Поворот событий

Выглядит такой Хованский, если честно, жалко: жмётся к стене, скулит, сползает на пол и, кажется, едва ли не плачет. От него несёт его истинным запахом — приторно-сладкий, кажется, цветочный, с нотками кислых яблок и горького шоколада. И в голове никак не укладывается, как этот шепелявый алкоголик, мудак почти с большой буквы, гангстер всея русского Ютуба, оказывается жалкой омегой с таким, ну, просто омерзительным запахом? В общем, казалось, от него должно вонять чем-то горьким, типа кофе или чего-то такого, а лучше вообще спиртом. Или просто чёртовым пивом, которое он, казалось, пьёт вместо воды. Да чем угодно, — Ларин готов молиться любым богам, которых как бы нет, — но не этой смесью. Таким должны пахнуть мальчики-одуванчики, которые ждут своих истинных альф и боятся всего мира, но, знаете же, что жизнь — суровая штука, у которой, правда, очень смешные шутки. Хованскому, правда, совсем не смешно, это видно по нему. И Ларину, признаться честно, тоже: он смотрит сейчас на Юру, который скулит в его прихожей и думает, что с ним делать. Ну, на самом-то деле, не спать же с ним? В кармане очень хорошие глушители, дурь, конечно, та ещё, но помогала прекрасно. И сейчас, имея перед носом течную омегу, — знаете, об этом даже думать Диме сложно! — трахать её совершенно не хотелось. Внутренний альфа был плотно заперт в клетке, хотя и откровенно рвался на свободу. Его можно было сдерживать или какой-то наркотой, под которой, собственно говоря, Ларин, или наличием омеги рядом, которая, знаете, тоже есть. — Уткин… — хрипит Хованский, глядя на Диму снизу вверх. — Блять, помоги… И возникает вопрос: а какого, собственно, чёрта Юрий сейчас здесь, в этой квартире, а не где-то у друзей, которые должны помочь? Или же, зная вредный его характер, обязаны это сделать. А может, это таблеточки закончились? Медийная личность, как-никак, образ раздражающей беты; омегу внутри попросту приходится травить и подавлять всеми силами. В голову тут же приходит обоснование того, почему Хованский много пьёт. Это тоже давит сущность, которая травится. Зато живи себе спокойно, спи с бабами, заглядывайся на мужиков и не жалуйся на жизнь. Правда, последствия могут быть не самыми хорошими. — Блять, жопа болит, — стонет Юра, чуть прогибается в спине и всхлипывает. У него вся одежда в смазке, а ещё ноги совсем не держат. Его жалко, определенно. — Сделай чё-нибудь, блять!.. Таблетки там, что ещё там делают с течными! Или, в конце концов, выеби, блять. Ты же этого хотел, да? С Версуса, нахуй! Подавить желание закатить глаза не получается, поэтому Ларин это и делает. И устало выдыхает, и всё ещё внимательно смотрит на мужчину; это всё получается настолько глупо, что, скорее, хочется истерично смеяться, а не переспать с ним. Тем более, крышу сейчас не сносит и Дима, в отличие от гостя, может адекватно соображать. Но его поражает тот факт, как можно в таком унизительном состоянии ещё и язвить? Хованский — феноменальный экземпляр, его хоть на опыты в лабораторию забирай! Будет интересно поизучать, как можно быть таким долбоёбом. — Могу вызвать такси и отправить тебя домой, — адекватность сейчас очень важна, но смотреть в глаза, полные чёртовой обиды и совсем необъяснимой… грусти? Невыносимо. И это было бы нормально, если бы Юра хоть немного нравился, а так… Инстинкты. — Хрен с тобой. Тащись в ванную и подготовь себя. Смазка смазкой, но не хочу в дерьме испачкаться. И да, у меня нет презиков. И смешон тот факт, что Хованский, опустив голову, чтобы, видимо, скрыть стыд, действительно направляется в сторону ванной, куда ранее указал Дима. Которому, знаете, тоже от этого всего безумно неловко. Он и рад бы действительно вызвать такси, отправить непутёвую омегу домой и лечь спать, да вот что-то с планами пошло не так. То ли так действуют феромоны всякие, то ли альфа всё-таки пытается заполучить власть над разумом, чёрт знает. — Как только закончишь, позови! Крикнув вслед Хованскому, Дима пошел в спальню. Или гостиную? Это, конечно, далеко не квартира Юры, где хоть на шёлке спать можно, здесь толком даже кровати нет — так, раскладной диван и пара подушек. Постельное бельё тоже крайне дешёвое, но на ощупь приятное. Ларин надеется, что Хованский не будет возмущаться, что не царские это хоромы и ебаться он здесь не будет. А потом вспоминает, что не то у него положение, чтобы выставлять наперёд своё «я», и хитро так, как-то по-злодейски смеётся. Потом, правда, разбирает диван, а тогда уже и Юра зовёт. Смотреть на него странно: Хованский не из красивых, далеко не худой и весь немного нескладный. И только сейчас становится понятно, почему он иногда женщину напоминает. От этого хочется даже смеяться, но Дима вовремя себя затыкает. Не хватало ему ещё и по роже отхватить за это, и так ситуация далеко не из лучших. Напрягало, конечно, кое-что — сам он начинал от этого возбуждаться. И, скорее, не от того, что рядом с ним голый мужчина, у которого из задницы, — чёрт, омерзительно! — течёт смазка, а из-за атмосферы. Такой напряжённости, неловкости даже, словно перед первым сексом в подростковом возрасте. И, блин, вся беда в том, что это и есть первый секс. Только с мужчиной. С течной, блядь, омегой, к которой в обычное время прикоснуться нельзя! И сами они давно не подростки: одному, дай бог, тридцать стукнуло, другому двадцать восемь почти. — Только условие: без поцелуев, меток и засосов, — Хованский ещё умудряется диктовать свои условия! Но на это, если честно, плевать; никто и не собирался никого помечать, это лишнее. Они вроде как не являются истинной парой, их потянуло на еблю через год после знакомства в реальности, Хованский за это время пережил как минимум три течки! — Ладно, — качает головой Ларин, а потом садится на диван. Перед ним на колени опускается Юра и пытается приспустить домашние штаны с трусами. Ему приходится помочь, ведь самому раздеваться, ну, откровенно лень, а наблюдать за руками мужчины интересно. Он, Хованский, неловко обхватывает член ладонью у основания, а сам смотрит почти в глаза Диме, с немым вопросом: «И чё дальше?». И того вновь тянет засмеяться, но он держится, сглатывает слюну и чуть осипшим голосом говорит: — Возьми его в рот. Сказать, что ему стыдно — значит засунуть тряпку в рот и пожизненно молчать. Ларину ужасно стыдно, даже щеки, казалось, покраснели. А Юра пару раз провел рукой по полувставшему члену, вздохнул так обречённо и провел языком по всей длине. — Блять, пиздец, — они не пара, чёрт, это настрой не собьет. — Как бабы сосут, это мерзко! — Можешь не делать, я не заставляю. Но Хованский упёртый, обводит языком головку, а потом обхватывает её губами. Неловко немного, если, конечно, можно описать это такими словами. И дальше пытается что-то языком сделать, да вот только мерзко всё это. Но приходится: самому-то хочется, и это самое странное. Ведь он этого не делал раньше, не собирается делать потом, просто… Ёбаная омежья сущность! Которая, конечно, не полностью захватила мозг, но раз он здесь, раз голый и с членом во рту, значит, всё плохо. Сосать Юра не умеет, постоянно задевает головку зубами, вызывая скулёж Ларина, который хватался за волосы мужчины, но не направлял его. Конечно, не хотелось бы, чтобы ему всю квартиру заблевали. И Хованскому этого не хотелось, поэтому до основания член он не заглатывал, да и не умел, который уже полностью встал. Довести Диму до оргазма не входило в планы, поэтому пришлось выпустить изо рта орган и внимательно смотреть на мужчину. Пока, правда, не накрыло опять. Смазка начала обильнее выделяться, капая на пол и пачкая тем самым его. В глазах застывает очередной немой вопрос: «Что дальше?», который, в общем-то, смущает обе стороны. — Поднимись на диван, встань на колени и прогнись в спине. Диме кажется, что он несёт полную чушь, но наблюдать за покорным Хованским приятно. Наконец-то чувствуется власть над ним, но потом ощущение проходит: это все блядские сущности, а в особенности, омежья, которая готова на всё, чтобы её выебали. Стало немножечко грустно. Войти в Юру оказалось чуть сложнее, чем казалось поначалу. Смазка смазкой, а вот тот факт, что мужчина сам сжимался, и не давал этого сделать. А заставить перестать это делать… Сложно. Провести руками по спине? Глупо, конечно, но это приходит в голову. И тихо так, на ухо прошептать: — Ты слишком узкий. Расслабься. Думаете, сработало? Чёрта с два! Он только сильнее сжал мышцы и заскулил от боли. Поэтому Ларин и двинул бёдрами назад, чтобы дать прийти в себя Юре. Тот, правда, немного восстановил дыхание, слегка изменил позу и попросил попробовать ещё раз. С всхлипом, наверное, из-за стыда, хотя, скорее всего, из-за нетерпения. Больно, конечно, чувствовать член в заднице в первый раз, да хочется. Несмотря на то, что после придётся жалеть. А стонет Юра удивительно. Это что-то на грани скулёжа и всхлипов, но не слишком громкое. Ну, в конце концов, он не заправская шлюха и не порноактёр, чтобы стонать во весь голос. Просто выдержать это сложно, все звуки в себе подавить тоже, как и попытки не подмахивать бёдрами. Ларин поражался бы этому, если бы мог думать. В голове стало слишком пусто, мыслей не было никаких… Только хриплое дыхание, толчки в определённом ритме, который время от времени менялся, и были. В голове совсем ничего. Первым, конечно, кончил Юра, приглушённо простонав в подушку. Он начал сжиматься, из-за чего Дима и остановился. И просто отвратительно медленно, словно растягивая какое-то своё удовольствие, вышел из него. Кончил тот через пару-тройку движений рукой, даже не на спину Хованскому, удивительно! Упустил такую возможность! Правда, он-то понимал, что наутро было бы много крика, мерзкого такого, раздражающего. И решил откинуть желание куда подальше, может, на какой-то девчонке его и реализует, но совсем не с Юрой, нет. — У тебя только начался цикл? — Второй день. — Тогда пиздуй отсюда. Прихватит опять — приезжай. Они лежат на диване и смотрят в потолок. Дима из-за того, что ничего не хочется, Юра — восстанавливает дыхание и пытается прогнать сон. Оставаться на ночь у Ларина — плохая идея, её реализовать не хочется. А вот приехать при очередном порыве очень даже. Хованский мысленно материт омежью сущность, которая порой жить не даёт, и пытается подняться. Задница, конечно, болит, но из нее сейчас ничего не течёт, а это огромный плюс. Поэтому можно переодеться в чистые вещи, которые он предварительно взял с собой, и собираться домой. — Я вещи оставлю? — глупый вопрос, на него ответ очевиден. Вот только Юра не заберёт, всё равно оставит здесь, ведь знает, что приедет утром. Днём? Вечером? Короче говоря, завтра. — Постирай их. Уходя, он оставляет записку с адресом и номером телефона. Последнее сразу оказывается в записной книжке Ларина. Нет, ему-то плевать на это, он даже не может сказать, что это самый охуенный секс в его жизни… Просто чувствует, что надо. И ещё чувствует, что на время надо перестать пить таблетки. В адекватном состоянии заниматься вот всем этим невозможно. Не только сексом, а вообще… Всем. Внутренний альфа бы тупо отключил мозг и всё, жизнь прекрасна. А вещи всё-таки закинуть в стиральную машинку приходится. Ведь у жизни шутки смешные.