Inside this place is warm

Донхэ становится холодно, как только они с Хёкдже выходят из самолета в Хитроу. В Мехико оказалось не так жарко, как он рассчитывал, но все же там было теплее, чем в Сеуле, а что касается Лондона, у Донхэ ощущение, будто город накапливает в себе сплошной лунный свет и туман вместо того, чтобы подзаряжаться дневным солнечным светом. И все-таки это Лондон, поэтому Донхэ не позволяет холоду досаждать ему до тех пор, пока они не добираются до отеля и пока подкравшийся вдруг джетлаг не срубает намертво адреналин, на котором Донхэ держался. Он принимает горячий душ, чтобы немного расшевелиться, но замерзает еще сильнее, едва выходит из-под воды, и тут же ныряет в свою одежду – натягивает ее на влажное тело, слыша на задворках сознания голос матери, который твердит ему, что он так простудится. Ну, дрожь хотя бы слегка утихает. – Почему так холодно? – жалуется Донхэ, выйдя из ванной комнаты и вытирая волосы полотенцем. Ынхёк сидит на кровати, откинувшись на подушки, и копается в телефоне. Пустое место рядом с ним зазывает Донхэ. Он немного ворчит и, скользнув к Хёкдже, растирает предплечья ладонями, чтобы быстрее согреться. – Потому что мы в Лондоне, – безжалостно говорит Ынхёк. Донхэ хочет ответить, что это не успокаивает, но вместо этого сладко зевает, и Ынхёк смеряет его подозрительным взглядом. – Ты не спал в самолете? Покачав головой, Донхэ тянется к краю выглядящего мягким свитера, в который одет Ынхёк. Под ним тепло. Донхэ запускает руки в это тепло и касается пальцами кожи Ынхёка, а тот моментально вскрикивает и, резко вжавшись в спинку кровати, перехватывает запястья Донхэ, тут же оттаскивает от себя его кисти. – Что за фигня? У тебя вместо рук ледышки. – Я же сказал, мне холодно. Ынхёк пристально смотрит на Донхэ, а потом снова тянет его за запястья – укутывает его замерзшие кисти в свой мягкий свитер и прижимает получившийся сверток пальцами, чтобы ткань держалась. Убедившись, что все хорошо, он перехватывает свободной рукой телефон и спокойно продолжает проверять почту или чем он там занимался. Руки Донхэ медленно согреваются. Он изучает лицо Ынхёка, стараясь сдержать улыбку. – Хёкдже... – Мм? – Почему твой свитер такой огромный? Он мягкий, темно-серый и по-настоящему необъятный – сползает с плеч Ынхёка и болтается на его стройной талии. При этом рукава у него такие длинные, что Ынхёк при желании целиком может спрятать пальцы. Ынхёк бросает на Донхэ строгий взгляд. – Это стильно. Донхэ насмешливо морщится и дразнит его. – Анчоус. – Эй! Возьми-ка ты это обратно. Или же… – Или что? Донхэ смеется, пытаясь удержать руки завернутыми в мягкую ткань, когда Хёкдже вдруг разжимает пальцы, от возмущения выронив телефон и край свитера. – Или я не стану делиться с тобой этим свитером. Кстати, ты что, не взял с собой теплой одежды? – Взял. Но твоя лучше. – Ты просто нечто, – говорит Ынхёк, но Донхэ лежит совсем рядом и замечает, как его скулы слегка розовеют от удовольствия. Ынхёк чуть сдвигается и поднимает подол свитера. – Давай. Посмотрим, поместимся вдвоем или нет. Они не помещаются. Горловина свитера слишком узкая, чтобы вместить их обоих сразу, но Донхэ все равно забирается с головой и плечами под свитер, чувствуя, как Ынхёк смеется. Внутри очень, очень и очень тепло, но еще душно и немного неловко. Оказавшись щекой вплотную к груди Ынхёка, Донхэ не может сдержаться и оставляет легкий поцелуй на его коже. Ынхёк застенчиво ерзает, что кажется Донхэ абсолютно нелепым, учитывая тот факт, что через каких-нибудь двенадцать часов Ынхёк, скинув рубашку, наверняка станет извиваться всем телом на глазах тысяч и тысяч своих фанаток. – Вот, сейчас... Ынхёк дергает ворот свитера, тянет его над макушкой Донхэ и сам ныряет вниз, избавляясь от горловины. В конечном итоге он оставляет растянутый воротник чуть выше их с Донхэ голов и плеч, и теперь свитер достает им только до середины торса. На Донхэ рубашка с длинными рукавами, поэтому он тут же обнимает Ынхёка за талию, чтобы прикрыть и сохранить в тепле его обнажившуюся поясницу, а затем перекатывается вперед, опрокидывает Ынхёка спиной на подушки и устраивается у него на груди под свитером. Настает тишина, блаженно теплая. Ее нарушает лишь шорох ткани, когда Ынхёк шевелится и вытаскивает руки из рукавов свитера, чтобы тут же прижать их к спине Донхэ. Его грудь приподнимается и опадает, приподнимается и опадает в такт размеренного дыхания под головой Донхэ. Донхэ ощущает, как резонирует голос Ынхёка, когда тот говорит. – У нас репетиция скоро. Я должен собрать всех вместе, чтобы мы вовремя приехали на площадку. Донхэ издает глухой звук в ответ. – Я серьезно. Голос Хёкдже звучит совсем близко и очень мягко, разливается в приглушенном свете под общим свитером. – Всего пять минут, Ли Донхэ, не больше. Донхэ снова хмыкает. *** – Вы все еще здесь? Нам же надо... Канин замолкает на полуслове. Только что ему пришлось буквально вырвать ключ от чужого номера из рук менеджера, потому что в холле не нашлось никого из ребят, и ему не на кого было рассчитывать. Если Ынхёк все еще оставался в номере, значит, он был там с Донхэ, и... В общем, зайти самому безопаснее, чем впускать менеджера, однако Канин все же не ожидал, что найдет этих двоих крепко спящими, завернутыми в... это что, один на двоих свитер? Канин оглядывается в замешательстве. Чей-то телефон лежит на кровати рядом с Донхэ и Ынхёком, и хорошо, если включен звук, потому что будь Канин проклят, если ему придется будить эту парочку и смотреть, как они, сонные, будут нелепо выпутываться из свитера. – Идиоты, – бормочет Канин, закрывая дверь.