Ладонями касаясь света звезд...

Солнечный и немного ветреный день был прекрасен! «Гордость Карпадокии» уверенно следовала заданным курсом, разрезая выхоленным, заносчиво вздернутым носом изумрудную зелень не особо дружелюбного Эгейского моря. Каждый час пути приближал к одному из удивительных уголков на земле, к Санторини. Это место издревле было лазурной купелью античных богов, героев и философов. Здесь сталкивались религии и культуры: вели вековую борьбу, разрушая и созидая вновь свою историю на выбеленных палящим солнцем скалах. Казалось, сама природа разжигала среди живущих на склонах гор вражду и новые войны, посылая испытания на благодатное место. Извержения вулкана, страшные землетрясения неузнаваемо меняли горную гряду в ходе столетий. Разбивали ее на острова, раскалывая и круша венценосную и плодородную землю. И все же оставался неизменным ее восхитительный нирваново-кокаиновый белоснежный песок на протяженно-ленивых побережьях. А море… Море стало усыпальницей героев и колыбелью для тех, кто приходил на их место. Море давало надежду на лучшее, дарило покой и вдохновение для живущих ныне. Оно ласкало, кормило и хоронило в себе неудачи, омывая волнами триумфы и победы. Время летело незаметно. Майкл задыхался от такого внезапного, щемящего внутри счастья. Его сердце, как мячик от пинг-понга, скакало вверх-вниз, сбиваясь с привычного ритма. Он обмирал от накатывающего удушья, когда волосы Евы трепал ветер, и они едва касались его лица. Он жадно ловил каждый взгляд смешливых синих глаз. Таял, замирая и забывая дышать от трепетно-робких прикосновений чуть прохладных пальцев. Временами он осмеливался на нечто большее и срывал, едва не кончая, такие невинные и чуть детские поцелуи. Он плыл в какой-то розовой, обволакивающей, ласкающей все тело чертовщине. Хотя нет, не плыл… Плыть, в понимании живого, – это прилагать усилия к движению вперед. Его ощущения были другими… Так бывает, когда ложишься спиной на воду и, уставившись в небо, вверяешь свое тело во власть одной из стихий. Главное, ровно дышать, чтобы легкие были наполнены воздухом. Можно балансировать между светом и тьмой, завернувшись в теплое водяное одеяло, достаточно долго. Тебя укачивает волна, и ты слышишь в воде равномерный и убаюкивающий рокот прибоя. Хочется закрыть глаза и отдать себя навсегда в негу и благодать, поверить, что именно они позаботятся о тебе. Сейчас Майкл ощущал нечто подобное. Такое уже было однажды, в детстве. Он совсем не помнил лица той девочки-одноклассницы, пробудившей в нем такие чувства. Но привкус мятной жевательной резинки, мешающийся с запахом страниц школьных учебников, он пронес через все последующие годы. Джексон ловил себя на мысли, что вдруг, ни с того ни сего, просто так, за приличное поведение, ему дали бесплатный билет в детство. Сбылась его давняя и самая заветная мечта! И что сейчас нет никакой реальности – просто сон, наполненный щемящим в груди щенячьим восторгом и вкусом малины: упоительным вкусом ее пухлых губ. Его раз за разом уносило в нежную синь ее глаз, все дальше и дальше. Майкл тоскливо понимал, что не хочет возвращаться обратно. У него было лишь одно желание: прижать ее нагое теплое тело к себе и слиться с ним воедино, пропитываясь и вбирая в себя его свет и чистоту. Только одного встреченного рассвета в ее объятиях ему будет мало! Это как глоток воды в пустыне для заплутавшего странника: лишь поддержка и хрупкая надежда – ничего более. А он отчаянно хотел выжить! Он жаждал большего! Верил, что ее руки сумеют создать вокруг него мощную непробиваемую цитадель покоя, в которой он будет эгоистично упиваться своим счастьем. Она укутает его своей любовью и нежностью, омоет всю грязь судебных тяжб и сплетни завистников с его совершенно больного, беспокойного сердца. И все же, прокручивая все это в голове, он ни разу, даже самому себе, не сказал слова… «люблю». Воровато избегал самого прикосновения кончика языка к небу, переходящего в гортанное «а-ав». Опасался, что все придуманное за последние сутки может рассыпаться в прах. Майкл с удивлением замечал в Еве крошечные и такие заманчивые черточки своей натуры. Их вкусы совпадали в еде. Им нравились одни и те же фильмы. Они любили риск и готовы были многое отдать, чтобы почувствовать всплеск адреналина в крови: так, чтобы закладывало уши и сердце останавливалось, грозя не запуститься вновь! Чтобы стоять на грани… Чтобы физически ощущать «чет или нечет»… И, тем не менее, не допускать даже самой жалкой и хлипкой мыслишки о провале своей затеи – только победа и триумф! Даже сейчас, когда Майкл, закинув ноги на соседний стул, смотрел, как Ева плещется в бассейне, – он точно вторил ее ощущениям. Из-за своей выматывающей болезни Джексон не мог находиться на солнце. Когда-то он проводил бессонные мучительные ночи, перелистывая горы медицинской литературы, надеясь отыскать способ победить недуг. Постепенно, с годами, лечение начало приносить хоть какие-то долгожданные результаты, но о том, чтобы побаловать себя солнечными ваннами, пришлось забыть навсегда. «Детка, боюсь, я зря предложил тебе расстаться со своим бесформенным одеянием. Тот нелепый халат смотрелся как оплот целомудрия и невинности по сравнению с моей рубашкой, прилипшей к твоим соблазнительным «мячикам». Если бы ты знала, как мне хочется вытянуть тебя из воды, моя рыбка. Посадить верхом к себе на колени. Медленно и неторопливо расстегивать маленькие пуговицы на тяжелом мокром шелке. Знаешь, как я их ненавижу? Ты не поверишь, но я редко занимаюсь подобным дерьмом! Гораздо быстрее стянуть рубашку через голову, раздеваясь, и впихнуть себя обратно, одеваясь. Но не сейчас… Я бы с наслаждением целый час убил на то, чтобы освободить тебя от одежды! По одному крошечному осколку перламутра за каждые гребано-невыносимые пятнадцать минут… Не отрываясь от твоих губ ни на миг! Как упорный и неутомимый искатель клада, крохотными шажками пробирался бы известным только мне маршрутом к запрятанным сокровищам. Черт, я даже сейчас чувствую твой стон на своих губах… Я уже почти насаживаю тебя, моя малышка...» Майкл яростно тискал несчастного плюшевого медведя. Он месил его в руках, неосознанно прижимая к паху, в надежде хоть как-то унять свое взлетевшее до небес желание. Его мозг рассыпался, феерично блистая осколками грез, настоящего времени, эфемерного вожделения и банальной мужской похоти. И все вместе сливочно и густо стекало обратно в тягучую, вдруг возникшую из ниоткуда мысль: « Я трахаю плюшевого Тедди! Я или гей, потому что это плюшевый парень. Или слетел с катушек!.. Пожалуй, все же нужно отправиться в душ, иначе сдохну… Оу! Черт… Моя девочка, я не могу тебя оставить!» В этот момент Ева подтянулась к бортику бассейна. То, что мысли Майкла были далеки от искусства, природы, излечения мира и царства звуков, – было понятно и без слов! Его лихорадочный румянец на щеках вкупе с безумно-блестящим расфокусированным взглядом точно «говорили» по слогам: «Я ушел в себя – не беспокоить!» Она улыбнулась, глядя, как он мучает в руках ее заштопанного и без того несчастного мишку, и протянула: - Ма-айк, ты в порядке? Его предоргазменная интонация в ответе мгновенно отправила ее память на пару лет назад, когда они с подружкой осмелились посмотреть порнофильм на видеокассете. Умирая от стыда, хихикая и комментируя происходящее на экране, они еще долго подшучивали друг над дружкой, повторяя «О да, де-е-етка!» Так вот, ответ Майкла звучал один в один! С томным придыханием и хрипотцой: - О да, де-е-етка! Услышав его, Ева расхохоталась. Майкл растерянно таращил на нее какие-то странно ошалевшие глаза. Он выглядел так, точно его разбудили среди ночи криками «Пожар!» - А что случилось? – снова дурацкий елейный голосочек, совершенно далекий от его настоящего тембра. - Майк, ты мне можешь рассказать, о чем ты задумался? – она продолжала смеяться, смущая его все сильнее. - Эм-м-м… - увязнув в трясине «трахания медведя», мысли никак не могли выпутаться обратно и воссоздать комбинацию хоть каких-то слов в ответ. Они точно превратились в желеобразную массу, покачиваясь в голове, как ленивые водоросли. – Я? Майкл отчаянно тянул время, ожидая прибытия «группы поддержки» в виде просветления. Можно бы было «включить» слабослышащего и туговатого дурачка – этот вариант особенно пользовался успехом на дознаниях по плагиату. Устраивать виртуозное глумление над правосудием, доводя прокуроров до массовой истерии своими дурацкими просьбами «повторить вопрос» и «а можно мне в туалет?», сдабривая все медово-доверительным из «я не помню» и «это было очень давно, но возможно, хотя я не помню», - лечило его эго, тешило и увлекало. Но сейчас положение было не то. Тихий смех Евы только заводил его, доводя до совершенно определенной кондиции вместо того, чтобы успокоить и переключить внимание. - Майкл, речь идет о тебе! Хотя судьбой своей игрушки, которую ты так беспощадно мучаешь в своих лапищах, я тоже интересуюсь! - Э-м-м… - если он посадит медведя на стол – ликованию девушки не будет границ! Его стояк, более или менее не заметный сейчас за плюшево-спасительным тельцем, останется без прикрытия. Майкла охватила паника! Ее искрящиеся от смеха глаза с любопытством глядели на его отчаянные попытки выбраться из душевно-телесных мук. Еще миг, и она поймет причину такого внезапного «торможения». Странное дело: когда подобное случалось с ним на сцене перед сотнями тысяч зрителей и этот неловкий «форс-мажорчик» разворачивался на всю свою мощь на многофутовом мониторе, его это абсолютно не смущало. Наоборот, начинало «переть» так, что, казалось, он взлетает над полом в танце, а его энергия сродни мощности, питающей все бесчисленное освещение вокруг. А сейчас?.. Майкл сделал невероятное усилие и пробормотал: - Малыш, прости меня, я внезапно вспомнил, что не сделал один очень важный звонок. Ты не будешь против, если я тебя оставлю не более, чем на десять минут? Не дожидаясь ее ответа, он торопливо поднялся, и, резко посадив несчастного медведя на стол, устремился к себе в каюту. Ева смотрела ему вслед и размышляла: « Как можно одновременно быть властным мужчиной и сумасшедшим мальчишкой? Какой же ты смешной, Майкл, когда вот так, сутулясь и торопливо скользя по палубе, стремительно убегаешь…» Она выбралась из воды, и, наспех скинув прилипшую к телу алую рубашку, нырнула в спасительный пушистый халат. Прижав мокрую ткань к лицу, она с наслаждением втянула запах его духов, сильно размытый водой. Ева с тревогой поняла… что скучает по Майклу и ждет его возвращения.