Пока не поздно верить в чудо

      Разноцветные огоньки гирлянды на ёлке мерцали, освещая тёмную комнату, отражаясь от блестящей пушистой мишуры и чёрного экрана выключенного телевизора, стоящего напротив широкой кровати. За окном непрерывно шел снег, засыпая землю, успевшую покрыться тонкой коркой льда. Весь город был украшен и доверху наполнен новогодней атмосферой, в то время как в доме Шастуна не было и намека на праздник, кроме ёлки, разумеется.       Каждый Новый год он праздновал один. Совсем один, без родителей или друзей. Хотя, «праздновал» - громко сказано: слушал речь президента, ждал двенадцати и ложился спать. Даже не пил. Этот же Новый год он хотел отпраздновать по-другому, но новогоднее настроение, сопровождавшее Антона с начала октября, прямо перед праздником куда-то делось и возвращаться, судя по всему, не собиралось до следующего октября. До «новогоднего чуда» оставалось всего ничего, а парень, сидевший на той самой широкой кровати, угрюмо смотрел на градусник. И когда он умудрился заболеть? Когда ходил без шапки, или когда в распахнутой куртке..? Или когда шел в летних кроссовках по морозу? Или, может, когда друзья заставляли его одеваться теплее, а он не слушал? Явно не тогда. 39'4 - не то, что он хотел на Новый год. Совсем не то. Такой температуры не должно быть в праздник. И самым обидным для Шастуна было то, что весь год ни о каких болезнях даже речи не было, а тут прямо тридцать первого декабря, прямо за час до праздника! Вздохнув, Антон положил градусник обратно в футляр и оставил на стеклянном столике. Стоило ему удобно устроиться на кровати и закутаться в самые теплые одеяла, что были в квартире, раздался громкий стук в дверь, так больно отдающийся в голове. Кого могло принести сейчас? Парень нехотя встал и в одном из пушистых пледов пополз, иначе это не назовешь, открывать дверь. – Не помешал? – интересуется пришедший, как только Шастун пустил его в дом. Помешал. Незваный гость отряхнул куртку от крупных хлопьев снега и топнул обеими ногами по очереди, дабы стряхнуть налипший на яркие жёлтые кроссовки белый снег. – Нет, что ты, – сквозь зубы выдавил парень, стараясь сдержать внезапно возросшую злость. Мозг абсолютно отказывался хоть попытаться отгадать причину, по которой Арс припёрся к нему домой за час до Нового года. Дышать становилось тяжелее, голове стало жарко, но самому Антону почему-то было ужасно холодно. – Чего хотел? – Я тут... Эм-м... – замялся мужчина, смотря на недовольное лицо хозяина квартиры. Он же ведь всего-навсего принес сладкие мандарины, которые Шаст так любит, а на него уже готовы вылить вселенскую злость. – Я тебе тут принес... – Попов поднял глаза на собеседника и вручил ему пакет. – Слушай, Арс. У меня температура высокая, я могу тебя заразить, давай быстрее говори, чего хотел и советую тебе уйти, если не хочешь заболеть, – Антон облокотился на стену и внимательно осмотрел Попова, а затем свои руки. – За мандарины спасибо... – Шастун закашлялся. – И ещё лекарства: у тебя же никогда их нет, – произнес Арсений, рассматривая то серо-зелёные глаза, то огромные мешки под ними, в которые, казалось, можно сложить по килограмму картошки. Шастун выглядел очень уставшим и... Беззащитным? Весь взъерошенный, белый, как мел, и голос севший. Арсу, пусть всего на миг, захотелось прижать парня к себе и согреть в своих объятиях, вместо этого чертового одеяла на его острых плечах. – Спасибо, но... Я же не говорил, что болею? – напомнил Шастун и внимательно вгляделся в голубые глаза Арсения, слегка улыбнувшись. В них хотелось тонуть вечно. Они затягивали, словно самый сильный водоворот в океане, не оставляющий шанса выбраться живым, обжигали, будто самая яркая звезда в необъятном черном космосе, но к Антону, как ему казалось, были холодны так же, как кристально-чистый лёд Байкала. Попов вздохнул и тоже улыбнулся. Интуиция. Или ужасная внимательность. Сейчас это абсолютно неважно. Суть в том, что Арс понял, что с Антоном что-то не так и нашел время приехать, даже не задумываясь о друзьях, которые ждут его в клубе прямо сейчас, когда он стоит и тянет время, лишь бы подольше побыть здесь. С ним. С тем, кто даже не подозревает о чувствах, что кипят сейчас внутри. – Во время съемок ты все время кашлял... Да и выглядишь ты так себе, скажешь, нет? Ходишь весь бледный, как труп, сложно не заметить, знаешь ли. Могу я пройти уже, а не в дверях стоять? – Арс протянул парню руку с пакетом лекарств и наконец снял капюшон, в котором уже чувствовал себя, как в бане. – Я же сказал, могу заразить, тебе лучше идти, извини... – Антон выпрямился и принял лекарства из рук Арсения. – Спасибо ещё раз, я буду лечиться. – Какая у тебя температура? – мужчина вечно переживал за Антона, ведь тот был абсолютно безответственный. И Арсений прекрасно это знал. Точно так же, как знал, что Шастун забросит все купленные им лекарства куда подальше и будет ждать, пока болезнь пройдет сама. – Ну-у... – и что говорить? Скажет правду - Попов останется, чтобы проследить за ним. А ему это надо? Ему это надо. Очень надо. До боли во всем теле надо. – Тридцать семь и пять... – зачем он, черт возьми, врёт? Убеждает себя, что Арс ему не нужен, что это ошибка, ему лишь кажется... Не может же он любить мужчину, правильно? Правильно. Арсений недовольно оглядел Антона и тут же скинул лёгкие кроссовки и повесил куртку на крючок. Не тридцать семь и пять. Далеко не тридцать семь и пять. Арс прекрасно знает, что Шастун врёт. Нагло врёт прямо в лицо. – Так и знал, – пробормотал Антон себе под нос и запер за гостем входную дверь, пока тот прошел в единственную в этой квартире комнату, которая была и залом, и спальней, и вообще чем угодно. – Зачем? Не такая уж и большая температура, – уже громче пробубнил парень и зашёл в комнату вслед за Поповым. – Тридцать девять и четыре!? Не слишком похоже на тридцать семь и пять, Шаст! – разозлился мужчина, взглянув на градусник, так опрометчиво оставленный на журнальном столике. – Зачем ты мне врешь? А если бы я поверил и ушел? – Арс. Я бы справился сам. И так справлюсь. Можешь идти, – нахмурившись, произнес Шастун. Ему хотят помочь, а он злится. Именно так реагируют на бескорыстную помощь, браво, Шастун. – Я дам тебе жаропонижающего. Достань из пакета, – строго произнёс Арсений, глядя прямо в глаза Шастуну. – Не надо мне ничего. Можешь идти, – строить из себя недотрогу - любимое занятие Антона, когда Арс предлагает помощь или ещё что-либо. Это было неправильно, да, но парню просто было так легче. Арсений лишний раз не появлялся в его жизни, и Антон мог не думать о том, что желание обнять мужчину, впиться в его губы поцелуем - ненормально. Но Попов, чёрт бы его побрал, всегда стоял на своём и никаких отговорок Антона не слушал. Он заботился о нем, а последний того не ценил. Потому что по его логике Арсению не нужно было этого делать - зачем заботиться о том, кто для тебя ничего не значит? Для кого в твоей жизни нет места. – Пакет сюда дай, – с нажимом произнёс мужчина и, выхватив нужное лекарство из длинных пальцев, стал насильно заставлять Антона выпить его. – Арс, отстань, а? Не буду я его пить, ясно? – Шастун отвернулся от Попова и лег на свою кровать, вновь кутаясь во всевозможные одеяла. Мужчина присел на край кровати и положил руку на плечо парня, лежащего к нему спиной. – Антон, я понимаю, что в таком состоянии тебе вообще ничего не хочется, разве что спать, поэтому выпей таблетку и спи сколько влезет, – Арсений вздохнул, легонько хлопнул младшего по плечу и взглянул на настенные часы, показывавшие "без пятнадцати полночь". – Ну почему "ничего"? – хитро улыбнулся сам себе Шастун и через плечо повернул голову на Арсения. В его голове созрел гениальный, по его мнению, план. – Хочу, чтоб ты меня поцеловал, – парень считал, что сможет отпугнуть этим Попова, и тот пойдет на попятную. Антон уже и сам смутно понимал, зачем все это делает. Нет, то, что он сказал, было, безусловно, чистой правдой, но сказано было явно не для того, чтобы сейчас воплощать эту мечту в реальность. – Шаст, ты бредишь, наверное? Выпей таблетку, тебе легче станет, – сказать, что Попов удивился - ничего не сказать. Он испугался, что сделав то, о чем попросил Шастун, ошибется, поверив в очередную глупую шутку. – Поцелуешь - выпью, – парень теперь уже всем корпусом перевернулся на другой бок и теперь пристально-хитро смотрел в голубые глаза напротив, как-то странно ухмыляясь. – Антон, кончай херню нести, иначе я сейчас просто уйду и ты останешься тут один, – возмутился мужчина, по-прежнему считая, что все это несерьезно, кроме болезни младшего, конечно. Шастун приподнялся на локтях и обиженно посмотрел на Арсения, откидываясь на белые подушки. – Вот знаешь, Арс, – взгляд парня прожигает высокий потолок, – Ты не должен был приходить, – Антон снова одарил мужчину непонятным, нечитаемым взглядом, – Но пришёл, – добрая усмешка на губах младшего исчезает также незаметно, как и появилась. – Ты всегда мне помогаешь, а я уже столько раз тебя послал вместе с твоей помощью. Так вот, – Антон глянул на часы и включил телевизор. – Извини меня за все и спасибо тебе, пусть это останется в уходящем году. Играет гимн России, а за ним начинают бить куранты. На седьмом ударе Арсений склоняется над больным парнем и мягко целует его. На одиннадцатом Антон разрывает поцелуй и тепло улыбается, смотря в любимые голубые глаза. – Это не останется... – парень кашляет, прикрывая рот кулаком. – в уходящем году, – Попов снова накрывает горячие губы Шастуна своими.