До конца

Астрид, тяжело дыша, бежала изо всех сил. Вся одежда и кожа были перепачканы углем и копотью, коса сильно растрепалась, а дыхание сильно сбилось. Она уже несколько раз падала, но, с трудом поднимаясь на подгибающихся ногах, продолжала бежать. Она могла долететь на Громгильде, но после этой чудовищной битвы, пытаться напрягать дракона было просто бесчеловечно. Бесчеловечно Боже, ей хотелось умереть! Зачем он вообще так поступил? Он подставил под угрозу не только её, но и себя. Зачем так героически-банально нужно было бросаться под удар? От воспоминаний этого сражения, которое оказалось настоящей катастрофой, Астрид хотелось разрыдаться, как маленькой девочке. Она с выражением безумной боли оглядывала сгоревшие до тла хижины. Ей с трудом удалось добежать до еле уцелевшей лачуги. Резко ввалившись внутрь, она, придерживая разбитую в кровь левую руку, с ужасом взирала на мертвенно-бледного Иккинга, чья голая грудь, усеянная шрамами и глубокими порезами, доводила Хофферсон до пульсирующего отчаяния в области сердца. Она всхлипнула, и слезы тонкими дорожками потекли по её щекам, болезненно обжигая свежие раны. Он будто бы мертв, ей даже на секунду показалось, что он не дышит. На правой части груди находился глубокий порез, доходивший практически до мяса. Ночная Фурия, которая долго корила себя за неспособность помочь хозяину, тихо присела рядом с блондинкой, готовый в любой момент утешить её. Лицо Астрид было искажено болью, а зубы стиснуты. Если бы она не поступила так самонадеянно… Готти стояла рядом с Иккингом, смотря на ужасно выглядевшую девушку сочувствующим взглядом. — Как он? — голос был тихим и невероятно дрожащим. Хофферсон хотела убить себя. Он жив, но это чудо, дар Вальхаллы. И все же это не мешает чувствовать себя настоящей… Мразью… Она не послушалась его. Она решила, что Олух справится с врагами, но никто не знал, что едва она улыбнется, радостно осознавая их победу, как раскаленные залпы тотчас полетят в её сторону. Астрид вцепилась в свои волосы, и с тихим воем сгорбилась, позволив себе заплакать. Она во второй раз в своей жизни плакала как маленькая… Готти не спеша подошла к блондинке, и взяв в руки свой посох, начертала символы на песке. Астрид рвано всхлипнула, и переведя взгляд, застыла в ступоре. Он скоро поправится — было написано на песке, и она могла бы облегченно вздохнуть, если бы лекарь не написала ещё пару символов. — Но у него будет лихорадка

***

Астрид лично взяла на себя обязанность заботиться об Иккинге в тот момент, когда у него будет лихорадка. Готти время от времени захаживала к ней, назначала лекарства и говорила, что делать, если у него начнутся приступы. Приступ — это самое ужасное, что происходило у Астрид во время курса лечения. В такие моменты Иккинг зверел. В буквальном смысле. Он задыхался, температура поднималась, он не мог дышать. Он хрипел и кашлял кровью, хватаясь руками за нещадно болящее горло. Он метался по кровати и бредил, что-то неясно бормоча, и его буквально выворачивало наизнанку. Астрид поила его лекарствами, но Иккинг не приходил в сознание. Красная пелена перед его глазами никак не переставала проходить. Астрид меняла полотенца, обмакивала их в ледяной воде и прикладывала к его лбу, чтобы хоть как-то унять жар, но это не сильно помогало. Астрид с выражением на лице невыносимой боли смотрела, как Иккинг надрывался и боролся с болезнью, как он кричал от боли, и как он буквально плакал кровавыми слезами. Это было больно настолько, что она не выдерживала и начинала рыдать навзрыд. Готти приносила ей пару мощных лекарств, после которых Иккингу становилось легче, и он мог забыться безмятежным сном. Астрид молилась всем богам каждую ночь, чтобы с ним все было хорошо. Она будто бы заклинала богов, чтобы они помогли. Она чувствовала себя раздавленной, но продолжала умолять высших. Иногда к ним приходили всадники, и она могла на мгновение почувствовать себя живой и совсем криво улыбнуться, но когда друзья покидали хижину, весь её мир сужался до неё, Беззубика и Иккинга, которого с каждым днем лихорадило все больше. Стоик приходил тоже, и просто тихо сидел рядом с сыном, поглаживая того по макушке. Астрид понимала, что её никто не собирается обвинять в необдуманности, и от этого ей становилось так паршиво, что она была готова сдирать с себя кожу. Астрид плакала, Астрид кричала и рыдала одновременно, умоляя Иккинга ни за что не покидать её и Беззубика, в тот момент, когда у него начиналась лихорадка. Она носилась вокруг Хэддока каждую минуту, меняя полотенца, иногда смачивала Иккинга ледяной водой, поглаживая по волосам, и только тогда Хэддок успокаивался. Он не дышал так надрывно, не хватался за горло и не метался по кровати, но ей все равно было безумно больно. Астрид не ела уже много дней. Её одежда повисла на ней, будто на палке, она даже не стерла с себя следы, оставшиеся с битвы. И единственное, что она сделала — обработала раны и разодранную руку, чтобы не умереть. Она буквально умирала заживо. Но Астрид было плевать. Причем настолько, что она доводила себя до обморока, и только иногда она заставляла себя съесть что-нибудь. Но еда не лезла в горло, и она всегда подскакивала, если Иккинг чуть двинулся в забытии. Астрид выла вместе с Иккингом, когда его накрывал приступ. Она умирала вместе с ним, когда ему становилось слишком плохо. Он бился в агонии, а она так же сильно тряслась за его жизнь. Она умирала и перерождалась вновь и вновь каждый день в течении девяти дней. А когда Иккинга не накрыла лихорадка, и она поняла, что все закончилось — рыдала, не в силах остановиться. Ему становилось все легче, и он больше не задыхался. Его перестало знобить и бред прошел. А после — он очнулся. Просто открыл свои глаза и закашлялся. И первое, что он увидел — измученную Астрид, которая кинулась к нему на шею, всхлипывая и задыхаясь. И она засыпала в его объятиях. Она поставила его на ноги, буквально вытащила его из Вальхаллы. Олух радовался, как мог, а она не переставала плакать, едва видела его и осознавала, что он живой. Справится с этим тяжким грузом она смогла не сразу, но благодаря поддержке своего жениха, она преодолела всю свою боль. Иккинг был очень слаб в первое время, но когда Астрид начинала плакать, энергия начинала бить в нем ключом. Он хотел сделать все, чтобы Хофферсон забыла об этом кошмаре. Теперь была его очередь помогать ей. Он засыпал с ней в обнимку каждую ночь, и как только её слезы прекращались, и она забывалась крепким сном, он нежно целовал её в лоб, позволяя себе уснуть. Он пообещал себе, что больше не позволит Астрид так сильно страдать. Она поставила его на ноги, а он помог ей справиться с этим ужасом, что она пережила, когда его лихорадило. Они будут вместе до конца.