Tell me "oppa"

Почти каждый день новую группу Wanna One встречают на огромных стадионах тысячи фанатов, которые готовы отдать бешеные деньги, чтобы встретиться со своими кумирами (хоть и парни стали ими не так давно) помахать ручкой с первых рядов и молиться, чтобы от радости не потерять сознание. Каждый из одиннадцати парней в этой группе особенный и по-своему ее дополняет. Но, есть в ней один особенный экземпляр... Центр группы - Кан Даниэль улыбается всем фанатам своей кроличьей улыбкой и даже подмигивает, от чего и слышится очередная волна криков писклявых девушек, ведь, Даниэль - любимчик публики. Он не только милашка и очаровашка, которая может сразить наповал, но еще и безумно сексуальный танцор. Даже впомнить выступление будучи в шоу Продьюс, когда Кан проводил ладонью по своему бедру - от колена и выше. Уж на этом моменте получали оргазмы и правда многие, потому что это Кан Даниэль и его чертово бедро... бедра. Не важно. Но, как и у других десяти участников группы этот кролик имеет свои слабости, свои особенные причуды, о которых не знали даже кошки Кана - Руни и Питер. Даниэль млеет, когда его называют оппой. Даниэль обожает, когда его называют оппой. Даниэль готов отдать все что угодно, чтобы его Сону назвал оппой... Но, такое ему приснится разве что в эротическом сне, ибо Сону никогда не унизится до такой степени, чтобы назвать Кана оппой. Он не понимает, что теряет.

***

— Иди сюда, детка, — дверь в гримерку с надписью на ней большими буквами "wanna one" громко захлопывается Даниэлем и им же к ней прижимается немного не понимающий Сону. Нет, тут все вполне очевидно, практически после каждого выступления Кан или закрывается сам, или с вокалистом, избавляя себя от возбуждения которое получает во время концерта. Страсть. Буря. Эмоции. Песня "Burn it up" чертовски заводит одними битами, последствиями которой и становится стэнд ап в штанишках Даниэля, и благо, если они будут обтягивающими, а если нет? Все прелести видны публике как приличных размеров бугорочек. Скорее, бугор, наверное. — У тебя пожизненные запасы спермы, Ниэль? — Он блаженно прикрывает глазки, когда его розоватую рубашку расстегивают, точнее, всего несколько верхних пуговиц для удобства, и уже любимо атакуют пухлые губы Даниэля, измазанные вишневым блеском для губ, который приятно липнет к светлой коже вокалиста и оставляет на ней розоватые следы, которые выглядели как банальные покраснения, — Когда у тебя член отсохнет уже? — Тебе же хуже будет, если отсохнет, — Даниэль дьявольски усмехается, хоть и Он этого не видит, а лишь чувствует не прекращаемый поток поцелуев, который продолжался прямиком до оголённых ключиц и обратно, каждый раз заканчиваясь звонким чмоком, будто конфетку облизнули. Хотя, судя по цвету рубашки Сону, это так и было. — Да что ты? У меня еще Линь есть. Если судить по его росту, представляешь, какой у него агрегат? ~ — Старший мурлычет последнюю фразу словно котенок и тут же встречается с ярко накрашенными глазами Кана, которые так и говорили, что смерти вокалисту не миновать, — Поэтому, не пропаду. В один момент темноволосый чувствует ладонь Даниэля на собственной шее, пальцы которой с силой сжимали ту и специально притягивали ближе к себе. Это было слишком резко и Он полностью лишается воздуха на несколько секунд. Оно и понятно, ведь подобными шутками можно разбудить в танцоре зверя, вроде большого белого мишки, который одним движением может и убить ненароком. — Никогда, слышишь? Ты никогда не будешь чьим-то другим, Он Сону, — Кан не совсем зверь и еще не очень мудак, чтобы окончательно прибить на месте того, кого безумно любит. Даниэль слышит несколько попыток Сону что-либо сказать и хрип, от чего тут же отпускает шею любимого и компенсирует доставленный дискомфорт нежным поцелуем. Уж это младший умел делать и знал, что в поцелуе Сону становится и правда как ласковый котенок, которого приручили: мурчит, ластится ближе и иногда кусается, позволяет себе совершить подобную шалость, — Ты только мой. Младший целует любимые губы совсем нежно, хоть и любит их кусать и не отказывает даже сейчас в подобном удовольствие, зная, что Он не будет против подобного и сам отвечает на поцелуй, одной рукой кое-как приобнимая Кана за плечо, на котором и сжимает темную ткань костюма недо-полицейского. — Тебе безумно идет этот костюм, — шепчет в губы танцора старший и оставляет короткий и мокрый поцелуй, заставив Даниэля ухмыльнуться. — Я знал, что тебе понравится, — Даниэль проводит ладонью по талии Она под пиджаком и цепляется за его края, немного отодвигая и любуясь розовой рубашкой Сону, будто тот сладкая вата, — Позвольте Вас арестовать, Он Сону, — пропустив тот факт, что старший удивленно захлопал глазами, Кан быстро и ловко отстраняется от вокалиста и разворачивает того лицом к стене, специально заводя руки того назад, имитируя процесс одевания наручников, которые, к слову, сейчас бы очень пригодились. — За что это? — За чрезмерную сексуальность, — бубнит себе под нос Кан и прижимается к старшему уже грудью, да и не только ею. Даниэль прекрасно знал, да и чувствовал, как проснулся его Даниэль-младший, который оттопыривал ткань его костюма и от этого становилось немного неприятно. Тут явно не обойтись без задницы любимого хена. Решив подразнить Сону, Кан поддается бедрами вперед и делает так, чтобы член упирался прямо в задницу Она, ведь это прекрасно чувствовалось даже через две ткани штанов обоих. После чего и делает несколько толчков, имитируя... секс?чего безумно не любит Сону и готов убивать Даниэля каждый раз, когда он подобное вытворяет, потираясь возбуждением об задок вокалиста. Понимая, что собственные руки в плену воображаемых наручников и прекратить этот ад Сону не сможет точно, он поддается назад и почти что ловит кайф от подобного. Ведь больше Кана старший любит только его член. Не будем говорить о том, какой он большой, ладно? Это известно только Сону. Довольно улыбаясь действиям хена, Даниэль тянет его за руки на себя и заставляет спиной буквально прильнуть к своей груди, рвано выдыхая, ибо подобная пытка и правда была пыткой, которую так любил этот чертов кролик Даниэль, вновь мучая шею Сону мокрыми поцелуями и юрким язычком, который обводил разнообразные узоры на бледной коже Она, заставляя его вздрагивать, когда младший опаляет горячим дыханием чувствительное место вокалиста, ведь знает, насколько чувствительна она у него. Держа одной рукой сразу две чужих, чтобы Он банально не вырвался, Даниэль второй медленно тянет пиджак старшего с его плечей вниз, лишь на секунду отпустив руки, чтобы откинуть того на пол и после приступить к розовой рубашке, которая была частично расстегнута но, в один момент Сону слышит тихий треск и понимает, что он явно ничего хорошего не предвещал. И правда не предвещал, ведь младшему было слишком лень расстегивать пуговицы и силы немного не рассчитал, зато рубашку расстегнул. Только что потом говорить стилистам об этом нюансе? — Какого черта ты творишь? — выдыхает вокалист и поворачивает голову в бок, дабы хоть как-то посмотреть на Даниэля, с моськи которого не сползала довольная улыбка, даже когда он снял с Она мешающую рубашку, оставляя того только в штанах, да и самого себя в костюме. — Это страсть, ты не понимаешь, — фыркает Кан и тянет шаловливую ручку к брюкам Сону, тут же нащупав в районе паха небольшой бугорочек чужого возбуждения и понимает, что поцелуи в шею не прошли зря и старший по-прежнему быстро возбуждается от всего подобного. — Какая страсть? Меня потом менеджер также порвет как и ты эту рубашку, — обреченно простанывая, темноволосый слышит тихий вжик собачки на молнии брюк и чувствует, как те вместе с боксерами приспускаются медленно вниз и специально дразнят, заставляя ерзать от нетерпения, и Даниэля тихо засмеяться от такого не терпеливого хена. — Я разрешу тебе потом меня покусать, малыш, — понимая, что этот блядский костюм надо снимать полностью, чтобы элементарно вытащить свой член, Даниэль недовольно вздыхает и с мыслями "какой же придурок тебя придумал?" расстегивает несколько пуговиц сверху на рубашке и такой милый, розовый ремешок, после чего форма недо-полицеского благополучно сползает вниз, оставив танцора в одном белье. Да и оно не задерживается на Кане долго. Он быстро избавляет свой пипидастр от чехла и облегченно выдыхает, ибо больше ничего не давило на Даниэля-младшего. Понятное дело, что времени итак было мало, да и мало ли, кому в голову придет вернуться ни с того, ни с сего в гримерку а тут эти двое изучают пестики и тычинки на практике. В общем, ситуация была бы не из лучших, и надо было бы поспешить, наверное? Поэтому Кан и решает не тянуть, в прямом смысле не растягивать задок своего любимого Сону и привсунуть ему вот так, сразу. Помним, любим, скорбим анус Он Сону. Воспользовавшись подручными средствами в виде собственной слюны, Даниэль быстро распределяет ту сначала по своей ладошке, а после и на члене, дабы хоть немного облегчить будущее проникновение, которого, к слову, хныкающий Сону буквально жаждал, это можно было понять и по словам "я тебе твою пипирку оторву, если ты ею не воспользуешься в ближайшие несколько секунд" и кажется, вокалист тут же жалеет о своих словах, ведь приходится прикусывать собственные губки, когда Кан подставляет твердую головку к сжимающемуся колечку мышц и не церемонится, резко поддается вперед, входя пусть и не до конца. Пока со стороны вокалиста слышались только тихие шипения и недовольное мычание, Сону пусть и чувствовал дискомфорт и некую боль, но избавиться от возбуждения и адского стояка хотелось больше, Он и поддается назад, тем самым пытаясь самостоятельно насаживаться на член Даниэля под его ухмылку. Кан, все еще держа крепко руки старшего, вновь тянет его на себя и входит слишком резко, от чего и слышится болезненный стон от вокалиста, который ( будем молиться ) никто за дверью не услышал, хоть это и было прекрасно для ушей Даниэля. Ибо, больше чем голос Сону, он любит только стоны Сону, которые были гораздо мелодичнее. Войдя до самого основания, танцор дает старшему несколько секунд, дабы адаптироваться и на пару процентов привыкнуть к размерам члена младшего в собственном не растянутом заду, после чего и начиная медленно двигаться. Понятно было, что выдержка у Даниэля тоже не железная, да и сорваться он мог в любой момент и сделать любимому хену больно, хоть ему итак было не сладко сейчас, Кан не обращает внимание на попытки Она увеличить темп толчков и продолжает еще несколько минут медленно покидать тельце вокалиста и входить обратно под тихие и сдавленные стоны. — Детка, ты знаешь, что нужно сделать, чтобы получить желаемое, — танцор сладко шепчет на ушко Сону подобную фразу и для вида резко входит в старшего, давая ему понять, что нужно сразу обоим. — Иди в задницу, я.. я никогда тебя так не назову, — услышав ответное "да я и так в ней" от Кана, Сону прикрывает глаза и ощущает снова те медленные толчки, которые явно не приведут его к оргазму, или приведут, но будет это очень не скоро, особенно с захваченными в плен руками. — Всего одно слово, и я перестану сдерживаться, — медленный отсчет... три... Сону понимает, что эти мучения могут длиться и правда долго, если он один раз не сломает себя и не скажет гребаное "оппа"... два... еще немного и крышу от желания и возбуждения и правда сорвет, как и заслонки гордости Она... один... — Оппа.. прошу.. — и последующий стон вокалиста заставляет Кана покрыться приятными мурашками с головы до ног и только от желаемого давно "оппа" получить мини-оргазм. Только, он еще должен был доставить его любимому хену, ведь обещал, можно сказать. Младший утыкается носом в оголенное плечо вокалиста и утробно рычит, отпуская руки Сону и вместо этого обнимая его за талию уже двумя руками, резко притягивая на себя и входя уже под другим углом, словно ища заветный комочек нервов, по которому и будет успешно долбиться. Он заметно вздрагивает и после нескольких резких проникновений подносит к губам ладонь, затем и кусая ее, ведь стонать в полный голос хотелось больше всего, а в данный момент этого делать тупо нельзя было. С каждой секундой толчки становились более резкими и глубокими, приносящими удовольствие сразу обоим. Даже тихие стоны вокалиста возбуждали в разы больше. Даниэль с силой сжимал пальцы на тонкой талии темноволосого и словно вообще не жалел, продолжая буквально вдалбливаться в тельце хена, пока не нашел заветную точку одним глубоким толчком, который озвучился чуть громковатым стоном вокалиста, означающий, что младший попал явно туда, куда и надо было. Продолжив входить в Сону под нужным углом и вслушиваясь в его тихие постанывания и изредка хныканья, танцор решает помочь и одну руку отстраняет от талии Она, медленно скользя ею прямиком до возбуждения темноволосого, которое Кан и обхватывает несколькими пальцами, водя по всей длине в такт собственным толчкам, заставляя старшего буквально метаться где-то между, ведь был зажат с двух сторон. Даниэль чувствует уже скорую разрядку, не только свою, и даже недовольно рычит, когда слышит шлепки тел обоих и замечает такого взъерошенного Сону, который искусал собственные губки почти что в кровь, в попытках сдержать большее количество стонов, и не зря, лучше так, чем быть застуканными ебущимися в гримерке группы. И старшему хватает буквально нескольких секунд, чтобы со сдавленным стоном испачкать ладонь танцора белыми капельками. Как только стенки ануса начали плотно сжимать член Кана внутри, он даже покинуть тельце Она не успевает, изливается глубоко внутрь и понимает, что за подобное хен его точно убьет. Спустя минуту, возможно и чуть больше, младший покидает задницу вокалиста и даже замечает, как по бедрам того медленно стекает собственная сперма, грозя испачкать брюки. Вроде, все идеально: рубашка порвана, штаны в черт знает чьей сперме и тут, встал... вопрос: чем занимался Сону в гримерке пол часа? Явно не в шахматы играл на пару с Даниэлем. Хотя, кто знает? — Если ты меня еще раз назовешь оппой, я сделаю тебе предложение. — Я согласен, оппа.