Стайлзу десять, когда погибает его мать, в бреду повторяя, что это её единственный сын виноват в случившемся. После похорон отец безостановочно пьёт, а Стилински-младший заседает перед компьютерным монитором, пытаясь зарыться с головой в переизбыток бесполезной информации, поступающей из интернета, дабы хоть как-то забыться и убежать от всего этого ада, в который обратилась его жизнь.
Стайлзу двенадцать, когда после очередной бессонной ночи к нему за последнюю парту подсаживается взъерошенный мальчишка, сходу начинающий втирать ему какой-то бред о недавно вышедшем комиксе про зомби-апокалипсис. На красноречивый взгляд Стилински а-ля «Какого хера ты несёшь, чувак» одноклассник просто пожал плечами и невозмутимо заявил:
— Ты выглядишь несчастным, когда сидишь тут в одиночестве. Тем более, Мэри прогнала меня, заявив, что я у неё списываю, поэтому теперь я сижу здесь. Меня, кстати, Скотт зовут, а тебя?
Стайлзу четырнадцать, когда он подсаживается на Аддерол*, поедая тот в неограниченных количествах. Он редко спит. Стилински мучают кошмары, поэтому он упорно поглощает энергетики, избегая сна и предпочитая холодной постели монитор любимого компьютера-ровесника. Но рано или поздно кошмары всё же настигают его, они точно часы пыток под этим проклятым пуховым одеялом, которое, кстати, ни черта не греет.
Во всех этих снах постоянно звучит голос погибшей Клаудии, повторяющий те страшные слова, что она твердила перед смертью. Её бледные руки тянутся к нему, к Стайлзу, пытаясь ухватиться своими длинными цепкими пальцами за его тонкую шею. Стилински кричит. Каждый раз с его губ срывается этот вопль ужаса, сопровождающийся недовольным бурчанием шерифа из соседней комнаты. Из-за ледяного пота, стекающего со лба, каштановые пряди прилипают, спутываются, и на утро их будет невозможно расчесать, но Стайлза это, как ни странно, совсем не волнует. Он просто достаёт из прикроватной тумбочки успокоительное и выпивает остатки залпом.
Стайлзу шестнадцать, когда его лучший друг становится плохо контролируемым порождением тьмы из страшных книжек и сопливых «сумеречных» мелодрам, а вечно угрюмый и молчаливый мистер «Я могу прикончить тебя взглядом» появляется в его серой никчёмной жизни. Он хмурит свои охуительные брови и при любой удобной возможности пытается покалечить Стилински, приказывая тому уже наконец заткнуться. Но Стайлз почему-то не слушает, продолжает тараторить всякий бред, раздражая оборотня и нагло игнорируя все инстинкты самосохранения, визжащие на задворках сознания. Просто это весело. Дерек забавный, когда злится, и Стилински, похоже, единственный, кто так считает.
Стайлз осознаёт, в какой жопе находится, только когда пытается изъять из живота Хейла пропитанную аконитом пулю, параллельно обливая того отборным матом. Этот безмозглый Хмуроволк полез под пулю, сбивая Стилински с ног и тем самым спасая от мгновенной смерти.
— Погеройствовать решил?! Заняться, блять, нечем?! — стягивая дыру на его животе своей байкой, кричит Стайлз. — О чём ты только думал?! — обречённо выдавливает он под конец, вглядываясь в побледневшее лицо Хейла.
— О тебе, — просто отвечает Дерек прежде, чем в комнату вбегают взволнованные Скотт и Айзек.
Стилински уже говорил, что он в жопе? Ибо как ещё назвать влюблённость в крутого альфу-оборотня, который тебя на дух не переносит и хмурится каждый раз, замечая тебя, так, что складывается ощущение, будто Хейл уверен, что если он не изобразит этот мимический жест на своём лице, как только завидит Стайлза на горизонте, то в тот же миг упадёт замертво и нахрен подорвёт всё пространство вокруг себя? Квартальный пиздец, иными словами.
«Быть объектом его любви — страшное проклятье, сулящее за собой „горячую“ путёвку прямиком в ад» — мысленно твердил себе Стилински, понимая, что отдал бы всё за эту самую «путёвочку», а после молча перескакивал с видео «Как избавится от безответной влюблённости» на «Как влюбить в себя парня? 10 самых эффективных советов», браня себя на чём свет стоит.
— Стилински, убейся об стену.
И Стайлз ничуть не чувствовал себя потерянным, сидя в лофте Дерека и выслушивая всю эту романтическую ересь Скотта о том, что они с Эллисон наконец-то нашли друг друга и теперь никогда не расстанутся, и ещё о какой-то херне. Нет, правда, ничуточки.
— Я ведь сразу всё понял, сразу учуял в ней свою
пару! — торжественно изрёк под конец Маккол, а после мгновенно стушевался и прикусил язык.
— Что ты там учуял? — участливо переспросил Стилински, замечая странную реакцию друга.
Стайлз заметил, как испуганные глаза Скотта с ужасом взирают на кого-то позади Стилински, и решительно обернулся.
Давненько он Дерека таким злым не видел. Глаза покраснели, ноздри раздуты, а из горла вот-вот рык вырвется.
— Вы… Вы чего это? — отойдя от шока, испуганно интересуется Стайлз. — Скотт, ты украл его краску для бровей?
Хейл всё-таки рычит. А Питер искренне хохочет, появляясь в гостиной. Только дядюшка-психопат может по достоинству оценить юмор Стилински.
— Племянничек, не злись ты так, я уверен, Скотт использовал не всю, — довольно подначивает Хейл-старший, задорно подмигивая Стайлзу.
Дерек только раздражённо фыркает и успевает одарить всех троих убийственным взглядом прежде, чем выйти из комнаты, чуть не сорвав несчастную дверь с петель.
Скотт только отмахивается, замечая удивлённый взгляд Стилински, мол, Дерек же, а Питер, довольно напевая что-то себе под нос, удаляется. А Стайлз… Что Стайлз? Стайлз был бы не Стайлз, если бы не начал копать.
— Я не могу предоставить тебе эту информацию.
Отчаявшись искать нечто полезное в интернет-источниках, Стилински решает отправиться к Дитону, но, как и ожидалось, всё оказалось не так просто.
— Это почему? — решил уточнить Стайлз.
— Я обещал одному… Кхем, человеку, что не расскажу тебе об этом, — скомкано объяснился друид и поспешил выставить подростка за дверь. — У меня пациент, а ты тут со своими отнош… Кхем, не важно, в общем…
Попытки достать информацию Стайлз, конечно же, не прекратил, но все они не увенчались успехом, так как стоило стае услышать слово «пара» в данном контексте из уст Стилински, как все волчары тут же прикусывали языки и обзаводились неожиданными, но, бесспорно, очень важными делами. А Скотт вообще в панике сбегал, не удосуживаясь даже предлог нормальный придумать. Что за хрень?
Тем временем влюбленность Стайлза неустанно набирала обороты. Отныне в лофте Дерека он проводил всё своё свободное и несвободное время, выполняя с волчатами домашку, помогая Эрике готовить ужин, играя со Скоттом в приставку и судорожно пытаясь поймать каждый раздражённый взгляд одного Хмуроволка.
Причём Стилински даже смог уловить одну занятную закономерность: чем сильнее он погрязал в своих чувствах, тем более злыми и раздражёнными становились взгляды Хейла. Каждый раз, замечая это, стая немного терялась, Стилински хотел провалиться сквозь землю, а Питер выходил на улицу, чтобы поржать. Супер. Стайлз понимал, что ничего не понимал.
Иногда Стилински засматривался на то, как Дерек помогал ребятам с физикой по вечерам или смотрел с Макколом и Бойдом очередной боевик, легко улыбаясь на смешных моментах. Поражался тому, как он невозмутимо пробовал совсем не получившийся пирог Эрики и хвалил его, съедая до последней крошки, или покупал Стайлзу шоколадное мороженое, возвращаясь из магазина с покупками для стаи. Стилински не мог понять, почему Хейл вообще запомнил, что он любит шоколад, и почему покупал эту холодную сладость для него каждый раз, но спросить об этом у самого виновника волнений боялся. Боялся, что потеряет даже этот маленький жест, если осмелится спросить. Поэтому Стайлз всегда молча забирал из рук Дерека красочную баночку и, не поднимая глаз, быстро кивал в знак благодарности и тут же «испарялся» из просторной кухни.
Стилински любил смотреть на Хейла во время тренировок, когда тот отдавался целиком, переставая хмуриться и ворчать. К тому же Стайлз мог тайком наблюдать за оборотнем, не боясь спалиться, что, кстати, происходило с ним периодически. Стилински казалось, что эта какая-то аномалия, которая буквально тянула его к Дереку. Тянула невидимыми нитями, ближе и ближе, а все сопротивления Стайлза только впутывали его во всё это безумие ещё сильнее, крепче, оставляя тянущие раны на коже.
«Что за наваждение?» — каждый раз спрашивал он сам себя, больно ударяясь затылком о дверной косяк.
Открывает глаза — Дерек. Закрывает — Дерек. Дерек в голове, перед глазами и под окровавленными пальцами после очередной стычки с охотниками. Кошмары сменились смазанными и непонятными снами и, блять, Стайлз уверен, что они о Дереке.
Он везде. Абсолютно. Под кожей, точно паразит, который уничтожает Стилински изнутри. В свои четырнадцать он был уверен, что зависим от Аддерола, но нет, теперь-то Стайлз точно знал, что такое
настоящая зависимость.
— Стилински, ты задрал со своей влюблённостью, — раздражённо заявляет Хейл в один из ужинов стаи. — От тебя буквально исходят волны этой дряни в перемешку с зачатками депрессии, и меня уже это задрало, иди страдать в другое место или избавься уже от этой проблемы.
Стайлз Стилински? Нет ответа. Длинные пальцы так сильно сжимают рукоять вилки, что белеют. Взгляд расфокусирован, и только на секунду дрогнувшая нижняя губа выдаёт его истинное состояние. Над столом повисло напряжённое молчание, стая отходит от шока. Даже Питеру не смешно. Дерек смотрит пристально, в упор. И понять, о чём он думает, сейчас невозможно, но Стайлз и не хочет этого знать.
Молча кладёт столовые приборы на место, и стараясь подавить дрожь в руках, вытирает кончик рта салфеткой. Отодвигает стул, поднимается из-за стола и, не глядя на Дерека, чётко произносит:
— Если бы я мог избавиться от этой
проблемы, то уже сделал бы это, но боюсь, что уже слишком поздно, — краешек губ ползёт вверх, и Стайлз знает, что до истерики осталось не так много времени, поэтому переводит взгляд на растерянную Эрику. — Курица была восхитительна, спасибо за ужин.
Разворачивается и уходит так быстро, как вообще может позволить движение шагом. Руки дрожат, пока он ведёт машину, сворачивая на нужную улицу. Да что там руки? Его всего трясёт! На улице льёт дождь, и капли стекают по лобовому стеклу, их стирают дворники, оставляя за собой разводы. На улице льёт как из ведра, и капли стекают по щекам Стилински, но дело вовсе не в погоде, и дворники помогут вряд ли.
***
Мобильник Стайлза отключен вот уже третий день. Он игнорирует настойчивые попытки Скотта с ним поговорить, неловкие вопросы отца а-ля «Всё в порядке, не планируешь самоубийство?» и даже сообщения несравненной Лидии Мартин, висящие на электронной почте. И вот даже если сегодня наступит конец света, Стилински не высунет носа из своего одеяльного «кокона» и не перестанет тоннами жрать успокоительное, борясь с угрозой панической атаки. Блять, это пиздец, ребята.
Во вторник Стайлз решает всё-таки почтить школу своим присутствием. Ну… Как решает? Отец выставляет его за дверь, заранее выкинув на улицу портфель.
— Школа так школа, — пожимает плечами Стилински, плетясь к своему джипу. — И ебись оно всё конём.
Здание школы встречает его крепкими объятиями, а после отборным матом Скотта, возмущениями Лидии по поводу игнора её сообщений и нотациями профессора Харриса о пропусках без уважительной причины.
— Чувак, ты точно в порядке? — обеспокоенно уточняет за обедом Маккол, прерывая свой «увлекательный» рассказ о том, как переливаются волосы Эллисон на солнце.
— В полном, — чеканит Стайлз в ответ, продолжая переписывать какую-то муть из конспектов Лидии.
— Знаешь, Дерек…
— Цыц! — выпаливает Стилински на тон громче обычного. — Ни слова.
— Окей, чувак, — ошарашенно кивает Маккол. — Но почему ты не рассказал мне о своей влюблённости?
— Ты должен был слышать её запах, болван.
— Мы не можем её чувствовать, так, наверное, только альфы могут, — возмущённо оправдывается Скотт. — Так ты расскажешь мне, кто это?
— Кто это? — кажется, у Стайлза задёргался глаз.
— Это я у тебя спрашиваю! Не обижайся, друг, но вся стая ставки сделала, а Питер вообще сотку поставил, — сообщает Маккол так, точно они тут погоду обсуждают.
— И на кого же? — нет, не кажется, у Стилински дёргается глаз.
— Совсем из ума выжил! — весело заявляет Скотт. — На Дерека, представляешь?
Представляет. Представляет всё настолько красочно, что остатки его разбитого на осколки маленького мира содрогаются и окончательно крошатся. А Маккол невозмутимо продолжает:
— Ты и влюбился в Дерека, да чем он вообще думает? Ладно ещё Хейл, с ним всё и так ясно, но ты-то тут причём?
— Передай Питеру, что его ставка выиграла, — коротко просит Стилински и, оставив свой нетронутый поднос на столе, идёт к выходу из столовой, провожаемый ошарашенным взглядом друга.
***
На следующий день Стайлз просто игнорирует попытки отца выбить дверь и празднует свою маленькую победу, когда входная захлопывается, а звук мотора полицейской машины постепенно затихает.
День проходит относительно спокойно. Телефон закинут под кровать, за окном льёт дождь, Стилински снова в одеяльном коконе, а рядом с ним они — купленные вчера успокоительные. Ну, и пакетик наркоты, которую Стайлз хранил на «чёрный день», но это уже в крайнем случае.
Он просматривает каждую сопливую мелодраму, попавшуюся ему на глаза, и снова игнорирует попытки шерифа прорвать его «барикаду». И да, Стилински знает, что ведёт себя, как сопливая девчонка, но не сказать, что его это хоть как-то трогает.
Стук в окно раздаётся около восьми. Подросток, всё ещё закутанный в три слоя одеял, нехотя плетётся к окну, разом проклиная всех оборотней и их создателей.
— Скотт, какого хуя? — вскидывает бровь Стайзл, глядя на своего лучшего друга, висящего на грёбаном карнизе и промокшего до нитки.
— Я переживал за тебя! — возмущается Маккол. — Ты где вообще был? И то, что ты сказал вчера…
— Сгинь, — одним рывком Стилински зашторивает окно. — Я не собираюсь с тобой обсуждать свою болезненную влюблённость.
— Погоди, Дерек же… — Стайлз торжественно перебивает его оригинальным исполнением песенки «Я тебе не слышу, утопись в канаве».
— Я иду в ванную, а ты можешь висеть там хоть всю ночь, ибо я не собираюсь сейчас разговаривать о… В общем, удачи, — заявляет Стилински и действительно плетётся в ванную комнату, ибо ещё немного, и он реально станет с одеялом одним целым.
Приведя себя в относительный порядок и проведя в ванной добрые два часа, Стайлз раслаблено прошествовал в свою комнату и плюхнулся на кровать, предварительно натянув чистую пижаму. Хлопковую. Мягкую. Уютную. И милую. Не то что его жизнь.
Тук-тук.
Стилински издаёт страдальческий стон, но всё же подходит к окну.
— Скотт, меня не было два часа, ты не мог провисеть там всё это время, — одёргивает штору и встречается взглядом с такими знакомыми голубыми глазами, что внутри всё жгутом сжимается, и к горлу ком подступает, поперёк встаёт и дышать мешает.
Рывком задёргивает штору и спиной к холодной стене прижимается, дышит медленно, точно боится, что услышит. И услышит ведь. Глаза закрываются, а дрожащие пальцы к ушам прижимаются, прогнать гул пытаются.
— Что ты делаешь? — Дерек ведь его не видит, но поведение наверняка странным считает.
«Ну и пусть считает» — решает Стайлз, но всё равно отвечает. Тихо так. Можно с жужанием мухи перепутать.
— Делаю то, что ты хотел.
— А именно? — уточняет хриплый голос по ту сторону стекла, и Стилински правда прилагает достаточно усилий, чтобы не начать истерично ржать в припадке.
— Страдаю в другом месте, — выдавливает в ответ и ещё плотнее к стене жмётся, точно она его щит от злого дяденьки-оборотня снаружи.
— Тебе ведь никто так и не рассказал о связи пар? — спрашивает тихо, но Стайлз слышит, как будто все органы чувств, кроме слуха, сейчас отсутствуют.
Качает головой в ответ и до Стилински запоздало доходит, что Дерек его не видит.
— Какой-то мудак запретил им мне рассказывать, — перефразировал он, затаив дыхание, видимо, надеясь уловить хотя бы один посторонний звук, кроме собственного бешеного сердцебиения.
— Ты всегда называешь меня мудаком, или есть ещё какое-то внегласное прозвище? — усмехается Хейл, и Стайлзу вдруг становится интересно, за что он цепляется, чтобы удержаться на уровне второго этажа.
— Хмуроволк, Казанова и Хмурый любитель покрасить брови, — сообщает Стилински, улыбаясь последнему прозвищу. — Иногда по имени, но только по праздникам, так что не обольщайся.
На самом деле прозвищ и кличек было бесконечное множество, но Стайлз бы предпочёл сгореть заживо, чем признаться сейчас Дереку в количестве милых дразнилок, которыми он называл его в своих мыслях. Впрочем, он во многих вещах никогда бы не признался Дереку.
— Связь пары — это идеальная физическая и духовная совместимость, — объясняет Хейл. — Оборотень до последнего вздоха оберегает пару, и эта связь прочнее связи стаи, какой бы крепкой та не была.
— Оу, — изрекает Стилински. — И почему мне нельзя было об этом знать?
— Потому что ты моя пара, Стайлз, — выдыхает оборотень, которому казалось, что это и так до боли очевидно. Всегда было очевидно.
— И когда ты понял? — спустя некоторое время интересуется Стилински.
— Сразу, — поясняет Дерек, фокусируясь на худеньком плече подростка, единственном «фрагменте», который сейчас был ему визуально доступен.
— И ты не счёл нужным рассказать мне, — в голосе скользило столько боли и обиды, что Хейла и самого скрутило не на шутку. — Нет, я конечно понимаю, что не пара-мечта и всё такое, но, блять, меня чуть на части из-за всей этой хуйни не разорвало, а ты мне даже шанса догадаться не дал. Ты грёбаный мудак, Дерек Хейл, и спасибо, что лишил меня последней надежды
избавиться от этой проблемы, — едко передразнил Стайлз, которого буквально изнутри разъедало. — И кстати, много Питер выиграл? Хочу потребовать с него процент.
— Триста баксов, — выдавливает оборотень в ответ. — Хотел пойти отметить, да решил ко мне перед этим забежать, ставкой похвастаться.
— Надеюсь, вам было весело, только вот я одного не понимаю, зачем ты всё-таки притащился-то сюда? Следуя твоей логике, херня эта не лечится, а страдаю я в пятнадцати киллометрах от тебя, так что сгинь и не мешай мне. Или ты поиздеваться решил? Мало было?
— Да не знал я, что ты
это ко мне испытывал, — почти выкрикивает Дерек, но его голос приглушает шум усилившегося ливня. — На лбу не появляется определяющая надпись, если ты не в курсе. Ходишь весь такой влюблённый, то радуешься, то грустишь, гамма эмоций и все они ко мне не относятся. А я хожу вокруг, как влюблённая школьница и всё, что могу — это шоколадки в супермаркете покупать и влюблённость чужую под кожей чувствовать. Я шесть раз ломал Скотту лишние кости, ибо от тебя только этим придурком вечно и несёт!
— Собственнические чувства, обоснованные инстинктами, — слова слетают с губ и, мать их, Стайлза уже конкретно прёт.
— Читай меньше научных статей, — бросает Хейл в ответ, и да, Стилински одёргивает к чертям эту несчастную штору, которая вот-вот отвалится ко всем херам, но, блять, кого это сейчас волнует?
Глаза в глаза. И эти проклятые дождевые капли, стекающие с волос Дерека. И эта дурацкая хлопковая пижама, окутывающая Стайлза. И все эти несказанные, но такие очевидные вещи. И вот они уже и сами не знают, как получились губы к губам и кожа к коже. Но ведь знать и не обязательно вовсе. Главное сейчас — чувствовать. И Стайлз чувствует тёплые поцелуи на своих губах и скулах, а Дерек чувствует хрупкое тело в своих руках и нежные пальцы в волосах.
Стайлзу восемнадцать, когда он официально становится самым счастливым человеком на свете.
