***
Начало сентября встретило открывающих зонтики людей беспрерывными дождями. Распахивать окна и вдыхать сырой, промозглый воздух, совсем не хотелось. За все это время Гарри ни разу не изменил своей традиции. Насколько суровыми не были бы условия, как сильно не бесновался персонал приюта, он продолжал навещать Тома снова и снова. Риддл, поначалу яростно сопротивляющийся, постепенно привыкал и даже не огрызался, когда это лохматое чудо вваливалось к нему, игнорируя очередное замечание миссис Коул или крепкую оплеуху от «доброй» нянечки. – Почему ты так стараешься стать моим другом? – вопрос сорвался с губ Тома быстрее, прежде чем он успел все обдумать, а когда спохватился, было уже поздно: Гарри внимательно смотрел на него выразительными изумрудными глазами. – Как бы тебе сказать… – воцарившаяся пауза длилась недолго. – Просто… мы куда более похожи, чем ты думаешь. Поэтому, я понимаю, каково постоянно быть одному. Гарри неловко улыбнулся, в то время как Реддл нахмурился немного недовольно. Нельзя сказать, что остальные сироты вообще не знали подобного чувства, но даже из разношерстной компании подростков он умудрялся выбиваться, держаться поодаль, словно белая ворона. – Тебе ведь на самом деле очень больно, Том. И обидно. – Что за чушь ты говоришь! – раздражение вместе со странным смущением вспыхнуло в Марволо моментально. Он ненавидел тех, кто пытался рассмотреть его, пробраться в голову или душу; Гарри же именно это и делал, причем весьма успешно: – С чего ты взял, что я собираюсь с кем-то якшаться? Думаешь, раз приходишь сюда, можешь так смело о чем-то заявлять? – Ты сам меня спросил. – Умолкни. Оставшиеся полчаса они действительно провели в молчании, после чего Гарри исчез так же тихо, как и появился. Том успешно убеждал себя, что не испытывает перед ним никакого стыда.***
С тех пор прямых попыток залезть к Реддлу в душу Гарри не предпринимал. Он по-прежнему приходил к своему нелюдимому другу (кажется, Гарри был единственным, кто считал их друзьями), они по-прежнему подолгу сидели друг подле друга в молчании, а иногда тихо разговаривая на совершенно разные темы. В какой-то момент Том допустил мысль о том, что уже не представляет ни единого дня без своего личного взъерошенного раздражителя. Кажется, это называется привязанностью, и для мальчика это в новинку. Сложно принять такие чувства, учитывая то, что ты не знал их с самого своего рождения. Когда на пожелтевшем листке календаря Марволо увидел число двадцать четыре, ему сразу стало понятно, почему в приюте царит необычайное оживление, а несносный Гарри как-то странно на него поглядывает. Том не слишком-то и любил сюрпризы, предпочитая постоянно быть в курсе событий, но все его попытки разузнать о готовящемся, потерпели сокрушительное фиаско. – Это же Рождество! – Гарри лишь хлопнул его по плечу, хитро улыбаясь. – Так что наберись терпения и прекрати следить за мной так, будто я угроза человечеству. Что удивительно, ожидаемого спора в тот момент так и не состоялось. Том, благоразумно решив из двух зол выбрать меньшее, принялся смиренно ожидать того самого дня, внутренне (и, скорее всего, наивно) надеясь, что подарок ему готовят по вкусу. Оставшееся время прошло незаметно во всеобщем копошении и каком-то томительном ожидании, которое, о ужас, ощущал и Марволо. Выгнать из головы всякие глупости не получалось от слова «совсем» – мальчик понимал, что он с нетерпением ждет вечера. До этого никто и никогда не готовил ему сюрпризов и ничего не дарил, черт побери! Совладать с предательским волнением было трудно. В честь праздника даже обыкновенно скудный ужин был не так плох – детей наконец решили пожалеть; Том съел его быстро и без какого-либо аппетита, а затем решительно поднялся, направляясь к себе в сопровождении множества следящих за ним глаз. Раньше подобное внимание выводило его из себя, а сейчас, привыкнув, он научился чудесному умению игнорирования. Наверх он буквально взлетел, перескакивая через скрипящие ступеньки – там, на втором этаже, в самом конце темного коридора, находилось помещение, которое по иронии судьбы называлось его домом. Весь остальной приют, как-никак, принадлежал всем, кто проживал здесь. Еще раньше у Тома даже был сосед, но он, бедняга, не смог долго продержаться в морально давящей компании Реддла, которому явно не по душе была перспектива того, что теперь кто-то круглосуточно будет находиться рядом с ним. Бесшумно зайти внутрь не получилось – дверь с грохотом ударилась о стену, когда Марволо буквально вломился в комнату, тут же натыкаясь на ехидно ухмыляющуюся физиономию невозмутимо восседающего на подоконнике Гарри. – О, ты правда спешил? – Не выдумывай, – отмахнулся от него мальчик. – У меня есть свои дела. – Значит, тебе совсем неинтересен приготовленный подарок? – в голосе собеседника послышалось огорчение, и Том, чувствуя, как к щекам подступает предательский жар, нехотя признался: – Интересен. Поэтому хватит тратить время на разговоры. После этого жутко довольный собой Гарри вытащил друга из комнаты, всем своим видом показывая, что ему самому не терпится все показать. Входная дверь, не поддающаяся потугам детей, явно говорила о том, что порядки в приюте не потерпят изменений даже в праздник – по вечерам выходить наружу не разрешалось никому из воспитанников. Тем не менее, это никогда и никого не останавливало – особо изворотливые умудрялись сбегать так, что ни одна живая душа не подозревала о подвохе. Собственно, одним из таких и был Том – Гарри же зарекомендовал себя, как достаточно послушный ребенок. Узнай кто о том, что данная вылазка являлась именно его инициативой, «доброе имя» мальчишки разрушилось бы в один момент. Но тот об этом сейчас, кажется, совсем забыл. Найти более-менее укромное место им удалось не сразу. Марволо начинал постепенно терять терпение, прошивая идущего впереди друга красноречивыми взглядами, которые стремительно превратились в убийственные, когда тот привел его в какой-то безлюдный, заснеженный двор. – И как это понимать? – застегнув не такую уж и теплую курточку на все пуговицы, Том прищурился, ожидая объяснений. Ему явно не хотелось бессмысленно мерзнуть на улице. Медленно опускающиеся на землю хлопья снега блестели в темных волосах и налипали на одежду, из-за чего возникало подозрение, что спустя каких-то полчаса полного превращения в снежную бабу будет не избежать. Гарри улыбнулся. – Сейчас увидишь, – и замолчал, вскидывая руки вверх. Очередной всплеск возмущения так и не нашел выхода – когда Марволо ощутил, как электризуется морозный воздух, еще сильнее покалывая порозовевшую от холода кожу, всяческие недовольства живо отошли на второй план, заменившись стремительно растущим изумлением. Неторопливо кружащие в плавном танце снежинки все сильнее замедляли своё падение, ровно до того момента, как окончательно не застыли, так и не коснувшись земли. Все вокруг замерло, создавая невероятно хрупкую и волшебную атмосферу только-только свершившегося чуда. Том смотрел на это широко распахнутыми глазами, не в состоянии выдавить из себя ни слова. А ведь эмоции буквально распирали его изнутри: было и удивление, и чисто детский восторг, свойственный ребенку его возраста, и потрясение. До сего момента он считал, что единственный способен на странные, необъяснимые вещи, а оказалось, что несносный Гарри сам не так-то прост! Конечно, ощущение своей особенности от этого пострадало, но Реддлу, завороженному увиденной картиной, не хотелось о чем-то таком думать. Неуверенно протянув ладонь, мальчик осторожно коснулся замершей снежинки чуть дрожащими пальцами – на фалангах тут же остались прохладные капли. Казалось, время вокруг ребят остановилось, хотя вокруг продолжала кипеть жизнь. Более-менее придя в себя после увиденного, Том развернулся к стоящему в поодаль спутнику, желая наконец задать мучающий его вопрос: Почему ты не сказал раньше? Но он так и не спросил, уже в который раз за вечер потеряв дар речи под каким-то очень особенным взглядом зеленых глаз. – Я объясню все потом, честно. – Гарри сконфуженно смял в ладони слишком длинные рукава явно большого для него, протертого в нескольких местах свитера. – Тебе понравилось? Я долго тренировался! – Не задавай глупых вопросов, – не слишком-то вежливая фраза прозвучала в исполнении Реддла на удивление мягко, и тот даже представить опасался, как выглядит в этот момент со стороны. Однако если посмотреть по сияющей физиономии патлатого раздражителя, ответ напросится сам собой. А Марволо даже не старался напустить на себя прежний недоступный вид. – С Рождеством, Том. – И тебя… Гарри. Брюнет звонко смеялся, начиная забрасывать Тома наспех слепленными снежками, а тот впервые за долгое время улыбался по-настоящему, от всего сердца. Сегодня можно. Ведь на Рождество все-таки случаются чудеса.