Катарсис

      Кайло приходит к нему после отбоя и приносит с собой небольшую темную коробочку и слабую полуулыбку. Хакс немного взволнован, это никак не проявляется внешне, только взгляд не тяжелый, как обычно, а невесомый. Его свежезачесанные волосы слегка влажные, он переминается босыми ногами на голом полу, на нем только смугло-серый халат и гладкое, бесцветное лицо. Рен бережно, по-отцовски распаковывает коробочку, готовит кисть, пристально рассматривает баночку с чернилами, будто не проверил все с особой тщательностью перед приходом.       Халат скользит по плечам Хакса, он перехватывает его на сгибах локтей и расчетливым движением отправляет на кровать. Рен вдыхает глубоко-преглубоко, обнимает генерала восхищенным взглядом, привычным движением обхватывает древко кисти и подходит ближе, склонив голову.       У Хакса на мгновение сбивается дыхание, когда Рен приникает к его теплой, сухой ладони, проводит по внутренней стороне кончиком носа и делает жадный вдох. Он смотрит, смотрит, смотрит на темную макушку Кайло, склонившегося перед ним, и где-то в глубине его глаз загорается бледный огонек. Кажется, от вида такого Кайло у Хакса сносит крышу. Рен слишком интимным жестом окунает кисть в чернила, плавно убирает лишнее о стеклянные края, и с преувеличенной осторожностью выводит на беззащитно раскрытой ладони Хакса знакомые символы. Генерал наблюдает за тем, как у него в руках расцветают чернильные знаки, и даже не шевелится. Ворс кисти приятно щекочет кожу, линии получаются немного несмелыми, они спотыкаются на сгибе ладони, замирают, но продолжают свой путь. Кайло внимательно следит за реакцией, бросив руки вдоль тела, почему-то это становится жизненно важно. Его реакция. Не то, чтобы он стесняется своего увлечения, совсем нет, ему нравится каллиграфия.       Кайло не любит вспоминать о своих джедайских годах, о тех временах, когда он еще был Беном Соло. Воспоминания копошатся, скребутся маленькими лапками, карябают десны и сводят зубы. Кайло ненавидит этот зуд, сначала слабый, но неотвратимо приближающийся пчелиным роем.       Но это воспоминание легкое и чуть-чуть сластит, тает на языке.       — Что это? — выдыхает Хакс, завороженно сканируя надпись. Он умеет читать, проблема не в этом.       — Молитва. Очень мощное заклинание? — сухо и вполголоса.       — Что оно значит? — тихо.       Рен облизывает губы, тычет пальцем в узор и отвечает:       — Веди меня, — голос у него низкий и глубокий. Ресницы рваными треугольниками взметаются вверх и Кайло, наконец, смотрит Хаксу в глаза. Как только их взгляды пересекаются, неуверенность Рена стремительно улетучивается, окружающие предметы перестают кружиться, приходит осознание того, что он сейчас делает. Все становится безумно ярким и приобретает форму. Кайло благоговейно целует кончики пальцев генерала, один за другим, он сейчас до предела напряжен, нервы словно оголены и торчат в разные стороны. Таких как Хакс хочется уничтожить. Таким как Хакс хочется подчиниться.       Глаза у Хакса смотрят голодно, Рен перед ним такой беззащитный, особенно без этой маски. Наверное, он чувствует себя еще более раздетым, нежели Хакс. Генерал ласково зарывается пальцами в его воздушные волосы, и не может им налюбоваться. Кайло очень красивый, у него сбита геометрия лица и воспалено чувство самоконтроля, но загляните в его кофейные глаза и вы пропадете. Буквально. Хакс все ещё пытается разобраться хорошо это или плохо.       Рен мягко отстраняется, смазано целует попавшуюся в зону доступа кожу и ловит взгляд стальных глаз. Там глубоко, на самом дне, мертвые звезды блуждающими огоньками заманивают нерадивых путников в свои заброшенные могилы. Кайло первый, кто их видит, следует за ними. Просто до этого никто не подбирается к Хаксу настолько близко. В глазах Хакса взрываются планеты, его взгляду не достает жизни. Он кажется в разы безжалостнее, чем дуло хаксова бластера.       Под глазами у Хакса плещется яркая синева. Картон кожи разъедает россыпь ржавых веснушек. Рен разрезает синяки Хакса кистью, буквы раскрываются порезами, но вместо кровавых дорожек полукругом повисают черные, слегка влажные следы. У генерала на лице проявляется его имя.       «Путеводная Звезда»       Хакс подносит ладонь к лицу, но не притрагивается.       — Вашу руку, мой генерал, — голос у Рена крошится. Хакс приподнимает перед собой согнутую в локте правую руку, пальцы плотно сжаты в кулак и смотрят в натертый до блеска пол. Дымка неуверенности просачивается во взгляд Кайло, но тут же бесшумно рассеивается в воздухе, когда Хакс спокойно разворачивает кисть ладонью вверх, раскрывая веер длинных пальцев.       Руки Хакса еще более пугающе-бледные, чем лицо. Будто ему прямо на мышцы налепили кусочки тончайшего, сотканного из паутины пергамента. Ломаные ниточки вен со звоном рассыпаются по предплечью и выше. Эти руки очень коварны: смотришь на их мнимую ломкость, и складывается ощущение, будто тяжелее бластера или датапада они ничего и не удержат, но Кайло не проведешь. Он часто видит, как эти самые руки без устали вершат судьбы людей, ломают, скручивают, разбирают на детали. А на прошлой неделе даже ему физически сложно высвободиться из крепкого захвата, пусть он и смеется, чтобы сбросить собственное раздражение.       У Хакса совершенно удивительные руки. Он цепляет короткими ногтями ткань космоса и рвано дергает кистью. Из образовавшейся дыры ему в ладони мощным потоком вытекает вселенная. Космические тела отбрасывают блики на неподвижную маску его лица, будто Рен смотрит на него через призму калейдоскопа.       — Дай мне свою руку, и я дам тебе власть правителя, — предложение выхватывает обрывки сбившегося дыхания и с голодной жадностью стискивает его в кулаке.       Хакс наблюдает, как Кайло коронует его предплечье.       Когда буквы торжественно завершают свой парад и последнее написанное слово почтительно целует нежную кожу генерала, Кайло выпрямляется и прижимается губами к острым костяшкам, крепко зажмурившись. Сейчас он чувствует себя невесомым, будто кости его вмиг становятся полыми, а все мышцы в теле подменяются воздухом. Только сведенные судорогой легкие остаются на месте, медленно втискивая в себя крохи кислорода, и рука Хакса все еще борется за присутствие Кайло рядом.       Сам Хакс не двигается, он очень старается оформить свои мысли во что-то стоящее, но происходящее в данный момент кажется настолько сюрреалистичным, что он изо всех сил борется с желанием хорошенько себе врезать и считает до десяти. В итоге все заканчивается прокушенной щекой.       Кайло вдруг опасно кренится вперед, опаляет дыханием раскрывшиеся губы Хакса, но тут же зло стряхивает наваждение и резко отстраняется. Созвездия в глазах Хакса перестают кружиться, затормозив, наваливаются друг на друга. Перед тем как опуститься перед генералом на одно колено, Кайло оглаживает выцветшее лицо генерала собственническим взглядом. Он наклоняется, как бы ненароком, стряхивает с плеча Хакса несуществующие пылинки, и прижимается губами к звонко-очерченным ключицам и словно в фанатичном припадке принимается покрывать поцелуями колкое плечо, вздымающуюся грудь, впалый живот; проводит языком по бедру, прокладывая влажную дорожку почти до самого колена. Его фигура, облаченная в черное, уменьшается, от нее будто отщипывают кусочек за кусочком, но не стоит думать, что Кайло полностью и безоговорочно сдается на милость Хакса. «Милосердие» и «Хакс» вообще не должны стоять в одном предложении, черт возьми. Поэтому Рен нетерпеливо кормит кисть краской и крепко хватается за мгновенно напрягшуюся голень, покрытую светлыми волосками. Не мышцы, а канатные узлы. Рен улыбается, но улыбка у него хищная, она полна безумия. Пальцы все сильнее погружаются в чужую плоть, тело Хакса начинает мелко вибрировать как рукоять светового меча Кайло в пылу битвы. Почему-то именно сейчас Рен чувствует себя всемогущим: стоя на одном колене перед обнаженным генералом, сделанным из фарфора. Наверное, потому, что Кайло никогда до этого не держал в руках настолько совершенное оружие.       Рен произносит имя Хакса по меньшей мере раз пятнадцать перед тем, как кисть зашепчет вниз настойчивую нахальную просьбу, падая ниц, плохо скрывая вызов под ложной кротостью.       — Преклони колено предо мной, и я заставлю склониться всю галактику для тебя.       Хакс закрывает глаза и поглубже вдыхает слова Кайло. Ожидание выглядывает из-за плеча Рена, нетерпеливо подпрыгивает на месте, сотрясая воздух.       — Ты.       Хочешь.       Власть, — во взгляде Кайло светится мольба. Это он умеет. Умолять.       Хакс чувствует себя чистым листком бумаги, который смяли и выбросили еще до того, как впервые задели чернилами.       — Хочу, — Хакс на секунду замолкает. — И ты мне. Нужен.       Тишина взрывается громогласными аплодисментами. Но громче всех, почти разгромно, бьет сердце Кайло Рена, когда худые пальцы Хакса обхватывают его гладкий подбородок и твердо вынуждают подняться. По пути наверх пальцы Рена сжимают все участки молочной кожи, которые успевают, в ответ генерал сдавленно выдыхает.       Кисть не останавливается.       — Твоя любовь делает меня беззащитным, — воет свежевырезанная на левой части груди надпись.       Именно беззащитным, потому что каждый недовольный взгляд Хакса обжигает, каждое резкое слово бьет наотмашь, а каждое отсутствующее прикосновение разъедает изнутри, заставляя кожу опасно пузыриться и лопаться, оставляет гноящиеся нарывы. Наверное, Кайло сдохнет, если Хакс его однажды предаст. Вот так просто. Скрючится у ног, прижмет к голове уши и, тихонько скуля, испустит дух.       Ведь у Хакса есть безграничная власть над Кайло. Для генерала владеть Реном очень просто, разрушить его жизнь абсурдно легко, как, например, выстрелить в умирающего. Порой подобные игры с огнестрельным оружием могут быть опасны, ведь в десяти случаях из ста – дуло зажато у самого Хакса между зубами. Но Рен отдает себе отчет в том, что Хакс уже настолько глубоко въелся ему под кожу, что любой вред, причиненный генералу, отразится на нем самом как в зеркале.       Рен понимает, что становится слишком зависим от одного только присутствия генерала рядом. Чувства разрывают плоть, комкают кости, оно такое сильное, что его хочется вырвать из себя, вытошнить. Но Кайло и так всю свою сознательную жизнь проводит в изнуряющем одиночестве, поэтому избавляться от Хакса, которого он, казалось, только и ждал все это время, он не станет.       К тому же.       Кайло знает, какие слухи ходят о нем на «Финализаторе» и не только. Скользкий шепот за спиной уже стал его постоянным спутником, куда бы он ни шел. Порой этот шепот кривой, испуганный; порой полон восхищенного благоговения. Чаще ему в спину хлещут из стаканов, наполненных до краев презрением и ненавистью. Находятся смельчаки, которые выкрикивают недовольство в лицо. Некоторые даже остаются живы после демонстрации своей феноменальной глупости. А Хакс с самого начала не впечатляется стеной хаоса, которую создает, возводит по кирпичику вокруг себя Рен. Генерал ледяная-глыба-Хакс, на все угрозы Кайло только кривит губы и бросает язвительные замечания, порой даже не утруждая себя оторваться от датапада. Потому что он может. Потому что ему можно. Даже сейчас во взгляде, который Хакс нацеливает на Рена, нет и следа почтительности или уважения. Только вечная готовность броситься за Кайло в самое пекло. Рен боится, что Хакс не доживет до сорока.       Любовь у них вообще какая-то ненормальная, искалеченная. Даже, можно сказать, больная. Бедняжку постоянно бьют, пинают тяжелыми военными сапогами, душат и бросают позади, скрюченную и дрожащую от боли. У нее красно-желтый цвет тоски и вечно приоткрытый, скулящий рот. Но почему-то именно их любовь оказывается поразительно живучей.       Рен невольно задерживает дыхание, и трепетно проводит согретыми подушечками пальцев по пустующей половине груди генерала, исследуя и без того давно изученное тело.       У Хакса чуть не подкашиваются ноги, когда Рен в мгновение ока оказывается лицом на уровне его паха, и, вскинув голову, прослеживает языком блядскую дорожку. Он глухо хрипит, уткнувшись носом в паховые волосы:       — Твоя страсть делает меня могущественным.       Страсть — это одна из первых вещей, которую замечает Кайло в Хаксе. После отчаянно рыжей шапки тщательно уложенных волос, конечно. Сильная, пробивающая, непреклонная. Она не дает генералу спать, заставляет его лично контролировать ведение работ на «Финализаторе», чтобы этот мощный организм не прекращал делать свои вынужденные вдохи и выдохи. С неуемным рвением он следит за своим внешним видом, всегда появляясь перед подчиненными в безупречно сидящей на нем форме, безукоризненно следует всем правилам, сам сидит над протоколами вечерами, и каким-то неуловим образом, умудряется быть в курсе всего происходящего на его корабле. Хакс является если не самой, то одной из главных деталей Первого порядка. Рен никогда не сталкивался с настолько ослепительно горящим идеей человеком.       Кайло впервые ступает на борт «Финализатора» еще будучи Беном Соло. Он ранен, разбит, с языка не сходит горечь предательства, а ему навстречу безучастно выступает худощавая фигура в массивной шинели и пренебрежительно приветствует.       Рена раздражает уже то, что он не чувствует в этом стеклянном генерале ни капельки страха, только прохладную отстраненность и мрачное любопытство. Рена приводит в бешенство то, что какая-то его извращенная часть трепещет от одного только взгляда стальных глаз. К ногам рыжего выскочки хочется бросать убийственные победы. Богам ведь нужны кровавые жертвоприношения.       И немногим позже Кайло узнает, что Хакс вовсе не бесчувственная машина, что его сердце это не провода, инжекторы и цилиндры. Хакс на самом деле очень даже горячий, жаркий, обжигающий.       Раскаленный.       Испепеляющий.       Под жаром его огня Рен горит, плавится и принимает новую, более совершенную форму.       Наверное, так сходят с ума. А Хакс просто спокойно смотрит на это сверху вниз. Как и сейчас. Он вообще от этого, наверное, балдеет — от осознания своего превосходства.       Кайло тихо рычит, стремительно вскакивает, разворачивает Хакса к себе спиной и резко заламывает ему руку, второй придвигая к себе за талию. Кисть зависает в воздухе рядом с его головой, слегка подрагивая.       — Через боль мы получаем свободу и удовольствие, — цедит он в ухо Хаксу, обдавая чувствительный участок шеи знойным дыханием. Генерал на выпад никак не реагирует, только слегка оборачивается через плечо, демонстрируя часть своего сложенного из линий лица, и судорожно вдыхает. Хакс позволяет Рену проникнуть к нему в легкие. Хакс многое ему последнее время позволяет.       Взгляд Рена мягко ложится на забрызганную веснушками спину, нежно оглаживает ее угловатые очертания и хмурится. Если кто-то полагает, что Хакс дослужился до генерала, не замарав рук, если кто-то считает, что все это далось ему легко, то им стоит заткнуть свою невежественность глубоко… за пояс и захлебнуться в плотном дыму негодования. Если сравнивать Хакса с книгой, то он явно не та, которую стоит читать. И не только потому, что при попытке вам может попасть по пальцам гневным ударом светового меча.       Корешок спины Хакса будто заряд статического электричества пересекают бледные шрамы. Кайло задумчиво прикусывает нижнюю губу. Спина генерала слишком много рассказывает, в сочных красках и так громко, что не слушать не выходит. Не стоит соваться еще глубже, чем вам позволяют. Шрамы у Хакса промеж лопаток бессовестно хохочут Рену в лицо, склабятся разорванными ртами и плюются кровавой слюной. Кайло трясет от злости на того, кто осмелился оставить свою вечную метку на его безупречном полотне, того, кто кощунственно покусился на его собственность. Зубы у Рена стиснуты с такой силой, что усиль он давление еще немного, и они, раздробленные в крошку, ссыпятся ему на язык космической пылью. Но все внезапно прекращается, когда он вспоминает.       Напоминает себе, что.       Настоящие раны они внутри, конвоируют Хакса куда бы он не пошел. Они щедро вырезаны на изнаночной стороне его кожи, рассекают внутренние органы, от них Хакс из ночи в ночь болезненно содрогается во сне.       А Кайло даже не может взять часть этой чудовищной боли на себя, потому что сам ею наполнен до краев и с горкой.       Поэтому он берет кисть за рукоять, и с превеликим усердием кромсает влажным ворсом поверх старых шрамов, высекая новый постулат.       Он посвящает эту часть человеку (человеку ли?), которого ненавидит. Это ода существу, благодаря которому Рен в данный момент утыкается носом куда-то в районе восьмого или девятого позвонка поврежденного человека, и сглатывает свое сердце.       На боль лучше смотреть издалека. Поэтому Кайло придвигается вплотную, похолодевшими ладонями пугающе нежно проводит по плечам Хакса и вымученно медленно разворачивает его лицом к себе, скользит взглядом по чисто выбритому подбородку, не в силах посмотреть генералу в глаза. Воздуха становится критически много.       Хакс не сводит с Кайло пристального, изучающего взгляда, когда тот впивается глазами ему в шею. Рен заметно нервничает, нижняя челюсть ходит из стороны в сторону, его губы беззвучно шевелятся, а Хакс все никак не может разобрать, что он там бормочет, как ни старается. Кайло словно парализует, ему просто нужно пару секунд на вдох, просто дайте ему из обломков самого себя вновь стать цельным. Пару секунд, черт возьми. Кайло делает глубокий и долгий вдох и говорит.       Говорит.       Пытается произнести и не может.       Слова наливаются свинцом и глухо падают на пол. Кайло смотрит на тяжелые, неповоротливые буквы, рассыпанные по полу, слегка ошарашено, растеряно. Воздух вокруг них густеет настолько, что, кажется, его можно пощупать. Несколько движений секундной стрелки, и Рен в панике бросается подбирать то, что еще не расползлось, не закатилось в дальние, темные углы. Он шарит руками по гладкой поверхности до тех пор, пока пальцы не натыкаются на самое наиважнейшее. Вот оно, здесь, бережно стиснуто в ладонях Кайло. Он часто-часто дышит, почти подбегает вплотную к Хаксу и с трепетом кладет ему, на покрытую гематомами шею, то самое сакральное, самое нужное.       «Мне так жаль»       Хакс смотрит на метания Рена аккуратно и тихо. Он будто бы находится за звуконепроницаемым стеклом, поэтому и не может услышать молчание Кайло. Рен пытается еще раз, и еще. И еще.       А потом мысль оформляется настолько, что становится осязаемой и слетает с губ сбивчивым шепотом.       — Мне… Мне жаль… Мне так жаль, Хакс. Прости меня, — голос медленно умирает. мне так жаль мне так жаль мне так жаль господи мне так чертовски жаль       В грудной клетке Хакса детонирует бомба. Настолько беспомощным и потерянным как сейчас, он чувствовал себя только при взрыве «Старкиллера». Тогда искусственная планета, напитанная мощью звезд, бросается врассыпную, а ему, кажется, остается только ждать, когда на его теле выжгут клеймо: просрочен. Хакс пытается прикрыться, выстроить преграду между собой и Кайло собственными руками. Но Рен перехватывает их, он еще не закончил исповедоваться, он продолжает ловко вбивать в шею Хакса гвозди, толщиной со звено рабской цепи.       — Ты мой, — немного недоверчиво. — Слышишь?       — Постоянно, — обреченно и на выдохе.       Кайло смотрит на Хакса так, как будто достиг просветления. Хакс в точности копирует его взгляд, подставляя губы под первый за этот вечер поцелуй.