Страшдественская сказка

В одной из дальних вселенных, лениво скользя по межзвездному пространству среди россыпей звёзд, великая черепаха А’Туин медленно плыла к своей цели. На самом деле, кроме звёзд в этом межзвёздном пространстве было еще много всякого мусора — ведь в этой вселенной не существует профессии вселенского уборщика, который мог бы смести мешающийся на пути великой черепахи мусор в свой вселенский совочек или протереть влажной вселенской тряпочкой её панцирь. И отсутствие такой профессии было только на руку представителям жизни, зародившейся на панцире великого А’Туина. К слову сказать, это была совсем не та жизнь, которая зарождается в забытой кастрюле с супом. И не совсем та, которая заводится в пыльных углах, куда долгое время не заглядывают с мокрой тряпкой. Поддерживаемый четырьмя слонами, на панцире исполинской черепахи покоится диск Плоского Мира, окруженный взвесью водяной пыли от водопадов, устремляющих свои потоки за край диска, и накрытый сверху нежно-голубым куполом неба. И где-то на этом диске стоит прославленный двуединый город Анк-Морпорк. Разделяет же обе части города известная по всему Плоскому Миру река Анк. По уверениям любого, кто хоть раз видел эту реку вблизи, даже одна капля её воды была способна лишить человека жизни, причём более мучительным способом, нежели любой из представителей многочисленных Гильдий города. Проще говоря, воды этой реки обдавали непередаваемым зловонием обе части двуединого города, поскольку именно в неё сливались все сточные воды, сбрасывался весь мусор и все отходы жителей города (иногда там оказывались и сами жители города, особенно из числа перешедших дорогу тем, кто мог позволить себе оплатить услуги Гильдии Убийц). Хотя сами местные жители уже давно привыкли к атмосфере родного города и даже периодически шутили на эту тему: «Когда дорога превращается в реку, смерть ждет нас всех в Анк-Морпорке. Но можно ли этот город обойти?» Вот и в трактире «Заупокой» завсегдатаи обращали мало внимания на то, что этот известный в Анк-Морпорке трактир стоит прямо на самом берегу реки. Этому было две причины — во-первых, сейчас, в самой середине долгой зимы, река промёрзла почти насквозь, белесовато-мутной змеёй соединяя оба берега. Вторая же причина крылась в самом трактире и его посетителях — здесь не обращали внимания. Никто. Ни на что. Поэтому на сидящих за одним из столиков людей мало кто смотрел. Хотя следовало бы. Ведь одним из них был известный всему Анк-Морпорку первый турист Плоского Мира Двацветок. Вторым же — Ринсвинд, не менее известный как самый трусливый волшебник, когда-либо обучавшийся в Незримом Университете. А вот их спутнику, с довольным видом развалившемуся под столом, досталось чуть больше внимания. Потому что это был сундук. Единственный и неповторимый Сундук из древесины груши разумной. Стоя под столом, Сундук внимательно осматривался по сторонам, ощущая опасность. Да, конечно, он никак не мог осматриваться, ведь у сундуков, к их величайшему прискорбию, обычно отсутствуют глаза. Но его резкие повороты из стороны в сторону и хищно приоткрывающаяся крышка явно давали понять любому, кто хотел приблизиться к столику, что Сундук настороже. Сундуку этот трактир совершенно не нравился. Впрочем, наитрусливейшему волшебнику всея Плоского Мира этот трактир не нравился еще больше. А всё потому, что в этом трактире, скрытом от человеческих глаз, собирались те, кого человеком назвать было очень сложно — умертвия, живущие под кроватями страшилы, оборотни… Словом, все те, кто мог принимать человеческую форму, не являясь при этом представителем господствующей расы. Бессменный трактирщик Игорь был весьма удивлен, когда увидел на пороге своего трактира эту компанию — два человека и Сундук. А вот Двацветок, обнаруживший этот трактир лишь благодаря своей обескураживающей наивности и удивительной способности сеять повсюду хаос и разрушения, был только рад тому, что обнаружил такое замечательное место. Услышавший это Игорь был поражён, что кто-то оценил по достоинству его труды по украшению трактира — к Страшдеству он украсил стены омерзительно-лиловыми и тошнотворно-жёлтыми гирляндами, полузасохшими ветками остролиста, криво торчавшими из банок с подозрительными разводами, прошлогодней омелой и ангелочками. — Как самобытно! — восхитился Двацветок, рассматривая прибитую к стене ржавым гвоздём фигурку ангелочка. — Ты всё посмотрел? — оглядываясь по сторонам, спросил Ринсвинд. — Теперь пойдём отсюда. Волшебник совершенно забыл о том, что он видит завсегдатаев трактира лишь благодаря своему волшебному зрению. Для Двацветка же помещение выглядело пустым, если не считать хозяина трактира. Игорь как раз в этот момент рассматривал неожиданных посетителей, раздумывая о том, можно ли считать Сундук разновидностью питомца, присутствие которых в трактире было нежелательным. Хищный оскал крышки Сундука, нацеленный на Игоря, убедил хозяина трактира, что у него только что исчезло желание связываться как с Сундуком, так и с его хозяином, удивленно оглядывающимся по сторонам. — Можно мне чаю? Трактирщик Игорь отвлёкся от разглядывания Сундука и с не меньшим удивлением воззрился на улыбающегося Двацветка, облокотившегося на стойку. За всю его бытность хозяином трактира к нему не обращались с подобной просьбой. Поэтому Игорь смог произнести лишь: — Э-э-э? — Чаю, — с обезоруживающей улыбкой кивнул Двацветок. — С жасмином, если можно. На что Игорь выдал чуть более продолжительное «Э-э-э» и полез под стойку, чтобы найти ингридиенты для такого неожиданного заказа. Двацветок же тем временем удобно устроился за одним из столиков, приглашающим жестом постучав по столу рядом с собой: — Ринсвинд, а ты что будешь? Волшебник покосился на совершенно неаппетитные напитки в руках (лапах, когтях, челюстях и в остальном, чем пользовались завсегдатаи трактира) и решительно отказался. Он аккуратно пробрался между упырём, только что допившим «Кровавую Мэри» (а Игорь обычно понимал все заказы буквально) и оборотнем, нализавшимся хереса (да-да, тоже буквально), и сел рядом с наивным туристом, панически оглядываясь по сторонам. Сундук занял стратегическую позицию под столом, плотоядно приоткрывая крышку, когда кто-нибудь проходил мимо столика. — Расскажи, как у вас проходит Страшдество, — спросил Двацветок. Ринсвинд отвлёкся от разглядывания уснувшего за соседним столиком страшилы и повернулся к нему: — Ну… все дома украшают остролистом и омелой… И вешают носки на камин, чтобы Санта-Хрякус положил туда подарок… — Носки! — роняя табурет из-за соседнего столика вскочил вроде бы спавший страшила. — Ненавижу носки! Почему эти людишки вечно теряют их под кроватью?! — Кочергой досталось? — понимающе кивнуло нечто, напоминающее паука, покрытого жёсткой чёрной шерстью. — Она проснулась посреди ночи и начала искать свои носки под кроватью, — начал жаловаться страшила. — А мне даже сбежать некуда было — с другой стороны висело одеяло. Почему честный страшила не может спокойно поспать? Я даже пугать её в ту ночь не хотел… Ринсвинд всем телом затрясся от страха. Сундук показался из-под стола и предупреждающе лязгнул крышкой. Двацветок отпил еще глоточек чаю, с улыбкой поставил кружку на стол и достал свой иконограф: — Скажи, а Санта-Хрякус… Он действительно существует? — Конечно, — машинально кивнул Ринсвинд, отодвигаясь вместе со стулом как можно дальше от разозлённого страшилы. — Он даже не верит в нас! — истерично выкрикнул страшила, ткнув пальцем в сторону Двацветка. Турист нажал на спуск иконографа. Помещение трактира, с самого основания которое освещалось лишь тусклыми свечами, залил яркий белый свет. Шерсть оборотней даже слегка подпалило, а один маленький бес, по несчастью оказавшийся неподалеку от Двацветка, с жалобным писком исчез вместе со светом. Немногочисленные упыри, которым не повезло оказаться в одном помещении с ним, обзавелись очень своеобразной причёской, которую позже, когда она стала модной среди них, прозвали «стрижка-вспышка». Маленькая зелёная фигурка выбралась из иконографа, сунула в руки Двацветка картинку, а затем, пробурчав «Я на это не подписывался», с крохотными чемоданами в руках скрылась в неизвестном направлении. Двацветок взглянул на картинку у него в руках и улыбнулся, показывая её Ринсвинду: — Смотри, какой интересный эффект получился — как будто бы нас чудовища окружают. Ринсвинд посмотрел на картинку, где небрежными линиями были изображены подступающие к их столику завсегдатаи трактира, а затем поднял взгляд наверх — клыки и когти тех чудовищ, что стояли перед ним, были куда более впечатляющими. — Нам пора идти! — с паникой в голосе Ринсвинд схватил Двацветка за рукав и потащил в сторону дверей. — Вам действительно пора идти, — нахмурился Игорь и вытащил из-под стойки свою знаменитую дубинку, окованную серебром и увешанную чесноком. — А я пока напомню всем остальным, что потасовки в трактире запрещены. Под хмурым взглядом трактирщика, сдобренным весьма красноречивым поглаживанием дубинки, завсегдатаи таверны слегка подались назад, оставляя туристу и волшебнику путь к спасительной двери. Из-за уже почти закрывшейся за их спинами двери раздался еще один вопрос Двацветка: — Ты точно уверен в том, что старик, по ночам забирающийся в детские спальни — это нормально? Ответа Ринсвинда слышно уже не было. Зато все хорошо расслышали плотоядный лязг Сундука, который своевольно остался в трактире, а не последовал за хозяином. Какие бы чудовища не собирались в трактире, чтобы отдохнуть от своих чудовищных дел, они даже и не подозревали, что могут попасть в такой переплёт — оказаться между недовольным Игорем и голодным Сундуком. Через пару часов поголовье чудовищ Анк-Морпорка слегка уменьшилось. Трактир лишился окон и единственной двери, а бессменный трактирщик — своей знаменитой дубинки, сгинувшей где-то в недрах Сундука вместе с частью завсегдатаев трактира. Довольный и сытый Сундук, чуть покачиваясь, вышел из выбитой двери трактира под негодующим взглядом Игоря. Часы на главной башне Анк-Морпорка пробили полночь. Улицы опустели — страшдественскую ночь все старались проводить в кругу своих родных и близких. Двацветок, уставший осматривать достопримечательности города, уже крепко спал. На соседней кровати похрапывал уставший Ринсвинд. Сундук удобно устроился между кроватями и замер, погрузившись в свой сундуковый сон. В каминной трубе зашуршало. Из трубы послышались сдавленные ругательства, затем упал мешок с подарками, а на него сверху приземлился Санта-Хрякус. Выходя из камина, он ударился головой, и теперь морщился, потирая наливающуюся шишку на лбу. — Не веришь в меня, значит? — фыркнул он, глядя на Двацветка. — Посмотрим, что ты утром скажешь. Он подвесил к каминной решетке один из носков, который нашел под кроватью, и засунул в него что-то маленькое, но яростно сопротивляющееся. — Вытащи меня отсюда! — доносилось из носка. — Я не хочу больше с ним путешествовать! Я на это не подписывался! Подожди-ка, это что, носок Ринсвинда?! Вытащи меня отсюда, он же опасен для жизни! Санта-Хрякус усмехнулся и достал из своего мешка следующий подарок — остроконечную шляпу. Он немного постоял, прикидывая, как можно её запихнуть во второй носок, но потом сдался и просто повесил шляпу на решетку камина, надеясь, что утром её снимут раньше, чем разожгут камин. Он подошёл к Сундуку и остановился перед ним. Тот проснулся и встрепенулся, только сейчас поняв, что в комнате находится посторонний. Крышка Сундука начала растягиваться в хищной ухмылке, но стоило Санта-Хрякусу провести рукой по медным полосам на крышке, как Сундук стал ластиться к нему, словно верный пёс. — Скучно тебе? — спросил Санта-Хрякус. Сундук кивнул. На самом деле он опустил одну свою часть и приподнял другую, но выглядело это как согласный кивок. Санта-Хрякус еще раз провёл рукой по крышке, стирая патину и грязь, заполняя сколы и царапины, заставляя Сундук выглядеть новеньким и полным сил. — С таким хозяином скука тебе не грозит, — улыбнулся Санта-Хрякус и полез обратно в каминную трубу. Над замершим в ожидании чуда Анк-Морпорком пронеслись сани, запряженные четверкой огромных кабанов, и разнеслось традиционное страшдественское «Хо-хо-хо».