doin' good

— Что, как жизнь? — Ты как мой номер отрыл? Стелла сплёвывает кровь где-то мысленно, на задворках, готова приложить к душевным ранам подорожник и, возможно, послать к ебеням всё то, что нарисовала вчера — кажется, Текна сказала, что нужно сосредоточиться на миссии. Да, конечно, тебя, Текна, послушали. Конечно, да, Блум, вместе с Лейлой навернуть по залу пару кружков. Может, ещё сделать почётный круг вокруг измерения? — Поздно позвонил? — Вовремя, твою мать. — Я не слышал, как ты ругаешься, с первого курса. — Нихрена себе. Стелла сплёвывает кровь уже наяву: это такой, очень хреновый-хреновый сон. Привиделось, Флора, привиделось. А вообще, Текна, то были хорошие эскизы, не поверишь, сфоткала их тому типу, который от нас свалил. Вы уже его имя забыли? — Они меня забыли, говоришь? — Я не забыла. — Как ты там сказала… Нихрена себе. Стеллу не спрашивают ни друзья, ни дома, в Солярии — нигде вообще. Блум тоже не спрашивает. Спасибо, Блум, что не спрашиваешь. Блевотный вопрос. Изо дня в день: что, чё кого, как жизнь? Мерзость. Мерзость. Стелла рисует в голове новый эскиз, бьёт морду какому-то чуваку в переулке, убегает. Позже, получает Баттерфликс. В общем, дела идут прекрасно. — Мне бы очень хотелось тебя увидеть. — Мне — не очень. — Ну… Так что, как жизнь? Мысленный подорожник не помогает, вот вообще; Стелле не кажется — это едет крыша. Да и не только она едет. Там всё едет: они, всем цирком, всем скопом, на очередную миссию, а ещё — ах, да — стрелка на чулках. Такие, знаешь, Ривен, чулки, голубые, с бантиками. — А на них ещё рюши? — Да. Грёбаные рюши. Тошнотворные. — У тебя всё такое. — Спасибо, я знаю. Нужно работать усерднее; Брендон, фоткай, сука, нормально. Шайни, позируй, пожалуйста. Спасибо. Теперь — можно навернуть. Не вокруг Магикса, нет, но можно и вокруг Алфеи. Стелла наворачивает десять кругов, хрен знает зачем. Этой ночью она не спит. — Вы там когда этих идиотов победите, позвони. — Это ты мне звонишь, окей, да? Стелла убеждает себя, что всё у неё прекрасно, хорошо, охуенно, непревзойдённо. С той самой минуты, когда он ушёл. С той самой минуты, когда они познакомились. Раньше Музы, раньше Блум, раньше Трикс, раньше чего-то-там-что-там-было, раньше Баттерфликса, Тайникса, даже раньше ещё какой-нибудь херни, которая даёт нехилый апгрейд. Спасибо, что спросил. Всё — лучше не бывает! Стелла хранит подорожник в запасе; никто не подумает, что она поехала и поплыла. Никто не подумает, что у неё не все дома. Никто не поверит, пока она не уйдёт. И плащ себе купит. Самый модный, блять, плащ. И дела сразу — как по маслу. — Привет, вы позвонили «самому подлому засранцу». Я так у тебя в контактах записан, что ли? — Не спросишь, как я? — Конечно, спрошу. Что там у тебя? — Стотриллионное превращение. Я охеренно поживаю, спасибо, что интересуешься. Ривен не верит, вероятно. После победы над Брафилиусом и Калшарой, она рассказывает ему всё: и про этих животных, и про блеск в глазах Блум при виде Эласа, и про путешествия во времени. А ещё про подорожник — и в это Ривен не верит, возможно, чуточку больше, чем в то, что Стелла что-то курит. Не стоило говорить, что опять села за эскизы. Ривен просит прислать ему шмотки почтой. Стелла действительно шлёт. И нахер, и всю коллекцию. — Размерчик не подошёл. — Я старалась. Фотки пришли. Ривен присылает фотки, Стелла выкидывает подорожник; не стоило ему говорить, что она что-то принимала. Без этого не жилось хорошо. Возможно, годик-два — и принцесса Солярии бы загнулась. Всего восемь фотографий — на девятый год знакомства. Хорош подарочек. — Я тебе зад надеру, засранец. — Спасибо, глупая малышка, я тебя тоже… — Заткнись. Стелла покупает синий бархат. Шьёт всю ночь, руками. Сама. А после — укутывается в плащ, отхаркивает подорожник из кровоточащих лёгких, делает почётный над всем Магиксом. Спасибо, что интересовался, я тоже живу. — Прекрасно живёшь? — Да. Прекрасно. Просто прекрасно.