Последний бой майора Рокотова

      Грозно рыча, Т-80БВ, увешанный блоками динамической защиты «Контакт», с твердо стоящим на крыше башни НСВТ, обложенный мешками с песком и кустарными самоделками — решетчатые противокумулятивные экраны, несколько приваренных листов стали, передние экраны на башне, снятые с Т-64, длинные антенны радиостанций и нарисованная белой краской в неуставном месте — на передних экранах — цифры 152, вырвался на опушку, снеся неудачливые деревья, оказавшиеся на пути у бронированного монстра. Не останавливаясь, танк на полном ходу рванул к съезжающим с холма в трехстах метрах от машины пятерым «Абрамсам», выкрашенным в стандартный камуфляж армии США. Наводчик, 22-х летний старший лейтенант Юрин, в некотором замешательстве отвел глаза от прицела, пару раз моргнул, желая справиться с наваждением, и вернулся на место. Зелено-коричневые танки все так же непреклонно ползли вперед. Молчание прервал голос майора — Юрин! Заряжай кумулятивный, — и, убедившись, что автомат поставил в ствол заряд, продолжил — По центральному, под башню… Пли!       Громыхнул выстрел, и 125-миллиметровый бронебойный кумулятивный снаряд 3БК29(М) вошел точно туда, куда приказывал его вогнать командир — Юрин был на войне почти с самого её начала, да и в учебке показывал лучшие результаты, и сейчас сделал все на высшем уровне. «Абрамс» остановился на полсекунды, и последовал мощный взрыв, подкинувший башню передового танка на два метра вверх, не оставляя экипажу ни шанса на спасение. Другие четыре командира танков опешили, по всей видимости, не ожидая таких скорых потерь от одинокого неопознанного танка, которого в штабе приняли не то за террористов, не то за психов, решивших начать войну. Времени хватило на заряжание следующего снаряда — на этот раз подкалиберного 3БМ48 — и выстрела им в самого сообразительного, уже наводящего ствол на Т-80БВ, в то время как остальные пытались восстановить связь с центром и, из-за гибели командира взвода, получить новые приказы на продолжение столкновения или отступление. Снаряд ударил в левую сторону башни, остановив наведение орудия, а сам «Абрамс» начал отступать, но спустя несколько секунд задымился, остановился на месте, выбросил белый флаг, и из люка мехвода наружу полез танкист… Танкистка, в короткой юбке и противогазе. Пока наводчик высадил ещё один подкалиберный снаряд в один из оставшихся трёх танков, заставив его так же задымиться, командир короткой очередью из крупнокалиберного зенитного пулемета практически разорвал выжившую танкистку, совершенно не изменившись в лице. «Они — враги» — напомнил он себе — «Вспомни, как такие же женщины и дети стреляли в спины нашим пацанам в Чечне и Афгане, Саня, вспомни — и уничтожь». Два выстрела из 105-мм нарезных орудий выживших, и откровенно паникующих «Абрамсов» ударили в двух-трех метрах от советского танка, поломав несколько деревьев, но не причинив никакого вреда «Восьмидесятке». Ответный залп 2А46 же унёс жизни ещё одного экипажа, на этот раз — ПТУРом 9М19, попав под башню и откинув её на два метра влево. Последний оставшийся в живых враг круто развернулся, и со всех сил своего газотурбинного двигателя AGT-1500 рванул обратно. Дождавшись, пока разогнавшийся «Абрамс» не начнет заползать на холм, и не покажет свою крышу, так и стоящий на одном месте Т-80БВ выстрелил фугасным снарядом в неё, практически вмяв её внутрь, и своим взрывом уничтожив трусливый экипаж.       Настежь открыв люки стального зверя, три танкиста курили под теплым солнцем, сняв тяжелые зимние куртки, и оставшись лишь в сапогах, черных замызганных, но целых штанах, тельняшках и кепках-афганках. Тихо догорали «Абрамсы», остывало орудие ставшего родным за долгие месяцы войны танка. Механик-водитель, набравшийся опыта ещё в Афганистане, сержант Несвидов, напевая себе под нос «Марш Танкистов» монотонно маскировал позицию, обкладывая танк своими масксетями, маскировочными мочалами, и срубленными его же заездами и неточным огнем вражеских машин ветками стоящих рядом деревьев и кустов. Васька Юрин нервно оглядывал местность из одолженного у командира бинокля, каждую секунду ожидая продолжения боя, поминутно теребя пальцами тлеющую солдатскую сигарету, из трех пачек, выменянной им на трофейный «Токарев» одного из собственноручно убитых им чеченцев-моджахедов, напавших на блокпост, на котором отдыхал тогда ещё состоящий в другом экипаже летеха. «А ведь как жизнь сложилась,» — думал он, — «Войну начал на старой шестьдесятчетверке, да с сволочным капитаном-командиром. Потом — засада, трое наших погибли, я — живой. Через две недели из госпиталя выписали, и посадили на этот танк. Жаль, старого командира не помню, видать, контузия сказывается. Вот майор к нам пробился когда, уже командир и погиб. Эх, а дома сейчас небось завтрак, мамка кашу на стол ставит. Или макароны… И чай ставит, на всех — на себя, на батю моего, на брата младшего… И сидят они за столом, едят и меня вспоминают, думают — где же наш Васька-то, как он воюет, сколько медалей у него, наград разных… Вот бы домой сейчас…». Майор молча ходил вокруг танка, открывал притороченные ящики, и готовился к бою: забивал ленты пулеметов патронами по-авиационному — чередуя обычные, бронебойно-зажигательные и трассирующие; забивал магазины к имеющимся в наличии «Калашниковым»; Доставал и подгонял затрофеенные разгрузы, каски и рюкзаки. «Казалось бы, зачем нам, танкистам, разгрузки и каски?» — промелькнуло в голове у наводчика, — «А ведь точно — у нас в боеукладке всего сорок два выстрела, ну, сейчас тридцать семь, ну, танков тридцать мы точно забьем — а дальше что? Надеюсь, до этого не дойдет, как не доходило и раньше…».       Сомлевшего летеху разбудил спокойный голос Рокотова — Отряд, к бою. Под холмом, где мы взвод разбили, не меньше десятка танков противника, столько же бронемашин, и ещё прибывают — уже когда экипаж собрался, закрыл люки и занял места в танке, до Юрина дошел весь смысл сказанного. «Два десятка! А мы одни, и помощи ждать неоткуда. Вот уж если с первыми нам повезло, небось — учебную часть выгнали, но здесь нам ловить нечего.» — подумал наводчик, и тут же прогнал пораженческие мысли из головы. Не нарушая маскировки, мехвод завел мотор, и наводчик медленно повернул ствол танка на увешанную антеннами КШМ-ку, собираясь ударить фугасным снарядом прямо в мозг вражеского отряда.       Взрыв двадцати трех килограммового фугаса 3ВОФ26 уничтожил вражескую штабную машину, осколками убив ближайших к нему танкистов. «ТанкистоК» — мысленно поправил себя Юрин — «У них что, мужиков не осталось?». Несмотря на сравнительно небольшую дистанцию чуть больше трехста метров, суматошно метающиеся между машинами девки проморгали ещё два выстрела фугасным и подкалиберным снарядами, взорвавшими попытавшийся заехать под защиту холма бензовоз, и ближайший зелено-коричнево-черный танк, стоявший к замаскированной позиции бортом, куда получил бронебойный подкалиберный и сильно задымился. Прочесав по врагам из НСВТ и ПКТ, убив дюжину и покалечив ещё столько же танкисток, танк неожиданно словил кумулятивный снаряд прямо в лоб. На этот раз обошлось — машину спасла динамическая защита «Контакт», да и экраны с Т-64 оказались не лишними. Рядом лес начал превращаться в небольшой филиал ада — их выстрелы засекли и обнаружили направление, но их самих найти не удалось, поэтому стреляли скорее наугад, надеясь уничтожить противника вслепую. В это время бронемашины начали отступление за холм, оставляя место все прибывающим железным монстрам. Впереди «Абрамсов» и «Леопардов» вырвались два легких «Стингрея», намереваясь зайти неведомому противнику во фланг или тыл. Их планы оборвали два подкалиберных снаряда, залетевшие под погон башни первому и второму, взорвав танки, и заставив горящие гробы по инерции пропахать в земле ещё несколько метров, прежде чем навсегда остановиться.       После этого оставаться незамеченными уже было невозможно, о чем свидетельствовали остановленные экранами, динамической защитой и броней снаряды, отдававшие звоном за броней и черными отметинами на местах попаданий. Тогда Т-80БВ наконец взревел, и со всей мощи газотурбинного двигателя ГТД-1000Т рванул навстречу противнику, срывая маскировку и на ходу стреляя последней управляемой ракетой 9М124 «Кобра» в возвышающийся над плоскими «Абрамсами» песочный с коричневыми разводами М-48 «Паттон III». Несмотря на надежды экипажа, сто семьдесят восемь миллиметров стали не смогли остановить снаряд, обладающий бронепробитием почти в четыре сотни миллиметров — и это на двух километрах! Противник ожидал, что одиночка, противостоящий им, постарается уйти в лес, где их преимущество в количестве уменьшается, но Рокотов решил иначе. Выйдя на открытое пространство, он по полной использовал преимущество в скорострельности и броне своей машины. На броне насчитывалось уже несколько десятков отметин, в боеукладке осталось всего восемь снарядов, но в бою осталось всего два вражеских ОБТ — один «Абрамс» со сбитой гусеницей, и один легкий «Шеридан», не считая трех «Брэдли». На БМП выстрелы решили не тратить — прошлись из НСВТ, заканчивая ленту.       Бздынь! Громкий звон наполнил голову Юрина, не давая собраться, не давая прогнать из головы предательские мысли. «Нас подбили! Подбили! Вылезать надо!» — и он попытался выбраться из танка. Еще свежи его воспоминания о том, как горели братья-танкисты, не успев или не сумев выбраться из своих бронемашин или танков. Командир столкнул его обратно, и наводчик кулем осел вниз. Майор, не надеясь на подчиненного, лично навел орудие на разворачивающийся лбом к, как он считал, нейтрализованной угрозе, и выстрелил заряженным снарядом. Бронебойный снаряд пробил лобовую броню башни справа от орудия, и попал в двигатель, поджигая его. «Шеридан» же, вопреки ожиданиям, просто вывесил белый флаг.       Рокотов хмуро оглядел своё подразделение. Он сам, раненый наводчик, нервничающий, но похоже целый летеха-наводчик. Неравноценной приблудой стал сдавшийся экипаж «Шеридана» вместе с остальными выжившими танкистками — всего девять девчонок. Которые, надо сказать, очень удивились, узнав пол противостоящих им танкистов. Как бы то ни было, теперь нужно использовать все средства, имеющиеся под рукой. Верный Т-80БВ, служивший им и в той, неправильной войне с чеченскими сепаратистами, и здесь, в неравном бою с тремя десятками танков, пришлось заминировать оставшимися семью выстрелами из боеукладки, да трофейными снарядами с «Шеридана», и взорвать. Уложив Несвидова на сделанные из плащ-палаток и срубленных слег носилки, и отдав их пленным, отдал приказ на отход в лес. Сорок минут ходьбы по лесу для Юрина длились как несколько часов. Танкистки потели, хныкали, царапали оголенные части рук и ног, но продолжали идти по бурелому, подгоняемые стволом АК-74С, возимого внутри танка вместо штатного АКСУ. В отличии от Рокотова, Василий совсем не чувствовал этих девушек врагами. Скорее напротив — он жалел их, он не понимал — кто в здравом уме отправит их воевать? «Да тех, кто так поступает, надо самих на передовую слать!» — думал наводчик, шагая в конце колонны.       Впереди, между деревьями, забрезжил свет, и майор отдал приказ на привал. Пленные танкистки рухнули, как подкошенные, на землю, не забыв перед этим довольно аккуратно положить рядом приходящего в себя мехвода. Юрин снял рюкзак и только подошел к границе леса, как вдруг землю рядом с ним взрыли фонтанчики грязи. Сразу же за этим с той стороны, куда он хотел выйти, раздался усиленный рупором голос, требующий сдачи, иначе — их расстреляют огнем из танковых пушек и пулеметов. Тут же вскочила (И тут же легла, повинуясь тяжелой руке Рокотова) и начала кричать в сторону танков, что-де стрелять не надо, здесь свои. На что, после недолгого молчания ей ответили, что они позволили себя взять в плен, а значит, уже мертвы. Такого Юрин вытерпеть не мог, и начал доставать гранатомет из-за спины. «Вот же ссуки» — думал он — «Своих под огонь подставляете! Да душманьё честнее вас будет! Щас я вам…» — но додумать, что именно он им «щас» выдаст, не успел — его подозвал майор. Оглянувшись, он проговорил — Оставляй РПГ, Юрин. Гранату себе одну бери, остальные тоже отдавай — И отобрал гранатомет. Лейтенант опешил. — Э…Тарщ майор, вы чего?! — Значит так, смотри диспозицию. Там, за лесом, с этой стороны — стоят танки. Не знаю, сколько, но уверен в одном — танки эти древние, максимум — пятидесятых годов. Не спорь, я этот лязг везде узнаю. Ты отдаешь мне гранаты, берешь автомат, танкисток этих — кивок на пленных — и вали отсюда.       Юрин хотел возразить — но не смог. Он молча кивнул, и пожал руку сначала Рокотову, затем — мехводу. Несвидов, уже более-менее оклемавшийся, залег в полутора метрах от командира и устанавливал РПК, возимый танкистами на броне вместе с РПГ. Майор окапывался и заряжал АКМС-овский тридцати патронный магазин бронебойно-зажигательно-трасирующими боепатронами. С той стороны закричали, что время вышло, и что-то, что наводчик не расслышал за стрельбой ручника. Опять раздался крик — на этот раз боли, и оттуда в лес полетели снаряды и пули, с визгом и грохотом влетая в бурелом вокруг ползущих вперед танкистов. Юрин хотел что-то сказать на прощание, но промолчал. И так же молча жестом приказал танкисткам ползти за собой.       «Я заварил эту кашу — мне и расхлебывать» — думал майор — «зато теперь хоть у Юрина шанс выжить будет». Вот перед ним возник серый танк, ведущий огонь в лес, где из своего пулемета Несвидов прикрывал командира. Бросок гранаты — попадание в двигатель, из танка выпрыгивают очередные девки. Четыре патрона — и конец танкисткам. То же самое происходит и со стоящим рядом третьим Панцером. Стоящий чуть поодаль КВ начинает поворачивать башней в сторону Рокотова, пытаясь достать пулеметом, но не успевает — реактивная граната бьётся в лоб корпуса, и тяжелый танк взрывается, не нанеся урона. Замолкает пулемет — похоже, сержанта все-таки достали. «Да и меня… Тоже…» — успевает проскользнуть мысль в голове майора — «Хоть… Юрин… Ушел…». Рокотов из последних сил прицелился и последней реактивной гранатой достал финскую самоходку Stug 40, не дав её экипажу и шанса на спасение.       Последнее, что видел майор в своей жизни — отдернутое кольцо своей «лимонки». Взрыв.