Неправильное

В жизни Гёль О столько неправильных вещей, что он давно не ведёт им счёт. Неправильно, что его отец каждое утро идёт во дворец, склоняет голову и ведёт вежливые речи с убийцами своего ребёнка. Неправильно, что Мун Ён Син давно стал просто погребальным камнем, символами на поминальной табличке, и даже лицо его потихоньку изглаживается из памяти. И, уж конечно, нет ничего правильного в том, что сын ненавидит отца, а благородный потомок семьи Мун, замотанный в обноски по глаза, скачет, как безумный, по крышам столицы, прячась от стражи. В общем-то, в этом списке Ёриму не находится места даже в первой десятке. Он присутствует в жизни Гёль О так давно и прочно, что иногда тот почти теряет Ёрима из виду. Ну да, солнце светит над головой, но не будешь же таращиться на него каждый раз, стоит ему появиться над горизонтом. Оно и завтра будет на своём месте. В чём заключается неправильность Ёрима, Гёль О затруднился бы ответить, но она существует столько лет, что ему кажется — так было всегда. В какой-то не поддающийся определению момент прикосновения Ёрима — слишком навязчивые, прилипчивые объятия, похлопывания по спине, кокетливое постукивание веером по плечу — приобрели отчетливый привкус неправильности. Иногда Гёль О почти его не ощущает. Но на всякий случай отвечает — тычком, затрещиной, обидным словом — просто по привычке. Привычка. Рефлекс. Бездумно выставленный локоть против любого чужого бока — получи-ка в печень, дружок, а там разберёмся. "Убирайся отсюда, Норон. И прихвати своего мальчишку, я ни с кем не живу, вам нечего здесь делать". Нет, демоны подери, ничего правильного в девушке, учащейся в Сонгюнгване (самой лучшей на свете девушке). И даже приблизительно нормального — в том, чтобы дружить с Нороном, сыном убийцы, счастливым, чтоб его разэтак три раза, соперником. На этом Гёль О приходит к выводу, что теперь он сам достаточно неправильный, чтобы найти себе место среди живых людей, и успокаивается. Момент, когда всё меняется в очередной раз, Гёль О опять упускает — возможно, это что-то вроде кармы. Ёрим бывает серьёзным настолько редко, что Гёль О спохватывается уже позже, после того, как идёт прямиком в расставленную военным министром и фальшивым бунтарём ловушку. Что-то, что-то было не так в плачущем Ёриме, в кричащем на него Ёриме, в белом как бумага Ёриме — губы в один цвет со щеками — и лучше бы об этом не вспоминать сейчас. Он и не вспоминает. И предпочитает не расспрашивать, на что было похоже разоблачение в исполнительном комитете студента Гу Ён Ха, сына торговца. Потом мир становится правильным до невероятия, и странность в происходящем ускользает снова, ныряет рыбиной в глубину, и разве что иногда тревожит поверхность. Всё хорошо. Она не идеальна, эта реальность, и смотреть на госпожу Ли — на Юн Хи — всё ещё бывает больно, и, наверное, хорошо, что он остался просто другом, заменой няньки и старшего брата, которого на деле у неё и не было никогда (завязать ли ленту на обуви, или отогнать обидчиков...) Наверное, Мун Джи Син сам не заметил, как дорос до роли старшего брата, а младших судьба ему не послала. Потом он счастлив. Потом невидимая, неосязаемая неправильность в этом новом хорошем мире лишает его покоя и сна. Потом он понимает: Ёрим уже давно не прикасается к нему.