Беглец

Германия. Берлин. Февраль 1991 года. Камера допроса.

«Давайте, рассказывайте по-порядку всё, что знаете об этом Генрихе, которого вы упоминали.» — сказал комиссар, сложив руки на груди и грозно посмотрев на меня. Он явно был настроен серьёзно, после всего, что я кричал на всё отделение про своего бывшего друга. «Иии?.. Вам нужно вообще всё? Мне его биографию что ли вам рассказывать или как? Может вам еще интересно как он выглядит в душе, а?» — немного сострил я. Это было моей ошибкой. Не стоило злить этого человека, учитывая в насколько серьёзное дело меня втянул Генрих. Сразу же после моей нелепой шутки, человек сзади ударил меня головой об стол и с размаху дал мне кулаком в грудь, при этом раздраженно прикрикнув: «Чёртов фашистский мусор, вы посмотрите на него! Он еще шутить тут умудряется!». Моя голова отпрыгнула от стола как теннисный мячик, а от удара в грудь, весь воздух пулей вылетел из легких, заставив при этом меня жадно глотать кислород. Я не знал за что хвататься, то ли за голову, то ли за грудь. Однако люди которые окружали меня, знали как мне быстро оказать «первую помощь». Выбив из-под меня стул, человек за моей спиной с размаху ударил мне ногой по пояснице. Вот это действительно заставило меня забыть вообще обо всех проблемах и думать только о почках, которые явно были не рады такому повороту событий. Схватившись за поясницу и пытаясь наладить нормальное дыхание, я сидел прямо на полу, при этом корчась от боли. «Ну что, теперь будем говорить? Или может еще шутки друг с другом пошутим? Вон мой коллега большой любитель юмора, как вы уже поняли.» — после этих слов, комиссар широко улыбнулся и посмотрел мне в глаза. В них я понял, что улыбка была далеко не милой, а скорее являлась злобной ухмылкой, которая разрезала моё внутреннее спокойствие и выпускала наружу все страхи и переживания. Я поспешил одобрительно закивать и решил, что больше шутить уже не буду, хватит. Мой юмор здесь оценивают уж слишком хорошо и благодарные аплодисменты в виде ударов по различным частям моего тела мне не особо были по душе. Это понял я и это знали люди, которые меня допрашивали. Человек сзади быстро поставил стул на место и так же быстро посадил меня обратно на него, словно я случайно упал, а он просто хотел доброе дело сделать. Но и на этом ему спасибо, самому мне бы это было проблематично сделать, почки начинали болеть всё сильнее. Но знаете, что мотивирует забыть о боли и делать то, что тебе говорят? Правильно, страх. «Я всё-таки сделаю для вас исключение, господин Вагнер, и повторю свою маленькую просьбу… Рассказывайте мне ВСЁ, что вы знаете о Генрихе Шнайдере» — после этого, комиссар откинулся на спинку стула, окончательно приготовившись слушать. Он понимал, что после моей маленькой разминки с головой, легкими и почками — я уже точно не буду острить… И тут он был действительно прав, мне хватило и я начал свой краткий рассказ. Генрих Шнайдер родился 11 сентября 1971 года в Штральзунде, где и рос все свои годы по соседству со мной. Его мать — Анна Шнайдер, его очень любила и была очень хорошей женщиной, а как говорил сам Генрих: «До меня не смогли выжить два моих брата, я третий ребёнок, но первый кто выжил.» Отец его — Ганс Шнайдер, работал на заводе сутками, стараясь обеспечить и прокормить семью. Генрих рассказывал, что практически не видел отца в детстве, ведь тот целыми днями пропадал на работе. Когда же Генрих подрос, однажды отец просто не вернулся с работы. Официально его объявили без вести пропавшим, но никто не собирался его искать. Сам Генрих говорил, что его забрали… Ну… Такие, как вы в общем, если понимаете о чём я. Это событие и слова Генриха подкосили его мать, она начала болеть и скончалась когда ему было 19 лет. После этого он остался один и принялся понемногу распродавать все вещи из дома, что бы хоть как-то выжить. Я видел как ему тяжело и помог ему устроится на работу садовником. Работа не тяжелая и на еду вполне хватает. В детстве же я много времени проводил с Генрихом и могу сказать, что он всегда и всем делился со мной. Он всегда был доброжелательным, миролюбивым и дружелюбным. Генрих старался избегать неприятностей и драк, а его спокойствию можно было завидовать в любой ситуации… Но если он чего-то хочет, то он достигнет этого тихим и мирным способом, не прибегая к насилию и старается продумывать свои действия наперёд. Мы вместе играли на улице и вообще отлично проводили время, но стоило только прийти кому-то еще, как Генрих сразу становился невесёлым и замкнутым. Это была его особенность — он показывал настоящего себя только с близкими людьми и друзьями. В школе учился он не очень хорошо, хотя это было для меня удивительно. Представляете, он знал ответы почти на все вопросы в школе, но никогда не горел желанием отвечать. Из-за этого ему часто занижали оценки, ну как мне кажется, и он окончил школу со средним баллом 3. Когда в Западный Берлин приехал Рональд Рейган, Генриху было только 16, но именно в тот момент он понял, что жизнь наша неправильна и что коммунисты просто убивают нашу страну. Выслушав его речь, он понял, что президент США действительно хороший и умный человек, и что именно в США есть правильная жизнь, а не такая как у нас в стране. Вот именно после этого он и изменился окончательно, его было не узнать. Я думал о том, как бы мне найти хорошую работу, любящую жену и обзавестись детьми… Генрих думал о том, что надо уезжать из страны и лететь или плыть в США. Он был просто помешан на этой идее. Однако тогда, я еще просто думал, что он перерастёт это. Всё время до этого, мы просто жили спокойно и работали в саду, я нашел себе девушку и собирался жениться, на учёбу же ни у меня, ни у Генриха денег не было, так что не стоит так смотреть на меня. Мы просто окончили школу и пошли работать, выбора у нас не было. В январе этого года он внезапно предложил мне ограбить несколько магазинов за одну ночь, обосновывая это тем, что нам обоим нужны деньги. Мне они нужны были для покупки дома и будущей свадьбы, а Генриху деньги надо были просто для того, чтобы попасть в США. Знаете, я ведь только сейчас начинаю понимать всю картину в целом и связывать детали между собой, это сейчас понятно… Генрих всегда был спокойным и рассудительным, а тут вдруг такое предложение. Конечно он всё мне замечательно рассказал, как мы быстро всё обставим и выйдем чистыми из воды. Идея мне казалась безумной, но я ему доверял, поэтому не заподозрил ничего, ведь много кто сейчас грабит магазины, вы же сами знаете. Мы договорились, что встретимся у продуктового магазина в полночь и я конечно пришел ровно в полночь, ведь я то в отличии от Генриха всегда прихожу вовремя… А вот он пришел за несколько минут до меня и потом как выяснилось позже, он совершил весь план в одиночку, а я нужен был только для того, что бы его не искали. «Ну и что, господин Вагнер, вы хотите сказать, что полиция у нас настолько тупая, что подумала как будто это вы обчистили эти магазины?» — бровь комиссара в этот момент немного поднялась и на его лице читалось одновременно и удивление, и настороженность. Понимаете ли, дело не в полиции, а в Генрихе, он всё продумал. За неделю до всего этого, он попросил у меня молоток, который так и не вернул. На молотке конечно мои отпечатки пальцев, ведь я ним часто пользовался дома. Так вот, Генрих ним воспользовался, что бы разбить витрины и кассы, в итоге он благополучно скрылся, оставив молоток прямо в магазине на полу. Я же стоял недалеко от входа ничего не подозревая о том, что уже случилось и когда приехала полиция, меня сразу задержали. «Почему вы не сбежали, а? Сирены же было слышно почти наверняка!» — возмущенно взмахнул руками комиссар, после чего снова скрестил их на груди. Да, так и было, вот только бежать было некуда, машины меня окружили со всех сторон, ведь Генрих позвонил в полицию, не представившись и сообщил о том, что видел как неизвестный влез в продуктовый магазин. Так что всё было настолько хорошо спланировано, что у меня не было даже шансов. «Хорошо, ну, он же понимал, что вы нам расскажите всё?» Конечно, но ему было важно просто выиграть время, чтобы уехать из страны. Видите ли, свастика, которую он нарисовал на витринах, явно толкала бы вас к тому, что бы скрыть и побыстрее замять дело, посадив хоть кого-то. Учитывая какое положение в стране и в Мире вообще, это явилось бы для нас просто позором. Вот Генрих и подумал, что полиция не будет вникать, а просто закроет меня и всё. Но благо, что вы меня выслушали. «Что же, господин Вагнер, в чём-то Шнайдер был и прав. Учитывая время и положения нашей страны, вы всё подпишите и признаетесь в собственной вине. Шнайдер то наверняка уже в США где-то, греется под солнцем. Так что вы зря обрадовались, что мы вас выслушали, вообще всё зря, господин Вагнер. Виновны вы.»