Лучший способ исполнения желаний

— Папа! Папа! — зовёт Руби, спускаясь по лестнице, звонко шлёпая босыми ногами. — Папы, новый год! Дерек стоит, опершись на кофемашину, а Стайлз сидит за столом. И оба они не сразу понимают, о чём речь, а потом, сонно моргая, пытаются поддержать её энтузиазм. — Ты чего так рано встала? — спрашивает Стайлз, усаживая дочь к себе на колени. — Новый год! — снова восклицает она. — Я же его целый год ждала! Дерек смотрит на неё и понимает, что в ней намного больше от Стайлза, чем от него. Она любит Новый год больше, чем Рождество просто потому, что это «веселее». Хотя помнит-то толком только прошлый год своей жизни. А в прошлом году им пришлось устраивать вечеринку дома, потому что все хотели развлекаться, все хотели развлекаться обязательно с Дереком и Стайлзом, а Дереку и Стайлзу не с кем было оставить Руби — её дедушка всех удивил и уехал на праздники в Нью-Йорк вместе с Натали Мартин. Руби замечает на себе пристальный взгляд, слезает с колен Стайлза и подбегает к Дереку, просясь на руки. — Ты колючий, как ёлка, — заявляет девочка, касаясь ладошкой его щетины. Стайлз прыскает в кулак, а потом делает вид, что его здесь вообще нет. И думает о том, как Руби похожа на Дерека: такая же прямолинейная и поддерживает так же странно — ты не понимаешь, что тебя подбодрили, пока не ощущаешь, что забыл из-за чего переживал. Они не знают, как сообщить дочке о том, что в этом году не будет так же весело — друзья согласились пойти в клуб без них, а Дерек и Стайлз, вообще-то, запланировали тихий семейный вечер. Руби быстро теряет интерес к родителям и усаживается на диван, включая мультики. — А завтракать кто будет? — напоминает Стайлз. — Папа, — пожимает плечами Руби. — Который? — усмехается Стайлз. — Да без разницы, — отмахивается Руби. Стайлз поворачивается к Дереку с лицом «нет, ну ты это слышал?!», но Хейл смотрит в свой телефон и выглядит так, как выглядели все они, когда узнали о человеческих жертвоприношениях в Бейкон Хиллс. — Не говори мне, что какое-то безобразие снова вылезло из-под Неметона, — морщась, просит Стайлз. — Даже если это правда, не говори мне об этом сегодня. Подожди до следующего года. Дерек не отвечает. Он молча протягивает телефон Стайлзу, демонстрируя сообщение от Скотта: «Мы всё переиграли, отмечаем у меня! Если увидите Питера, скажите, что его не приглашаем. Если всё равно увяжется, смиритесь. Приходите к девяти. До вечера!» Ну ёлки-палки. Все надежды на тихий семейный вечер рушатся, как школа Бейкон Хиллс каждый раз, когда в городе появляется новое существо с немотивированным инстинктом убивать. Стайлз, в принципе, не против музыки и выпивки (только для него и Лидии, в общем-то), но он, как хороший партнёр (это слово, думает он, в принципе подходит), хотел на этот раз поступить так, как хочется Дереку. Потому что каждый праздник в их доме превращается в игру «забудь о поводе вечеринки и оставь побольше мусора в лофте». А ещё потому, что семья для Дерека значит намного больше, чем он показывает. И как бы он ни любил (чего он тоже не показывает) стаю, иногда он нуждается в праздниках только для них троих. И этого он тоже не показывает. — Зато Руби обрадуется, — негромко говорит Стайлз. — Зато все последствия будут на совести Скотта, — отвечает Дерек. Стайлз мысленно даёт себе пять за то, что научил Дерека мыслить как Стайлз. Когда они добираются до дома МакКолла, который стал взрослым и самостоятельным и переехал от матери аж в дом по соседству, Руби хлопает в ладоши от восторга и первая вылетает из машины, чтобы поглазеть на венок на двери, а потом постучать. Заходя в мерцающий десятками лампочек дом, они ожидают увидеть каких-нибудь малознакомых людей, которых Скотт и Лидия позвали на вечеринку, но внутри оказывается только стая. И Питер. — Дядя Питер! — Руби радостно несётся к нему и обнимает. Никто не понимает, как и почему эти двое подружились. — Милая, мы ведь говорили, что он тебе скорее двоюродный дедушка, чем дя… — Никаких дедушек! — прерывает Стайлза Питер, вручая Руби новую куклу. — Я не так стар! Дерек отмечает, что Питер, вообще-то, достаточно стар. Питер смертельно обижается и просит Малию не заводить детей в ближайшие десять лет, чтобы не быть дедушкой-дедушкой. Малия смотрит на него как на… в общем-то, как на несущего чепуху Питера и смотрит, не понимая, почему вообще должна заводить детей. Она всё ещё побаивается Руби. А Руби уже разглядывает еду на столе, ожидая разрешения поесть, и напевает какую-то новогоднюю песенку. — Какие у тебя серёжки! — ахает Лидия, заправляя волосы Руби ей за ухо. — Тебе это папы на Рождество подарили? — Нет, Санта подарил! — гордо заявляет девочка. Скотт скептически смотрит на Стайлза, который пять лет назад говорил, что дети должны осознавать, что подарки им дарят родители, а не вымышленные волшебники. Потом на Дерека, который не собирался поддерживать всеобщие тенденции и врать ребёнку три года назад. Потом, правда, Скотт вспоминает, что это именно он уговорил друзей подарить дочке веру в чудеса, ведь они со Стайлзом в её возрасте верили в Санту так же сильно, как в бесконечность своей дружбы. — Только попробуйте хотя бы намекнуть ей, что Санта-Клауса не существует. Повешу ваши синие, жёлтые и особенно красные глаза на ёлку вместо гирлянды, — обещает Стайлз. Он вынужден признать, что хочет, чтобы его дочь подольше верила в доброе волшебство, а не в друидов, демонов и призрачных всадников. Пока все обсуждают что-то своё, Руби играет с новой куклой, одновременно наблюдая за стаей. Лидия и Джордан сидят на диване, оживлённо болтая с развалившимися на полу Скоттом и Малией. Папы стоят у окна: Стайлз рассказывает что-то, активно жестикулируя, а Дерек молча попивает свой глинтвейн, с улыбкой глядя на него. Айзек всё ещё недоверчиво относится к Тео (хотя менее недоверчиво, чем к Стайлзу в последнее время), однако общается с ним и Питером в дверном проёме. Руби напрягается, замечая омелу (искусственную, конечно же, Скотт не повесил бы в доме настоящую) над головой Тео. Айзек с Питером стоят дальше, так что волноваться не о чем. Но сидящий рядом с девочкой Лиам с крохотным оленем в руках пытается поддерживать игру, хотя сам не отводит взгляда от Тео. — Порхай как бабочка, жаль как пчела, — с видом великого мудреца советует Руби. Не ожидавший подобного от пятилетнего ребёнка Лиам находит лишь один достойный ответ: — Чего? — Возьми себя в руки, Лиам! Вон омела висит, вон Тео стоит, действуй! — и нет, папочка не говорил ей о том, что эти парни были бы хорошей парой. — Чего? — переспрашивает Лиам, не уверенный в том, что омела — это хорошая идея. Омела никогда не доводила оборотней до добра. — Ар-р-р, папа! — кричит девочка. — Он совсем глупый! Я не могу с таким работать! Дерек и Стайлз оба отзываются на «папа» и «глупый», так что оба подходят помочь и едва сдерживают смех, когда узнают, в чём дело. — Лиам, она права, тебе пора действовать. Геем быть не стыдно. Мой парень — гей! — радостно сообщает Стайлз. — Я не гей, — парирует Дерек, намекая на своих бывших девушек. — Чувак, Дженнифер и Кейт были настолько большими ошибками, что тебе серьёзно лучше признать, что ты гей. Дерек не отвечает, но смотрит на Стайлза с нечитаемым выражением лица. — Стайлз понял, Стайлз замолчал, — он поднимает руки в знак капитуляции. — Как ты это сделал? — удивляется наблюдающая за их разговором Малия. Дерек выразительно меняет изгиб бровей, и вопрос отпадает сам собой. Просто никто больше не хочет знать ответ. За полчаса до наступления Нового года, кто-то включает телевизор — трансляцию празднования на Таймс-сквер. Руби отделяется от остальных, садясь на подушку рядом с ёлкой и внимательно разглядывая разноцветные лампочки, отбрасывающие свет на её лицо. Мигающие огоньки отражаются в её глазах, и Стайлз смотрит на Дерека, чтобы увидеть, как тот улыбается, наблюдая за дочерью. Они, не сговариваясь, тихо подходят к малышке и усаживаются на полу по обе стороны от неё. — Это правда, что в новогоднюю ночь тоже случаются чудеса? — шёпотом спрашивает она, поворачиваясь к Дереку. — Конечно, — улыбается он, проводя рукой по её волосам. — Значит, надо загадать то же, что и в Рождество, — Руби снова смотрит на ёлку, думая, что, возможно, волшебное дерево сможет как-то помочь в исполнении её желания. — Ты можешь загадать что-то другое, — так же негромко говорит Стайлз, поправляя юбку её платья. — Если загадаю ещё раз, у меня больше шансов, что оно сбудется, разве нет? Стайлз очень хочет спросить, чего она хочет так сильно, но он не уверен, что действительно хочет знать ответ. Потому что, если он не сможет этого ей дать, будет ли она верить в волшебство? Дерек чувствует её беспокойство и смотрит на Стайлза, взглядом спрашивая, кому из них она ответит охотнее. Стайлз легко кивает. — Что ты загадала? — Дерек сажает её к себе на колени, и Стайлз придвигается ближе к ним. — Чтобы мы всегда были вместе, — едва слышно отвечает Руби, не глядя на отца. Стайлз и Дерек переглядываются, не понимая, почему это вообще пришло к ней в голову. Они оба думают, что, возможно, ей тоже не хватает тихих семейных вечеров. — Дядя Айзек сказал, что не может поверить в то, что вы вместе, — продолжает Руби. — И вы часто ссоритесь и не обнимаетесь, как дядя Скотт и тётя Малия. И по телевизору сказали, что больше половины семей не распадаются только из-за ребёнка. Я хочу, чтобы вы были вместе не только из-за меня. Дерек осуждающе смотрит на Стайлза, и его нахмуренные брови так и кричат — он говорил о вреде телевизора, а Стайлз его не слушал. Хотя Стайлз тоже смотрит с упрёком, потому что это Дерек не любит какие-либо проявления чувств, из-за чего Руби думает, что этих чувств и вовсе нет. А потом они понимают, что именно об этом говорит Руби. И что хотя бы в новогоднюю ночь нужно перестать быть типичными Дереком и Стайлзом и стать любящими родителями для их взрослой не по годам малышки. Кто-то с громким хлопком открывает шампанское, приглушает музыку, и Скотт кричит о том, что через несколько секунд опустится новогодний шар. Все сбегаются к телевизору, Лидия надевает на Руби колпак с мишурой и дождиком, и девочка гордо заявляет, что она теперь самая праздничная. Ровно в полночь бьют куранты, повсюду взрываются фейерверки, Айзек взрывает хлопушку, и конфетти оседает на головы всех присутствующих, прочно застревая в волосах. Все влюблённые спешат исполнить ещё одну новогоднюю традицию и целуются. Лиам целует Тео, и никто, кроме Тео, этому не удивляется. Айзек с Питером смотрят друг на друга, а потом синхронно восклицают: — Нет, не в этом году! А Руби зажмуривается, загадывая своё желание, а потом удивлённо распахивает глаза, когда папы целуют её в обе щёки и поднимают в воздух. — Руби, хочешь секрет? — шепчет ей на ухо Стайлз. Малышка радостно кивает. — Твоё желание обязательно сбудется. Руби хочет спросить, откуда он знает, но потом видит, как папы смотрят друг на друга, как обнимаются, опуская её обратно на диван, и как Дерек целует Стайлза впервые на глазах у всех. Руби смотрит на ёлку, заговорщически подмигивающую ей разными цветами, и улыбается так ярко, как может улыбаться только ребёнок в Новый год. Ей кажется, что где-то за окном кружат снежинки, и этот их танец несёт в себе волшебство, исполняющее желания. Ей кажется, что грохот фейерверков оповещает весь мир о том, что где-то кто-то стал чуточку счастливее. И ей кажется, что вся её стая, вся её семья, все эти люди, громко смеющиеся и поздравляющие друг друга с наступлением нового года, никогда не потеряют связь друг с другом. И она уверена, что Дерек, прижимающий к себе Стайлза, и Стайлз, прячущий порозовевшее лицо в сгибе шеи Дерека, и вправду никогда не расстанутся. Она ведь дважды загадала это, пожелав всем сердцем. Уже под утро, когда они уезжают от Скотта, Руби засыпает на руках у Дерека и пропускает тот момент, когда Стайлз задумчиво спрашивает: — А ты веришь в новогодние чудеса? Дерек сначала хочет ответить, что Стайлз опять задаёт идиотские вопросы, на которые даже отвечать глупо, но переводит взгляд на сопящую девочку, уткнувшуюся лбом в его плечо, и говорит: — В наше с тобой? Верю.