Книжки надо читать

Месить тяжелыми зимними ботинками кашу из снега и грязи, да еще поскальзываться на льду, пытаясь не упасть и воображая из себя фигуриста, было бы даже весело, если бы не 9:15, первая пара у вредной преподши в половину десятого и еще полчаса пешком до универа. Руки в карманах уже зудят от холода, живот скручивает от голода, ноги вовсе не чувствуются, а на светофоре красный свет и 90 секунд ожидания, во время которых я совсем окоченею. Жаль, что люди не пингвины, а то можно было бы прижаться друг к другу и согреться, а так еще 75 секунд холода и моего пингвиньего одиночества в подпрыгиваниях на месте. На 50 секундах я все-таки почти падаю, но сбоку меня тянет кто-то и спасает от смерти в сугробе с окурками и шелухой от семечек. Парень, который помог мне, кивает на мое «спасибо» и достает длинными бледными пальцами сигарету с зажигалкой, а я пялюсь, размышляя о том, что, возможно, никотин в легкие согреет не хуже толпы пингвинов. «Длинные пальцы» вытягивают еще одну сигарету и суют ее в мой открытый рот, который я все же успел закрыть, и в следующую секунду огонек зажигалки в пяти сантиметрах от носа заставляет меня испуганно вдохнуть, согнуться и закашляться от пожара внутри. Теперь хоть кому-то немного весело, потому что «тонкие губы» растягиваются в улыбке, а «ровные ноги» затаптывают едва начатую сигарету. — А мне тепло, — бормочу и поднимаю взгляд на 25 секунд. — А мне 27 сегодня и я торт купил, — парень показывает мне коробку, и я вижу свой любимый торт из кондитерской неподалеку отсюда и понимаю, что разница между именинником и мной составляет всего пять лет и диплом, пожалуй. — А я не ел сегодня, — живот уже совсем помирающим китом воет. «Сигарета в длинных пальцах» указывает на высотку по ту сторону дороги, а «тонкие губы» говорят: — А я тут живу. Можно чай попить, — три секунды, две, одна — и «ровные ноги» идут до молодой многоэтажки, подъезда, четвертого этажа и 38 квартиры. «Длинные пальцы» выкидывают сигарету в урну у входа и смахивают с блондинистых волос снег. Я же по дороге успеваю окончательно забить на лекцию по праву и универ вообще и замерзнуть до онемения конечностей. Диплом находится под грязной кружкой с какой-то остывшей бурдой. Компьютерный стол оказывается единственной горизонтальной поверхностью, не считая пыльного и заваленного всякими проводами и компьютерными внутренностями пола, а также шатающегося табурета, который хозяин этой однушки мне любезно предоставил. Кружка забирается, неопознанная жидкость выливается в раковину, чайник ставится на плиту, а диплом открывается и гласит об окончании факультета информационных технологий. «Длинные пальцы» крепко держат нож, пару ложек, торт и две кружки чая, «ровные ноги» переступают порог, «тонкие губы» растягиваются в теплой улыбке и «офигенная задница» опирается на край стола. После наполовину выпитой кружки чая и почти съеденного торта выясняется, что все эти красивые пальцы, ноги, губы, глаза с пушистыми ресницами — просто Коля, — заигравшийся в компьютер ребенок. Не пианист, но пальцы все равно длинные. От клавиатуры, наверное. У меня же пальцы короткие, все еще красные и опухшие от холода, да и компьютера нет. Жалуюсь на свои некрасивые руки Коле, а он смеется и берет мои пухлые ладони в свои, на удивление оказавшиеся теплее чая. — Ты просто мелкий. И сигареты с клавиатурой не для твоих пальцев. Тебе бы, читая книжки, аккуратно перелистывать страницы, — мечтательно улыбается и все смотрит на мои руки, за которые становится жуть как стыдно. — Я не филолог, чтоб книжки читать. Правда, есть такая книжка Конституция, Библия юристов, — хмыкаю и пожимаю плечами. — Получается, что ты атеист, — на мой вопросительный взгляд отвечаешь: — Тебе ведь не нравится то, чем ты занимаешься. Даже не представляю, как ты до четвертого-то курса дожил, — Коля еще продолжает говорить про то, что надо бы книги читать, а передо мной вдруг проносятся эпизоды фильма, ленту которого я, казалось, выкинул. Почему-то в первых кадрах предстают разорванные рукописи, поломанные обложки книг, разбитые очки и растоптанные мечты поступить на филфак и когда-нибудь в будущем пойти в редакцию с рукописью собственной истории. Родители говорили: «мы любим тебя», «хотим, чтобы ты был счастлив», «ты хороший мальчик, сделай это, и мы станем любить тебя еще больше», а я верил, потому что слишком наивный был, и слушал, делал. Запись идет дальше, вернее назад, почти в детство, и я вижу, как с родителями покупаю новую книжку, как вместе мы выбираем блокноты, которые я заполнял своими фантазиями, а папа с мамой читали и улыбались, говорили, что я молодец и делаю их счастливыми. А потом надпись белым по черному:«шесть лет назад». Первое сентября, красивый букет классной руководительнице, солнечная погода, радостная встреча одноклассников и скучная линейка. Дома, сразу после торжественной церемонии первого звонка, становится совсем не скучно, потому что: «ты в 10 классе», «определись с профессией», «выбрось свои блокноты», «поступишь на юриста». Потом не видно ничего, только я весь дрожу, а лицо в слезах. Дальше совсем пусто, только тяжесть на плечах от нового рюкзака с учебниками к первой паре и непривычная резь в глазах из-за линз. Сейчас же через пелену видны голубые глаза и виноватая улыбка, а слезы с щек стирают теплые руки. Я сжимаю себя руками, неосознанно подтягиваю ноги к груди, скручиваюсь, как когда-то давно, и едва не падаю с узкого табурета. И все же разница большая. Пять лет и диплом сравнимы со сроком и кандалами. Губы дрожат, и слезы текут, но я улыбаюсь, потому что смешно оттого, что я глупый совсем. — Ага, книжки надо читать… — все же срываюсь и потом долго не могу остановить чересчур нервный смех и прорвавшийся поток слез.