Одиночество

      Одиночество. Оно разъедает тебя изнутри, пожирает все, не ограничиваясь только органами. Оно испепеляет, заставляет тебя желать того, чего бы ранее ты никогда не пожелал. Ни при каких условиях. Одиночество течет по венам, превращает кровь в серую массу, которая твердеет где-то внутри и утягивает тебя на самое дно самобичевания. Ты можешь плакать, можешь орать в пустые стены, но будь уверен, что всем будет плевать. Отчаявшись, ты пойдешь на крайний шаг. Будет ли это крыша, дорогие наркотики или дешевый алкоголь, а может, это будет заядлая привычка курить? Никто не знает, к чему именно приведет тебя это самое одиночество, но единственное, что можно с уверенностью сказать — оно не оставит тебя просто так. Поселившись в твоей душе однажды, оно, как и полагается, приведет с собой верных спутников в лице боли и саморазрушения. Тебе будет казаться, что вся эта неописуемая гамма эмоций сопровождала тебя всегда. Двадцать четыре на семь. От самого рождения и до последней секунды жизни. Всегда. 1975 год. Сеул.       Шумные улицы покрылись тяжелым облаком тумана. С серого неба, словно издеваясь над людьми и доказывая, что невозможное всегда возможно, капал холодный дождь. Непривычная погода для первого месяца зимы. Ни тебе снега, ни морозов, только ледяной ветер, частые туманы и вот такой вот холодный дождь. В маленьких кафешках ютились влюбленные парочки, в окнах университетов горел тусклый свет от дешевой лампочки, оповещая о том, что кто-то еще учится, а в дешевых кабаках толпилась молодежь, тратя подаренные на рождество горячо любимыми родителями деньги. Маленькие магазинчики уже почти закрылись, ощущая приближение «волшебной ночи», а большие рестораны только начинали свою работу. — Сегодня Новый год, — устало прохрипел Чимин, поднимая ленивый взгляд на полку с книгами, — а ты заставляешь меня писать курсовую! Парень возмущенно потянул друга за ухо, смотря, как тот шипит и брыкается, стараясь дописать слово из учебника. — Сам виноват, — бурчит парнишка, потирая покрасневшее ухо. — В иной раз будешь делать все в нужное время, а не по бабам шляться. — Тоже мне, учитель нашелся! — прикрикнул Чимин, отвешивая другу подзатыльник. — Я хоть и младше, но могу ответить, — злобно прошипел брюнет, хватая руку старшего и стискивая с такой силой, с которой обычно полицейские бандитов скручивают. — Йа! Чон Чонгук! Пусти! Больно же! — закричал Чимин, стараясь выхватить руку из стального захвата, смотря, как нежная кожа наливается синяками. Ужасно. — А ты не доставай, — фыркнул Чонгук, утыкаясь в конспект.       Чимин и Чонгук обучались на инженерном отделении. Но в отличие от хмурого и весьма дисциплинированного Чонгука, Чимин был тем самым «оторви и выбрось», из-за чего у Чонгука всегда было в два, а то и в три раза больше работы, ведь в парные проекты их всегда ставили вместе. — Ты такой бука, — запричитал Чимин, смотря на военные часы на своей руке — подарок отца. — Куда собрался? — зашипел Чон, смотря на Пака, который спокойно укладывал карандаши, ручки и ластик в пенал, при этом насвистывая какую-то песенку. — У меня свиданка! — радостно осведомил его Чимин. — Новый год все же, ты тоже должен отпраздновать его с любимыми людьми. — Эй, хочешь сказать, что кидаешь всю работу на меня?! — возмущенно воскликнул Гук, смотря на несколько томов учебников, ватман с незаконченным чертежом и счеты, которые не всегда спасали, но были хорошей альтернативой столбиков в тетради. — Завтра закончим, обещаю. А сегодня праздник, — пролепетал Пак, подмигивая и удаляясь из библиотечного кафе.       Чонгук выдохнул, переламывая карандаш в своей руке. На самом деле Гук устал. Он постоянно заседает в этом кафетерии, который скорее библиотека с возможностью выпить дешевый кофе, чем кафе, где можно поучиться и почитать комиксы. Но сегодня действительно «особый» день, а именно день, когда Чонгук особо остро ощущает свою бесполезность, свое прожигающее насквозь одиночество. Оно будто яд. Всегда растекается и давит на открытые раны в любые дни праздников, когда кто-то с кем-то, а он, Чонгук, один. Даже сейчас. — Тоже мне, праздник, — отмахнулся Чон, доставая новый карандаш, старательно затачивая его складным ножиком и продолжая вычерчивать болт в разрезе. Это неинтересное занятие, но домой идти не хочется совсем, там одиночество точно завладеет мыслями и заставит парня утонуть в соленых слезах и соплях. Это точно не лучший вариант.       Тихий колокольчик звенит над дверью. Чонгук встает из-за стола, разминая затекшую спину и думая, что, возможно, было бы не так уж и плохо купить парочку стаканчиков горячего кофе или чая. Он откладывает карандаш, берет пару купюр из кармана пальто, шагая в сторону маленького бара, где пожилой старичок всегда варит гадкий кофе, но Чонгуку он нравится. — И два кубика сахара, пожалуйста, — перед Чонгуком стоит высокий парень. Он расплачивается за свой заказ и аккуратно постукивает длинными пальцами по столешнице, ожидая, пока старичок сварит кофе. Чонгук наблюдает за парнем. Не из особого интереса, скорее просто от нечего делать. У него интересные черты лица, нельзя сказать, что парень выдающейся красоты, как, например, тот же Пак Чимин, который действительно имел слишком красивую внешность для парня. Нет, у этого молодого человека внешность вполне себе мужская. Да и аура у него точно такая же, только вот есть в ней что-то до боли Чонгуку знакомое. — О, Гукки, — сияет старичок, подавая кофе мужчине, — снова за кофе или уже уходишь? — Я тут останусь до утра. Проект не даст мне и дня покоя, — натянуто улыбается Чонгук, подавая купюры и ощущая, как его спину прожигает чей-то взгляд. Чон ежится, но не оборачивается, продолжая натянуто улыбаться и кивать на глупые шутки старичка. — Трудолюбивый ты, — восхищается им старичок, протягивая стаканчик с кофе и укладывая на блюдце печеньки. — Подкрепись. Если что, ключик на гвоздике, доверяю. — Спасибо, — кивнул Гук, провожая мужчину до выхода.       Гук сроднился с этим местом, даже успел тут три года отработать, но потом учеба взяла свое, и парень стал обычным клиентом. И только в новогоднюю ночь Чонгук, как и в старые времена, закрывает двери заведения и варит кофе поздним гостям, которых в такое время суток всегда крайне мало. Если быть точнее, то вообще никого, кроме этого высокого парня, что расположился на одном из столиков с тонкой книгой прозы и своим кофе.       Чонгук делает два шага в сторону занятого столика, стучит костяшками по поверхности стола, ждет, когда его заметят. Незнакомец поднимает взгляд и смотрит прямо на смутившегося Чонгука. Он не красивый, он притягательный. Чонгук сглатывает, ощущая, как комок неуверенности бьет по нервным окончаниям, заставляя слезы набежать в уголки глаз. — Когда соберетесь уходить, подойдите к тому столику, — указывая на свой столик, проговорил Гук, — я открою вам дверь. — Хорошо, — бархатный голос пронесся сквозь чувствительные уши Гука. Чтобы не выглядеть полным дураком перед совершенно незнакомым парнем, Чон поспешил к двери, запирая ее на ключ и возвращаясь к чертежам и кофе.       Спустя три сломанных грифеля, одну стертую в крошки резинку и пять капель пролитого на конспект кофе Гук понял, что больше не способен сосредоточиться на своей работе. Он то и дело наблюдал за единственным посетителем, смотря, как мужчина, чьего имени Чонгук в принципе не знал, передвигается между книжных полок, выискивая новые книги и принимаясь их читать. В тусклом свете мужчина казался загадочным. Чон внимательно следил за ним, списывая такой интерес на то, что сейчас он в ответе за имущество заведения, а этот тип кажется очень странным. Прошел час. Когда незнакомец вновь потянулся за книгой, Чонгук не выдержал, решая легонько намекнуть, что еще через час Новый год и мужчине пора бы вернуться домой.       Гук долго продумывал речь, прочищал горло и собирался с мыслями, когда внезапно ощутил на себе пристальный взгляд. Подняв голову, Чон едва ли не слетел со стула, смотря на неожиданно возникшего парня прямо рядом с собой. — Уже уходите? — с заиканием поинтересовался Гук. — Нет, но ты так упорно сверлил меня взглядом, что я подумал, что, возможно, тебе понадобилась моя помощь, — улыбнулся он, пододвигая стул от соседнего столика и присаживаясь рядом с Чонгуком. Сердце ухнуло куда-то вниз. От него приятно пахло каким-то одеколоном, будто привезенным из далекой Франции, дешевым кофе и легким шлейфом карамели. Чонгук уперся взглядом в чертеж, пряча дрожащие пальцы под рукава своей кофты. — Нет, просто редко кто тут бывает в такое время, — пробормотал Гук, не в силах повернуть голову. Мужчина хмыкнул, подперев голову рукой, смотря на мальчишку с нескрываемой улыбкой. — Но ты же тут, — заметил он. — Почему другие тут быть не могут? — Могут, — слишком громко отреагировал Чонгук, цепляясь пальцами за край стола. — Но это странно, Новый год все же. — Не странно, когда внутри тебя волком воет одиночество, — мягко произнес он, протягивая руку к карандашу. — Не странно, когда предал тот, кого ты любил и кому посвятил свою жизнь. — Не странно? — переспросил Чон, поворачивая голову к мужчине. В его глазах плескалась грусть, отчаяние и то самое чувство одиночества. — Не странно, когда все планы рухнули и домой возвращаться не хочется, ведь там, внутри одинокой квартиры, тебя ждет одиночество, — кивнул мужчина, протягивая руку Чонгуку. — Ким Намджун, приятно познакомиться. — Чон Чонгук, — кивнул Гук, протягивая ладонь в ответ. Рука у Намджуна была такой теплой, мягкой и большой, что Чонгук невольно ощутил себя рядом с ним очень маленьким, буквально крошечным. — Это твое любимое занятие? — кивнув на чертежи, уточнил Намджун, понимая, что парень не особо и продвинулся в своей работе. — Нет, — покачал головой Гук, — это скорее особый вид пыток, который не применяли даже в древности, но практикуют сейчас. Намджун рассмеялся, смотря на Чонгука с каким-то особым удовольствием. — Но это необходимо, — кивнул Ким, забирая один из чертежей, аккуратно стряхивая с него резиновую крошку на пол. — А вот как закончишь, можешь смело заниматься любимым делом. — Это совет? — уточнил Гук, устало подбирая уцелевшие от разводов кофе листы. — Нет, скорее самоирония, ведь я бросил свою профессию, чтобы в итоге стать тем, кем хотелось, — тепло отозвался Намджун, беря в руки карандаш и дочерчивая одну из схем ровно так, как нужно было. Чонгук в изумлении и слова вымолвить не смог, лишь смотрел, как аккуратные пальцы плавно и без особых усилий выводят линии, точки, черточки. У Чонгука бы ушел целый час на это, в то время как Ким закончил один чертеж меньше чем за десять минут. — Ты умеешь рисовать графики? — удивляется Гук, смотря на четкие линии. Все по стандарту, как надо. — Умел. Тоже учился на инженера, — улыбается Ким, берясь за второй листок, помогая дочерчивать и его, — а потом бросил. Кажется, тогда был последний год. Чонгук ахнул, не понимая такого спокойствия со стороны мужчины. — Один год? — уточнил Чон. — И ты так легко бросил? — Да, — подтвердил Намджун. — Я не желал больше травить себе душу, терзать ее на куски и плеваться кровью только ради какого-то сомнительного светлого будущего.       Чонгук грустно кивнул, находя в словах мужчины огромный процент правды. Ему тоже не нравилось это все, он тоже хотел все бросить и уйти, хлопнуть дверью и следовать зову сердца, но на деле у него просто не хватало смелости, поэтому парень позволял топить себя в одиночестве, в негативе, слушая наставления родных о том, что «вот закончишь, а там и начнется светлое будущее». Пока Чонгук видел только тьму. — А чем сейчас ты занимаешься? — смахивая выступившую влагу, поинтересовался Гук. Намджун замер, откинул карандаш в сторону и развернулся к Чонгуку всем телом. — Я писатель, — на одном выдохе ответил Ким. — Пишу любовные романы, иногда детективы, иногда ужастики, а иногда… — А иногда..? — сглотнул Гук, наклоняясь к Намджуну ближе, когда тот поманил его рукой. — А иногда, как, например, сейчас, я пишу эротические романы, — мужчина тихо рассмеялся, смотря на пунцовые щеки Чонгука. — И вам это нравится? — скромно поинтересовался Гук, наблюдая за работой Намджуна. — Да, вполне, но иногда моя муза поступает со мной жестоко, как сейчас, например, — в голосе слышится грусть. Чонгук еще не был в отношениях, но с уверенностью может сказать, что писатель имел в виду не «вдохновение», а вполне реального человека, который являлся ему «музой». — А без музы..? — хочет спросить Чонгук, но Намджун его прерывает. — А без музы я и слова написать не могу, страдаю, волосы на голове рву, но не пишется, а сдача проекта скоро, вот и решил попробовать словить вдохновение в чужих работах, но все не то, — отчеканил Ким, заканчивая последний чертеж и отдавая его Чонгуку. — А как выглядит ваша муза? — зачем-то интересуется Чонгук, ощущая, что одиночество вновь цепляется липкими лапками, впивается в душу и давит на то, что только у него, у Чонгука, нет даже воображаемой музы. Нет никаких ощущений в жизни. — О, я, наверное, удивлю тебя, — тихо посмеивается Ким, — но это парень. Такой тонкий, словно прозрачный, колкий, словно елочка, но чертовски горячий, будто только что из ада вылез. — Хорошее сравнение, — задумчиво тянет Чон, а потом добавляет. — Так это парень? — Да, с женщинами не удается словить нужное настроение. Они, как правило, забирают всю энергию на себя, а вот парни, наоборот, отдают себя без остатка, но проблема в том, что они слишком ветреные, да и найти таких сложно, — вздыхает Намджун, кивая на конспекты. — Ты дописывай и иди домой, а я почитаю, пока ты писать будешь. Все же надежда умирает последней.       Похлопав Чонгука по плечу, Намджун вернулся за свой столик, прихватив очередной дешевый роман, какие тут особо любили и почитали. Чонгук задумался. Он никогда даже не пытался влезть в какую-то авантюру. Он всегда был в стороне и старался избегать проблем, словно это как-то могло спасти жизнь. В целом, это, безусловно, спасало, но и топило. Топило в литре слез и тоннах одиночества. Написав еще пару строчек, Гук откинул карандаш. С минуты две он смотрел в стол, обдумывая и на что-то решаясь. Намджун тихо перелистывал страницы романа, хмуря брови, видимо, книги не помогали ему добиться нужного результата. — Живем один раз, да? — прошептал Чонгук, отмахиваясь от окутавшего его одиночества, целеустремленно направляясь к столику писателя. — Дописал? — улыбнулся Намджун, убирая книгу в сторону, ожидая от подошедшего парня просьбы покинуть заведение, но Чонгук медлил. — Я постоянно ощущаю холод, — тихо произнес Чон, делая шаг ближе. — Постоянно веду себя слишком правильно, боясь всего, отталкивая от себя людей. — Эй, ты чего? — непонимающе спросил Ким, смотря, как Чонгук делает еще один неуверенный шаг, а после наклоняется к писателю, цепляется за его шею и прижимается ближе. — Пожалуйста, помоги мне, — шепнул в чувствительную шею Чонгук. — Согрей меня, люби меня, позволь задохнуться от новых эмоций, а не от проклятого одиночества.       Глаза Намджуна расширились в удивлении, но Ким не стал отталкивать дрожащего мальчишку, притягивая к себе, усаживая парня на колени и обнимая крепче. — Ты же знаешь, что у меня только одна муза и сердце мое занято? — поинтересовался Ким, в любой момент готовясь отпустить глупца. — Знаю, но это не важно, я не претендую на любовь или что-то в этом духе. Я просто устал от самого себя, от того, что живет внутри меня, устал настолько, что провожу эту волшебную ночь в забытом богом месте, — судорожно шептал Чонгук, залезая руками под теплый свитер мужчины, аккуратно лаская теплую гладкую кожу, запоминая и сосредотачиваясь на своих ощущениях. — Люби меня. Это всего лишь взаимодействие. Ты поможешь мне почувствовать себя живым и нужным, а я помогу тебе дописать роман.       Намджун ухмыльнулся, понимая слова мальчишки как никто другой. Не отвечая на просьбы, Ким оторвал его от себя, приподнял пальцами острый подбородок, мягко касаясь губ. Чонгук млел. В его животе разлетались те самые известные всем бабочки. Сердце билось как бешеное, а дыхание спиралось каждый раз, когда мягкие пальцы касались его голой кожи. Намджун ласкал тело мальчишки, целовал манящие губы и пропускал через себя каждый нервный вздох, каждый тихий стон.       Чонгук выдохнул, когда ладонь писателя оказалась в его трусах, аккуратно лаская вставший член, доставляя неописуемое удовольствие и массу новых ощущений. Чувствовать чужое тепло оказалось в разы приятней, чем ощущать свое собственное. Намджун нежно ласкал, мягко целовал шею, виднеющиеся ключицы и кадык. Он наслаждался этим чувственным мальчиком, не отталкивая, когда Чонгук также просунул руку в штаны писателю, лаская твердую плоть. Чонгук ластился, просил больше ласки, умолял всем своим нутром согреть и дать надежду на то, что дальше будет лучше. — Ты нужен, — шепнул Намджун, целуя щеки Чона. — Ты обязательно будешь кому-то нужен, поэтому не впадай в тоску, малыш.       Чонгук ощутил, как по щекам текут слезы. Он подмахивал Намджуну, цеплялся свободной от чужого члена рукой за плечи, стонал в самое ухо писателю, ощущая, как приятно пульсирует плоть, как тело отзывается на неумелые ласки. Новые ощущения воодушевляли, заставляли безукоризненно верить, что все будет хорошо, растворяться в светлых вспышках.       Намджун тихо рычал, уткнувшись в ключицу, иногда прихватывая зубами тонкую кожу, оттягивая ее, а затем зализывая подобно кошке. Чонгук шипел, иногда переходя на стон, стараясь двигать рукой в такт движениям мужчины, ласкать так, как бы самому хотелось. — Я сейчас кончу, — прохрипел Намджун, целуя за ушком и ускоряя движения рукой. Чонгук угукнул, максимально расслабляясь в руках Намджуна, плавно скользя большим пальцем по чувствительной головке, ощущая, как Намджун кончает. Чонгук затих, обвивая рукой пульсирующую плоть, прикрывая глаза и наслаждаясь. В этот момент он ощутил, что в нем нуждаются, что он кому-то, да нужен. Момент искреннего счастья. Находясь на пике эмоций, Чонгук кончил, пачкая теплые пальцы в сперме. — Прости, ты не заменил мне музу, но дал вдохновения на целый роман, — тихо рассмеялся Намджун, невесомо целуя мальчишку в губы. Чонгук знал это. Ему не нужны были чувства мужчины, он просто хотел отогнать от себя одиночество. 1976 год. Сеул.       Чонгук кивает хозяину в знак приветствия, заказывая привычную чашку кофе и садясь за любимый стол. Он вытаскивает из сумки очки, протирает стекла и ждет, когда ему подадут кофе. — У нас обновилась литература, — улыбается хозяин, ставя на столик кофе с печеньками. — Можешь почитать. — Спасибо, — широко улыбнулся Чонгук, направляясь к полке с новыми книгами. Просматривая одну за одной корочки, Гук с удивлением замечает темно-бордовую, украшенную золотыми буквами. — О, это то, что я искал! — улыбнулся парень, беря книгу в руки. «Новогодняя ночь любви», — гласит надпись на корке, а внизу приписка, — «Автор: Ким Намджун».       Чонгук смеется, видя на развороте фотографию знакомого писателя, который тепло улыбается и просит всех верить, что каждый человек кому-то нужен.       И пусть одиночество все еще рядом с Чон Чонгуком, парень знает, что однажды, в точно такую же мерзкую ночь, он ощутил себя самым счастливым человеком на земле.