Домой

Мы с Кевом были друзьями. Двенадцать лет плечом к плечу в одной пожарной бригаде — это не шутки. Наша дружба выдержала такую проверку, какая и не снилась всяким офисным крысам — пинта-другая в пабе, совместный выезд на природу в выходной. Тьфу. Нет, у нас с Кевом всё было иначе. По-настоящему. А потом этот пожар в Черчилль Эстейт всё уничтожил. И Кевина, и меня, и нашу дружбу. Кев вернулся из ожогового перемолотым в золу и с мёртвыми неподвижными глазами. В нём ничего не осталось даже для Триш, а для меня и подавно. Потом он попытался повеситься, и стало ясно: мы оба — я и Триш — оказались выброшенными за пределы его жизни, хоть он бы никогда в этом не признался, спорил бы до хрипоты. Это же Кев, патологически порядочный и правильный мудак. Наверное, я трахнул тогда Триш, потому что хотелось дотянуться до Кева. Посмотреть, как он отреагирует, что сделает. Такой молчаливый крик: «Эй, придурок, мы ещё тут. И ещё пытаемся тебя любить, хотя ты уже порядком задолбал». Хреновая была затея. Тогда у него оказался реальный, осязаемый повод послать нас обоих ко всем чертям, и кто его теперь осудит? Вместо меня и Триш у него появился этот гребаный чав, Эсбо. У которого на роже крупными буквами написано: «Отморозок». Их как магнитом друг к другу притянуло — и всё. Кевин Эллисон и его верный пёс. Ха-ха, из Черчилль, точно. Я бы не удивился, узнав, что именно Северс поджёг ту берлогу, в которой сгорело всё — и Кевин, и его жизнь с Триш, и наша дружба. Но Кев будто и не видит всего этого дерьма, и не такие уж и мёртвые у него глаза. По крайней мере, когда он смотрит на Северса. Они вообще как сиамские близнецы, будто срослись. На двоих не только один член, но и мозг тоже, кажется, один. Не знаю только чей. Но им совершенно плевать на детали, а главное — Кев точно не будет больше вешаться. Зато готов вздёрнуть любого, кто попытается пнуть его бешеного пса. А эта кривая ухмылка, с которой Кев посоветовал мне валить со станции? Вступился он за Северса, мать его. «Кажется, Мэл, мы просто больше не можем работать вместе». Не можем работать вместе! Нормально, кстати, работали, а теперь вот не можем. Мы были друзьями, настоящими друзьями двенадцать лет. А потом всё сломалось.