Кофе

Юра выгибается и тихо шипит на выдохе. Он вообще до сегодняшнего вечера справедливо полагал, что так не бывает и что ему такое не светит. Нет, Юра знал, что он гибкий, что хорошие данные для балета и гимнастики, бла-бла-бла, талантливый мальчик, который осознанно закопал свой талант куда подальше, потому что ноги кормят только волка, а Юра не волк, ему надо себя, деда и кошку содержать. Поэтому Юра упорно идет вперед, учится в школе, пусть и не так хорошо, как другие, но старательно тянет на четверки, а после каждого занятия бежит на подработку в бургерную. Ненавистный жилет сменяется ненавистной униформой: плотная футболка блеклого цвета и дурацкая кепка. В то время как все его однокашники напиваются в слюни и трахаются друг с другом без разбора, Юрка трахается с зависшей чековой лентой в кассе и старательно дышит ртом, когда убирает столы после очередных любителей пива и острых специй. Кто-то бы назвал такую жизнь размеренной, кто-то — трудной. Юра называет это всё емким «ебал я» и делает, просто потому, что должен. Впервые привычный ритм, включающий в себя ненависть ко всему миру по пути в школу, из школы и во время рабочего дня, дает сбои, когда в город приходит весна, а Юру временно переводят в окно выдачи заказов автомобилистам. Здесь не так людно, но наушник мерзко шипит в ухо, над душой шипит менеджер, а где-то в стороне шкворчит, разбрызгивая масло, фритюрница, и Юра чувствует себя окруженным стаей злых котов. Водители тоже шипят на него, в доставшиеся Юре ночные смены водители бывают трех типов: усталый офисный планктон, лихая молодежь на тазах или папкиных машинах и поддатые водилы. У последних Юра записывает номера, скидывая знакомому менту. После того как он стал сиротой по вине одного из таких горе-водителей, Юра не церемонится и не прощает пьяных за рулем. В эту же ночь всё словно бы летит наперекосяк: ему едва не обливают ногу горячим маслом, изляпав кеды, менеджер вываливает на Юру сотню претензий, а в окошко чья-то смуглая рука протягивает пятихатку. Юра матерится едва слышно, отсчитывает сдачу едва ли не из своего кармана, и давится своим же «Приятного аппетита», когда менеджер неожиданно налетает сзади и начинает отчитывать его за неподобающее поведение. Смуглая рука стучится в окошко, и Юра, едва соображающий от усталости, слышит, как мужчина по ту сторону окна что-то поясняет менеджеру. По итогу этого разговора менеджер меняется на глазах, буквально подобрев в секунды, даже гладит Юру по плечу, и растерянный Юра остаток смены проводит в попытках выцепить из памяти куски диалога. Таинственный покупатель оказывается мотоциклистом: Юра высовывается в окошко, когда он появляется в следующую ночь, успев оценить и роскошный спортивный байк, и крутую кожанку. Он поднимает забрало, Юра залипает, наткнувшись на карие глаза. Парень — а он всё же парень, а не мужчина — мягко смеется, благодарит за еду и тянет из рук шуршащий пакет. Юра не сразу вспоминает, что всё ещё висит снаружи и таращится вслед. Их незначительный обмен улыбками продолжается каждую ночь: первое время парень разве что говорит скупые «спасибо», но в его голосе столько тепла, что Юра терпит ежевечерний поток таксистов, заигрывающих парочек и заебанных водил, чтобы вновь услышать это мягкое и теплое слово. Как будто котенка погладили — и голосом, и взглядом. К концу второй недели Юра заканчивает с заменами и его возвращают в зал. До финальных экзаменов остается буквально одна четверть, и он горит в потоке дедлайнов, мотаясь между учителями, рефератами, подготовкой к ЕГЭ и работой. Отсутствие привычного маяка, этого теплого «спасибо», Юра воспринимает с философским спокойствием, но время от времени узнает все же у смены, заезжает ли к ним ночами парень на спортивном байке в крутой такой косухе и весь из себя классный (он просто не знает, как иначе описать человека, к которому успел прикипеть за десяток случайных встреч). Встреча находит его сама: Юра убирается на улице, ловко скользит между набитыми впритык столами и собирается опрокинуть в мусорный пакет очередную гору салфеток, объедков и мятого картона, когда под его ногами проносится ребенок, ловко впечатав маленький кулачок куда-то под колено. Юра коротко матерится сквозь зубы, заваливаясь назад — только и успевает подумать, что смерть от удара о столик бургерной, в лужах колы и остатках картошки фри, будет занесена в книгу рекордов как самая тупая, когда его перехватывают за плечи и прижимают к себе. — Надо же, поймал, — хмыкает в макушку знакомый голос. Юра жмурится, от него несет кисло-сладким соусом, жирное пятно от которого расползается по рубашке, и закидывает голову, пытаясь рассмотреть своего спасителя поближе. Спасителя зовут Отабек, он студент, любитель ночных покатушек и просто хороший парень. Юра перебирает все эти знания о новом друге, как сокровище, и игнорирует подколки менеджера по поводу насыщенной личной жизни, когда Отабек начинает забирать его со смен, чтобы показать ночную Москву или покатать по улицам. Иногда Отабек покупает ему кофе, потому что руки замерзают напрочь, а в ответ на попытки Юры вернуть деньги отмахивается, что у него этого добра навалом. Он действительно из богатой семьи, третий сын, в которого родители вкладывают любые средства, лишь бы Отабек не заскучал вдали от дома, но даже после этих признаний Юра упирается лбом — буквально — и уверяет, что найдет способ расплатиться. Отабек как будто куда-то проваливается: смотрит так долго и так задумчиво, что Юре приходится напомнить о своем существовании, помахав у него перед носом. Отабек отмирает и обещает подумать еще немного. И тут же, в рамках первой оплаты, требует с Юры номер телефона. Юра бы и так поделился, но принимает правила этой странной игры, со смехом сбрасывая ему сперва звонок, а потом — ссылку на свои странички в некоторых соцсетях. За следующий стакан кофе Отабек просит пожать ему руку. В другой раз — обнять на прощание. Юра догадывается, куда тот клонит, но Юра живет без предрассудков — он и не такого насмотрелся на подработках, а вот Отабек явно врет сам себе, потому что с каждой новой просьбой его взгляд становится таким ищущим и растерянным, что Юра начинает чувствовать некоторое превосходство. К поцелуям Юра переходит сам. Они бредут через двор, Отабек провожает Юру и медленно катит мотоцикл рядом, говорит, что не любит реветь мотором там, где это неуместно, и Юра вдруг ловит его за шарф, тянет на себя и целует. Отабек пропадает на неделю. Юра расстроен и все же рад самую малость, потому что никакая подготовка к экзаменам не спасает от нервов, и Юра погружается в учебу с головой — даже берет выходные на работе, пользуясь своим ученическим статусом. Он не успевает даже взлелеять грусть за свой неудачный, не успевший толком начаться роман, когда Отабек пишет ему с нового номера, упрашивает о встрече и даже — о, это становится решающим фактором — добавляет в сообщение смайлик. Отабек и смайлик — мир на грани катастрофы. На встречу Юра прибегает заинтригованным, а также — ну, на всякий случай — приодетым и отмытым до блеска. Отабек приехал первым — подпирает мотоцикл и смотрит перед собой с таким скорбным выражением лица, что Юра невольно сравнивает его с потерянным щеночком, и тут же давится смехом, больше не скрывая своего присутствия. Облегчение, отразившееся на лице Отабека, бесценно. Как все это перетекает в приватную встречу, Юра не успевает понять. Только радуется, что предусмотрительно подготовился, едва не умерев от неловкости, пока выполнял все действия по рекомендациям из сети, а потом долго тер себя в душе, надеясь скрасить гелем с хвойным ароматом свою подростковую худобу и угловатость. Отабек приводит его к себе, по дороге путано рассказывая, как был настолько шокирован поцелуем, что даже забыл переложить телефон во внутренний карман и ожидаемо потерял его, а потом не мог найти Юру ни на работе, ни в этом дворе, а в сети Юра перестал появляться с момента подготовки к экзаменам (потому что тупые одноклассники с бесконечным «дай списать» могут идти лесом). Когда они поднимаются, чтобы выпить кофе дома, Юра чувствует, как внутри у него все поджимается в сладком предвкушении — какой, к черту, кофе? И он первым прижимает Отабека к стене, как только дверь за ним захлопывается. Словно в голове что-то щелкает вместе с этим хлопком. Юра успевает вылизать Отабеку всё нёбо, а Отабек протирает своей курткой половину двери, прежде чем безумный поцелуй обрывается, и оба тяжело дышат, нервно посмеиваясь. — Кофе, — напоминает вдруг Юра, облизывая зацелованные губы. Отабек смотрит тяжелым взглядом, дергает кадыком, шумно сглатывая, и роняет веское: — Подождет. Кроссовки Юра скидывает где-то на половине пути до спальни. Кровать выглядит великолепно. Да и вся квартира просто восхитительна: современный ремонт, две комнаты, раздельный санузел с огромной ванной, широкий балкон, и — Юра восхищенно присвистывает, когда свет включается по хлопку — да, система «Умный дом». Отабек смущенно говорит, что сам ее сделал — проходили на лекции, и он практиковался, но затыкается, когда Юра тянет с себя футболку и предлагает попрактиковаться в чем-то поинтереснее, если Отабек не чертов девственник, конечно. Юра храбрится и берет свои слова назад, потому что Отабек, оказывается, умеет и смотреть так, что внутри всё переворачивается от предвкушения, и презерватив по члену раскатывает ртом, явно же рисуется, не отрывая взгляда, пока Юра плавится, как чертово мороженое на солнцепеке, и сдерживается, чтобы не кончить от жара губ, плотно обхватывающих его член под головкой. Он искренне надеется, что эта пытка горячим и влажным ртом закончится, и ему дадут хотя бы подрочить, когда Отабек резко поднимает его над покрывалом и переворачивает на живот, вздергивает на колени, щедро предлагая не сдерживать голос, если что-то ему не понравится. Единственное, что сейчас не нравится Юре — вынужденная пауза. Он так и сообщает, и Отабек многообещающе хмыкает. Юра готов ко всему: к пальцам, к грубому проникновению, к холодной смазке, но… Отабек ласково обводит большими пальцами ямки на пояснице, мнет бедра, разводя их в стороны, и Юра давится криком, когда к нему — там — широко и влажно прижимается горячий язык. Юра выгибается до хруста в позвоночнике и звона в ушах. Ему так хорошо, что хочется кричать, хочется просить еще, но просить и не нужно: Отабек старательно вылизывает Юру, обводит кончиком языка складки ануса, мягко надавливает и даже чуть проникает внутрь — Юра крупно вздрагивает и кричит, когда он делает так в первый раз, и жалобно скулит в последующие. Иногда язык исчезает — Юра чувствует, как по промежности скользят пальцы, собирая слюну, осторожно давят на вход, едва касаются яичек, перебирая их. Отабек словно издевается — прикусывает бедро, дует, от чего по пояснице к лопаткам поднимается волна колючих мурашек, и Юра тихо стонет, когда его вновь касаются языком с пошлым влажным звуком. Он теряется в ощущениях и собственных реакциях, и спускает ровно в ту минуту, как Отабек проталкивает внутрь палец вместе с кончиком языка. Способность внятно разговаривать возвращается к Юре после второго стакана воды. Для человека, которому пришлось додрачивать себе самостоятельно, Отабек выглядит слишком уж довольным, и Юра не может промолчать и не испортить момент, светским тоном ляпнув что-то про настоящую мужскую дружбу. Отабек смешно поджимает губы, пока Юра осознает, что на римминге вечер открытий для него, оказывается, не закончен. Потому что по версии Отабека — этого правильного казахского мальчика — они с Юрой встречаются где-то со второй чашки кофе, и если Юра так не считает… Юра считает. Он так и заявляет, подбирая под себя все еще дрожащие колени, чтобы признаться, что примерно с тех пор так и считает, но не может не умиляться. Отабек смотрит с укоризной, но, словно о чем-то вспомнив, вдруг невинно улыбается уголками губ, так, как только он и умеет: — Что насчет кофе, кстати? Останешься? И Юра остается. На кофе и насовсем в его жизни, пожалуй.