонов и изумленный взгляд мистера Джиггера.       Двести золотых монет ожидаемо отправляются в Гринготтс. А оставшиеся пятьдесят плюс еще двадцать, полученных у Малпеппера за очередной сданный ему заказ, позволяют мне заглянуть к мадам Малкин за полным комплектом одежды, включающим в себя, помимо двух пар брюк, полудюжины рубашек и двух мантий — белье, носки, а также ремни и прочие немаловажные аксессуары. К моему удивлению, денег, оставшихся после заказа, оказывается довольно много, а потому, выйдя из лавки, я решаю заглянуть в обувной магазин, расположенный совсем рядом с ателье, и взглянуть на предлагаемый ассортимент и цены.       К сожалению, эта идея оказывается не самой разумной. Отсутствие здоровой конкуренции у магов позволяет монополистам в какой-либо области совершенно безнаказанно завышать стоимость предлагаемого к продаже товара. Поэтому, лишь мельком взглянув на ценники, я выхожу на улицу, и, заглянув в Гринготтс буквально на несколько минут для того, чтобы обменять оставшиеся у меня после покупок галлеоны на фунты стерлингов, возвращаюсь домой.       Сначала я решаю аппарировать прямо с самого утра в район Ноттинг Хилл и посетить торговый центр Уэстфилд, покупкам в котором всегда отдавал предпочтение Алан Рикман. Но, спустя какое-то время, мне в голову приходит здравая мысль о том, что я сильно рискую. Дав самому себе слово не стараться выяснить, тот ли этот мир, в котором есть вероятность встретить свое прошлое «Я», или же совершенно иной, я собираюсь нарушить это обещание. Нет, у меня, фактически, нет никаких шансов встретиться с начинающим актером Рикманом в том самом месте, потому что я прекрасно помню, что в семьдесят седьмом году он вместе с Римой жил совершенно в другом районе Лондона, снимая недорогую квартиру. Но ведь сейчас и не две тысячи шестнадцатый год, а значит, этот торговый центр еще не отстроен. Тогда какой во всем этом смысл?       Закончив завтрак, я переношу опустевшую тарелку в мойку и устраиваюсь на стуле, сжимая в пальцах чашку с обжигающе-горячим чаем. Быть может, мне посетить какой-то другой магазин, расположенный ближе к моему нынешнему дому? Вероятнее всего, цены в близлежащих магазинах будут на порядок ниже, чем в районе того же Хаммерсмита.       Мои размышления прерывает негромкий стук во входную дверь, и я, отставив свою чашку в сторону, иду открывать, совершенно не представляя, кого бы могло занести в этот дом с визитом. Лишь прикоснувшись рукой к полотну входной двери, но, так и не донеся ее до дверного замка, я застываю на месте, внезапно вспомнив про… магглоотталкивающие чары. Те самые, которые не позволяют магглам видеть это здание.       Тогда получается, что мой нежданный гость — волшебник? Но этот адрес знает лишь Лили, но она бы никогда… разве только случилось что-то плохое? Да и в этом случае, я уверен, она наверняка предпочтет связаться с Поттером и компанией, нежели обратиться ко мне. Остается Малфой, который еще на моем первом курсе под каким-то благовидным предлогом выудил из меня мой собственный домашний адрес.       А Малфой — это…       Нет-нет-нет! Мотнув головой, я отступаю назад, стараясь делать это как можно более бесшумно. А на что я, собственно говоря, надеюсь? Если там, за дверью, действительно Темный Лорд, хоть я и не представляю его здесь, в этом квартале, в котором живут одни магглы, то вряд ли его надолго задержит эта ненадежная преграда в виде входной двери.       Стук раздается снова, и в этот раз он гораздо более требователен, чем в первый.       Помедлив еще несколько мгновений, я делаю глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, и рывком распахиваю дверь…       — Что ты здесь?.. — только и могу выговорить я, одновременно осознавая, что та, кто стоит на пороге, никак не могла оказаться здесь и сейчас. Разве что это — дурная шутка, и Лили где-то поблизости? — Петунья…       — Не позволишь войти? — спрашивает она и немного нервно оглядывается по сторонам. — Ну и район у тебя. Жуткая жуть.       — Уж какой есть, — немного справившись с изумлением, я отступаю в сторону, обратив внимание на то, что она держит в руках какую-то сумку. — Входи.       Она проходит в дом так уверенно, словно уже не раз и не два бывала здесь, но я точно знаю, что на самом деле это, конечно же, не так. Просто классическая планировка английских домов предполагает расположение гостиной и кухни рядом с прихожей, отсюда и ее уверенность.       — У тебя довольно мило, — произносит она, останавливаясь в центре гостиной и окидывая ее задумчивым взглядом. — Знаешь, я ожидала чего-то гораздо худшего. И, привет. Держи, — она всовывает мне в руки свою сумку, не дожидаясь моих возражений. — Это пирог.       — Зачем? — изумленный до крайности, я едва могу выдавить из себя одно-единственное слово, и она пожимает плечами:       — В гости не ходят с пустыми руками.       Ошеломленный ее неожиданным визитом, я иду на кухню и опускаюсь на свой стул, с которого поднялся несколько минут назад, лихорадочно размышляя. Не понимаю, совершенно не понимаю, каким образом сестра Лили, будучи самой обычной магглой, смогла увидеть мой дом? Ведь магглоотталкивающие чары не должны были позволить ей… разве что, накладывая эти чары, я совершил какую-то ошибку, и они не работают так, как положено? Или же Петунья — волшебница? Да нет, это форменное сумасшествие — думать так.       — Ты крайне гостеприимен, — Петунья входит на кухню вслед за мной, недовольно поджав губы.       — Как ты смогла попасть в мой дом? — выпаливаю я ей в лицо, не сумев справиться с собственной импульсивностью. — Ты не должна была его увидеть. Тебя привела твоя сестра?       — Скажешь тоже! — она недовольно фыркает и устраивается на стуле с другого конца стола, напротив меня. — Не знаю, как объяснить. Я шла к тебе с определенной целью, но, уже подойдя к дому, поняла, что не уверена в том, здесь ты живешь или где-то в другом месте. Мне пришлось остановиться и хорошо подумать. Я признавала, что поступаю импульсивно, и ты наверняка не будешь рад меня видеть, но мне действительно нужно поговорить с тобой. И после этого я сделала еще несколько шагов и оказалась на пороге.       — Ты… — я благоразумно умолкаю, проглотив про себя слово «волшебница». Петунья точно не такая. Если бы это было так, то ей в одиннадцать лет пришло бы письмо из Хогвартса, как и Лили. И не было бы той нелепой ссоры, едва не превратившей нас во врагов на всю оставшуюся жизнь. Но, быть может, она сквиб?.. Тогда бы это могло объяснить если не все, то очень многое. Уловив недовольное выражение на ее лице, я понимаю, что она ждет продолжения моей фразы и добавляю: — Я рад, что ты пришла. Честно.       Визит в обувной магазин откладывается на неопределенное время, потому что мы пьем чай с вкусным яблочным пирогом, который принесла Петунья, и разговариваем на некие отвлеченные темы. Причем, говорит в основном она, а я молчу, наслаждаясь еще теплой выпечкой и горячим чаем, лишь изредка качая головой в знак согласия или же несогласия.       — Тебе стоит сказать мне то, что ты хотела, когда шла сюда, — говорю я, бросив короткий взгляд на часы, стоящие на каминной полке в гостиной, которые мне как раз видно в дверной проем. Времени до доставки моего заказа из магазина мадам Малкин остается все меньше, и, думаю, мне все-таки стоит выпроводить Петунью из дома, чтобы она не столкнулась с совиной почтой. Не уверен, что это событие поднимет ей настроение.       Она умолкает, прерванная на полуслове моим вопросом и несколько мгновений разглядывает меня с недовольным видом, очевидно, будучи оскорбленной моим поведением.       — Вчера в маркете я услышала один разговор, — все-таки произносит она, отводя свой взгляд в сторону. — Там обсуждали какую-то грандиозную драку. Знаешь, я не обратила бы внимания… делать мне нечего, кроме как слушать о пьяных разборках! — она негромко фыркает и качает головой. — Не стала бы обращать внимание, если бы случайно не услышала промелькнувшее в том разговоре имя твоего отца.       Я вздрагиваю и смотрю на нее.       — Отца? Ты хочешь сказать, что…       — Я спросила у них, — продолжает она, сморщив переносицу. — Это были такие… ну, знаешь, явные любители выпить. И разило от них — как из выгребной ямы. Но… я все равно спросила. Они очень удивились, что такую, как я, интересует такой, как он, но рассказали, — ее виноватый взгляд встречается с моими глазами, и Петунья невольно вздрагивает. — Вчера вечером его несколько раз пырнули ножом в пьяной драке в баре тут, по соседству. Сейчас он в госпитале в крайне тяжелом состоянии. Врачи не уверены в том, что он выживет… — она умолкает и, покачав головой, добавляет еще более виноватым голосом: — Северус, прости. Я уже второй раз приношу тебе дурные вести.       — Сам виноват, — слова вырываются у меня раньше, чем я успеваю задуматься над тем, что говорю и кому. Нет, определенно мне стоит заняться развитием самоконтроля над собственными эмоциями. — Не стану его жалеть, даже не думай. По вине этого урода умерла моя мать. По его вине, Петунья! Только его! И ты сама это прекрасно знаешь. А теперь я должен внезапно начать переживать по поводу его никчемной жизни? Да пусть бы он поскорее отправился на тот свет. Мне все равно!       — Северус! — она вскакивает со своего стула и, обогнув стол, подходит ко мне, явно задавшись целью обнять меня, как тогда, на мосту, но я вскидываю вверх руку, останавливая ее.       — Не стоит. О матери я сожалел. В тот день, на мосту, мне сильно помогла твоя поддержка. Я очень благодарен тебе за нее. Но в этой ситуации… скорбеть о болезни, полученной в результате собственной глупости?! Жалеть о возможной смерти фактически убийцы моей мамы?! — я говорю эти невероятно жестокие слова, не сводя с нее глаз. — Я не стану жалеть об этом недочеловеке, это уж точно. И от тебя не приму никакой жалости. И, вообще, я думаю, тебе пора иди.       Та Петунья, с которой я был знаком до нашей с ней ссоры, сразу после этих слов убежала бы из дома, крича на всю улицу о том, какой я… хм, мне только сейчас подумалось, что Джо абсолютно точно схватила характер персонажа мисс Эванс в своих книгах. Но так наверняка поступила бы «ТА» Петунья. Эта же — с решительным видом усаживается обратно на свой на стул и смотрит на меня сердито.       — Еще чего, — говорит она, и теперь приходит моя очередь вздрагивать от неожиданности. — Ты изменился, Снейп. Знаешь, я сначала не поверила Лили, когда расспросила ее о причинах вашей ссоры. Но теперь…       — И что же она сказала? — в моем голосе против моей воли отчетливо слышится насмешка. — Наверняка обвинила меня в том, что я мерзкий, сальноволосый ублюдок, который…       — Нет, — девушка мотает головой, по-прежнему не сводя с меня взгляда. — Она сказала, что ты попал в дурную компанию. Под сильное влияние того, кто держит в страхе всю магическую Британию, не брезгуя и убийствами. Причем убийствами именно таких людей, как я или она.       — Чего?! — я вскакиваю со стула и, не сдержавшись, начинаю смеяться. Сначала тихо, затем все громче и громче, пока мой смех не начинает напоминать истерический. И останавливает его лишь обжигающая кожу пощечина, полученная мной от моей же гостьи.       — Прости, — произносит она, но в ее голосе я не слышу ни капли раскаяния. — Скажешь, это не так?       — Как видишь! — я протягиваю к ней руку. — Смотри! Ты видишь здесь хоть что-то напоминающее татуировку? Тебя, наверняка, уже убедили в том, что она у меня есть. Или это не так?       — Так, — она рассматривает чистую кожу моего предплечья с каким-то мрачным выражением лица. — Именно так. Ну, Лили…       — Забудь, — я иду в гостиную и усаживаюсь на диван, не сомневаясь в том, что она последует за мной. — Я не собираюсь совершать глупости. Хотя, знаешь… мне почему-то все происходящее кажется дурной постановкой какого-то дешевого спектакля.       — Рассказывай, — она решительно усаживается рядом и впивается в мое лицо внимательным взглядом. — Мне плевать, замешана во всем этом ваша ненормальность или нет. Я хочу знать все.       Пожав плечами, я приступаю к рассказу, искренне надеясь на то, что эта реальность все-таки не слишком сильно отличается от той, которую описала в своих книгах Джо.       — Странно, — я ожидаю чего-то гораздо более экспрессивного в ее исполнении по окончании своего рассказа, а потому изумленно таращусь на погрузившуюся в размышления девушку. — Ваш директор против этого типа — Темного Лорда. А как же ваша полиция? Или им все равно? Вообще, по словам Лили, он набирает себе целую армию, желая захватить мир, в котором будут жить только маги. Нечистокровные маги, такие как моя сестра или ты, должны будут стать его слугами, а такие, как я — просто умереть.       Я насмешливо фыркаю, помотав головой.       — Не думаю. И дело тут не в том, что думает твоя сестра, бездумно цитируя идеи нашего директора, возглавляющего оппозицию. А в том, что, во-первых, магглов четыре с лишним миллиарда*, а магов… быть может, на всей планете и наберется с миллион или два? И то, очень сильно в этом сомневаюсь. Да Темного Лорда просто задавят числом, если не считать того, что магическая мощь не выстоит и минуты против маггловского оружия. Это же форменная чушь!       — Я тоже так думаю, — кивает она. — Но убежденность Лили… она утверждает, что этот ваш Темный Лорд одержим желанием жить вечно. И ищет способы для этого. Хотя я не представляю, как это возможно…       — Это и невозможно, — соглашаюсь я. — У магов есть кто-то такой… тип, создавший философский камень, который вроде бы продлевает жизнь ему и его жене на протяжении нескольких сотен лет. Но, как мне кажется, это простая дезинформация. Этого мага никто и никогда не видел живым несколько последних столетий. Все взято с чужих слов… как и про Темного Лорда, — я задумчиво поглаживаю пальцами вытертую обивку дивана, ощущая на себе внимательный взгляд девушки. — Знаешь, все это слишком дурно пахнет. Несколько дней назад я случайно встретил на Диагон аллее того, кого твоя сестра называет «убийцей магглов». И поверь, он выглядел совершенно нормальным. Не безумным маньяком, не психом, не… даже не знаю, кем еще. А самым обычным человеком.       — Забавно, — она фыркает. — Что-то назревает в этом вашем мире, и мне это совсем не нравится.       — Как и мне, — соглашаюсь я и чуть виноватым голосом добавляю: — Знаешь, тебе, правда, лучше уйти сейчас. Ты же не любишь все, связанное с колдовством, а сейчас…       — К тебе кто-то должен прийти, — понятливо кивает она и встает. — Ладно, тогда я пойду.       — Совиная почта, — поясняю ей вслед, и Петунья, резко крутнувшись на месте, возвращается назад, вновь усаживаясь на диван.       — Северус, ты болван! — ее эмоциональности в этот момент мог бы позавидовать даже Алан Рикман. — Как ты считаешь, если я достаточно спокойно переношу визиты совы моей сестры, то неужели не смогу пережить появление твоей?       Я пожимаю плечами. А в самом деле, ведь так и есть. Тогда почему Джо была так уверена в том, что Петунья ненавидела все, что связано с магией? Насколько я вижу — ненависти тут нет. Ей даже не пахнет. Грусть определенно присутствует. Все-таки Петунье очень хотелось быть волшебницей, как и ее сестра. Но я пока что не стану говорить ей о своих подозрениях. Надо сначала узнать, можно ли каким-то образом выяснить статус ее крови или нет. А вдруг она и, правда, сквиб?       Следующие пару часов мы разговариваем уже на вполне определенные темы. Я рассказываю ей о том, как выставил из дома отца, как заключил контракт на варку зелий с аптекой расположенной на Диагон аллее, стараясь заработать себе на еду и одежду. Рассказываю зачем-то о своей мечте получить мастерство в зельеварении. Петунья соглашается со мной в том, что нужно искать того, кто поможет с финансированием моего дальнейшего обучения. А вот факт возможного попадания в зависимость нервирует ее ничуть не меньше, чем меня. Она, будучи старше меня и своей сестры на два года, второй год учится в Эдинбургском колледже искусств на дизайнера, получив правительственный грант. Услышав об этом, я с трудом подавляю вздох. Учитывая то, что Алан Рикман окончил Лондонский Королевский колледж искусств по специальности «графический дизайн», у нас с ней намного больше общего, чем я думал в самом начале.       Когда сова от мадам Малкин все-таки прилетает, часы на каминной полке показывают уже пятый час вечера. Странно, но все это время мне почему-то совсем не было скучно, да и Петунья, явно чувствовавшая себя скованной в самом начале визита, спустя несколько часов расслабляется и становится самой обычной девушкой.       Впустив пеструю и немного взъерошенную сову, очевидно, уставшую от дороги, я угощаю ее кусочком пирога, который принесла Петунья, и забираю у нее сверток, привязанный к лапе.       — Очередной заказ? — с интересом спрашивает у меня девушка, провожая меня взглядом, а я, вместо того, чтобы сбежать в свою комнату, прячась от неудобных вопросов, так, как это наверняка сделал бы еще месяц назад, отвечаю:       — Нет. Вернее, заказ, но сделанный не мне, а мной. Новая одежда.       — Показывай! — командует она, сдвигаясь на самый край дивана, и я неудержимо краснею, внезапно припомнив, что в свертке, помимо обычной верхней одежды, имеется еще и белье. Впрочем, кажется, она и сама понимает, что сказала что-то не то, потому что смущенно добавляет: — Северус, прости. Я привыкла, что Лили всегда показывает мне…       — Я так и понял, — не менее смущенно улыбаюсь я. — Знаешь, я как раз собирался в ближайший обувной магазин в Лондоне, когда ты пришла. Если хочешь, можешь пойти со мной, поможешь выбрать…       Не знаю, быть может, прямо сейчас, я совершаю еще одну глупость, но я хорошо помню, что Алан Рикман, несмотря на всю свою популярность, был практически не приспособлен к быту. Большинство его покупок совершалось при непосредственном участии Римы. Быть может, кто-то и скажет, что это — ненормальная зависимость, или того хуже — полное подчинение, но ему было и в самом деле комфортно с ней. А потому и любую помощь, исходящую от нее, он принимал совершенно спокойно.       Но Римы здесь нет, а в себе я по-прежнему не уверен. И, наверное, именно эта причина вынуждает меня пригласить девушку с собой.       — Я буду аппарировать, — предупреждаю ее, и, видя недоуменный взгляд, добавляю: — Аппарация — это мгновенный перенос тела в пространстве. Так могут только волшебники. В первый раз может быть неприятно. Согласна?       — Рискну, — немного подумав, говорит она и с сомнением смотрит на меня. — Вот только тебе следует переодеться. Едва ли тебе будут рады, если ты появишься в торговом квартале в таком виде.       Что ж, надо признать, она права. Прихватив полученный сверток, я поднимаюсь в свою комнату, где увеличиваю его и переодеваюсь в самые простые брюки и рубашку, подозревая, что мои старые ботинки к более элегантным вещам просто не подойдут, после чего торопливо сбегаю вниз, к ожидающей меня девушке.       — Готова? — протягиваю ей руку и, ощутив в своей ладони тонкие пальцы, сжимаю их, аппарируя в расположенный рядом с торговым кварталом в восточной части Лондона небольшой парк.       Мы возвращаемся ко мне домой, когда механические часы на каминной полке показывают восьмой час вечера. Петунья, к моему несчастью, оказывается намного въедливей Римы. Замучив меня до полусмерти целой сотней примерок, она помогает выбрать три пары обуви на все случаи жизни: классическую, спортивную и повседневную. А затем еще пару джинсов и тонкий кашемировый свитер.       Я сажусь на диван, ощущая себя выжатым, как лимон, и она негромко смеется, разглядывая небольшую горку бумажных пакетов, сваленную мной на пол возле камина.       — Никогда не понимала, отчего вы, мужчины, так не любите шопинг, — задумчиво говорит она, и я торопливо возражаю:       — Мне нравится. Просто слишком много впечатлений, да и вообще…       Ну не признаваться же ей, что меня, разгуливающего по Сент-Джон-роуд**, накрыло очередным приступом воспоминаний, принадлежащих Рикману, которого когда-то давно занесло по чистой случайности в этот торговый квартал. Наверное, странно с моей стороны было бы надеяться на то, что где-то в Лондоне есть места, которые Алан не посещал? Да он знал этот город вдоль и поперек, изучив его еще во времена своей юности.       — Чаю? — вздох Петуньи побуждает меня вспомнить обязанности хозяина, и она торопливо кивает, пряча улыбку:       — С удовольствием! Думаю, мы оба его заслужили.       Мы прощаемся возле подъездной дорожки ее дома, до которого я провожаю ее, здраво рассудив, что девчонке, живущей по другую сторону реки, не стоит гулять одной по нашему крайне неблагополучному кварталу поздним вечером.       — Что планируешь делать завтра? — немного помедлив, спрашивает она, и я пожимаю плечами:       — Думал, может стоит написать письмо деду? Ну, отцу моей мамы. Я тебе сегодня о нем говорил. Не знаю, вдруг случится чудо и он захочет со мной встретиться, получив это письмо… в любом случае он, по сути, единственный мой родственник кроме… — я мрачнею, вспомнив Тобиаса Снейпа и она это явно понимает.       — Не хочешь посетить отца в госпитале? — спрашивает девушка, и я отрицательно качаю головой:       — Нет! И не начинай снова! Я знать не хочу ничего об этом человеке! Никогда его не прощу!..       Она отводит глаза в сторону и вздыхает:       — Я, может быть, зайду завтра? Ты не будешь против?       Странно, но я совершенно не представляю, что можно ответить на этот вопрос. Алан Рикман всю свою жизнь посвятил одной-единственной женщине. Той, которую любил. Той, от которой в ответ получал такую же безграничную любовь, поддержку и понимание. Внимание же других особ женского пола в свой адрес он воспринимал как неизбежный атрибут известности, не поддаваясь его соблазнам. Не считать же, на самом деле, поцелуи с партнершами по киносъемкам и театральным подмосткам чем-то серьезным?       Там, в жизни Алана Рикмана, все казалось простым. Но здесь я, неожиданно для самого себя, оказываюсь перед сложной дилеммой: оставить все, как есть, или попытаться принять ее чувства? Хотя я совершенно не уверен в том, что расшифровываю знаки внимания, которые оказывает мне сестра Лили, правильно. Не выставлю ли я себя перед ней болваном, приняв желаемое за действительное? Не знаю, а потому, немного помолчав, пожимаю плечами, выбрав, как мне кажется, самый легкий путь — просто пустить все идти своим чередом и, в конечном итоге посмотреть, куда это приведет…       — Заходи. Буду рад. Кстати, я завтра планирую заниматься варкой зелий. Если будет интересно — можешь посмотреть.       Она кивает и идет к двери в дом. Задержавшись на пороге, Петунья совершенно неожиданно поворачивается ко мне. Увидев мой внимательный взгляд, она улыбается и, кивнув, скрывается внутри, а я, недоуменно вскинув бровь, еще несколько минут стою на месте, пытаясь понять — не почудилась ли мне эта улыбка? А затем отправляюсь домой.       Да, определенно, мне есть над чем подумать…