Чувства и страсть нелепо дурманят

Ему достаточно привычной усмешки и глупой шутки в его адрес, чтобы выйти из самых сложных и тяготных раздумий. Короткие смешки, многообразие мата и издевок со стороны горячо любимого брюнета вновь заставляют глаза гореть, а бледные руки холодеют в секунду. Тайна останется общей, никому из посторонних, да и близких, неподвластной. Она останется с ними до конца, до того самого момента, когда родственники и друзья будут скорбить у их могил. Он настолько погряз в чувствах, что замечать редкой холодности со стороны любимого не в силах. Не в силах разглядеть сущность, не в силах просто открыть большие карие глаза и понять, что роль куклы умелого кукловода ему совсем не идет. Но чувства и страсть нелепо дурманят, на мгновения делая счастливым, а после вновь погружая парня в ужасное страдание от разлуки. Жена для любимого–закон, а он игрушка. Та, что будет исполнять любое повеление своего хозяина и правителя, без единой надежды на собственное мнение и чувства гордости. Он готов для него на все, будь то сутки, проведенные на морозе под окнами брюнета, где предаваясь любовным утехам с возлюбленной женой, он даже не вспомнит про того дрищавого парня, что еще совсем недавно растворялся в его объятиях; или же стертые в кровь колени и безумная боль в глазах от слёз из-за глубоких проникновений в рот, лишь бы любимому было приятно. Да, от несгораемых чувств он готов на все, но как и раньше, любовник не ценит. По-хамски пользуется. Делает больно. Но не замечает: он слеп на чувства парня, или просто не хочет их замечать, пытаясь спасти себя от ненужных проблем. Но память вечно мрачного парня не убить, он все помнит до мельчайших деталей, что будто краска на холсте, въелись в память. Он помнит, как мягкие губы касаются шеи, большие ладони сжимают тонкую талию и запаха... о этот запах, он вновь впитывается в кожу, заставляя яро вдыхать его снова и снова, когда любовник покидает его, оставляя в одиночестве и холодной кровати. А шуба?! Вы бы знали, насколько она теплая, когда выходя во время съемок очередного выпуска, возлюбленный заставляет дрищавого парня надеть ее на себя, пытаясь хоть как-то согреть его продрогшее тело холодными буднями. Он привык. Привык быть любовником, привык каждую ночь засыпать в одиночестве, и все, что ему остается, это моменты, которые вновь и вновь всплывают в памяти, заставляя одинокие слезы катиться по впалым щекам, и мочить собою подушку. Его черная толстовка снова на худом теле, все так же пропитанная до боли родным запахом свежести. В горле снова ком, избавиться от которого невозможно, только лишь в захлеб задыхаясь собственными слезами и матеря любимого за отсутствие возможности быть рядом. Здесь. Сейчас. Всегда. Но нет. Он решил для себя, что плакать из-за него больше не будет, как бы больно и плохо не было в тот, или иной момент. Даже в той же привычной студии, когда остановив на черной балаклаве взгляд из-под затемненных очков, он снова произносит грязные шутки про геев, будто забывая, что еще месяц назад втрахивал в матрац бледное, будто уже почти не живое тело парня. Обидно? Больно? Пусто... на душе, в голове, внутри - везде пусто и одиноко. Любимая толстовка больше не греет как раньше, переписки скатились до уровня знакомых, а шутки больше не звучат так звонко и со смехом, да что не звучат?! Их вообще нет. Наконец парень занял то самое место, которое и должен был. Он просто сидит в углу, молчит и думает, как же он мог полюбить придурка.