Одна жертва на двоих

Бело. Всё было белым-бело. Яркий и слепящий свет, как свежевыпавший снег. Как свежеокрашенная белая стена. Как… А, нет… Не всё такое белое и красивое. Взгляд перескочил на люминесцентные потолочные светильники. Неприглядного серого цвета, с жёлтыми разводами и ржавыми проводами. Настроение тут же испортилось. Я скривила губы и прикрыла глаза. Спать не хотелось. Но тело обмякло под невыносимым ощущением слабости, и я не могла пошевелить даже пальцем. Поэтому мне пришлось максимально расслабиться и позволить телу отдыхать, сколько ему вздумается. Постепенно начала возвращаться чувствительность. Очень сильно зудели руки. Можно было подумать, я по своей воле искупалась в крапиве или добровольно стала ужином для полчища голодных комаров. От этой неожиданной мысли меня аж передёрнуло, и я приоткрыла один глаз. Полумрак. Ненавижу комаров. Ненавижу всё, что летает и жужжит при этом. И крапиву предпочитаю обходить за пушечный выстрел. Поэтому я могла сказать смело: нет, я не продиралась через крапивное поле и вовсе не сидела в обществе кровососов. По крайней мере, ничего такого я не припомнила. А помнила я не так уж и мало. Только последние события перед потерей сознания стёрлись. Сплошное белое пятно. Сколько бы я не напрягала память, сколько бы ни пыталась воссоздать недавние происшествия — безуспешно. Это не могло не тревожить меня. Амнезия мне не была нужна. А зуд тем временем даже и не подумывал стихать. Наоборот — увеличивался, побуждая во мне желание немедленно принять сидячее положение и скрести, скрести, скрести кожу, пока эта проклятая чесотка не пропадёт. «Блеск…» Я резко открыла глаза. К этому времени пришли в строй и слух с обонянием. Теперь мой кругозор стал чуть шире: я чувствовала специфичный раздражающий запах лекарств, слышала мерное пиликание какого-то оборудования. Вопрос «Где я?» тут же утратил свою прежнюю актуальность. Больница. Настоящая, действующая. Я с облегчение выдохнула. Хотя бы одна хорошая новость. Осталось понять, как я тут очутилась. Сесть оказалось проблематично. Тело наотрез отказывалось подчиняться мне, аргументируя это тем, что при малейшем движении каждая мышца моего тела отвечала оглушительной вспышкой боли. Но сжав зубы так, что челюсть начало сводить от напряжения, и проявив невообразимую силу воли, через пару минут я всё же приняла полусидящую позу и смогла бегло оглядеть палату. Она оказалась небольшой, почти полностью белой, только жалюзи на окне на другом конце комнаты были нежного персикового цвета. Сама я лежала на мягкой больничной койке. Рядом со мной на столиках располагались какие-то измерительные приборы. Радом стояла капельница, от неё к моей правой руке тянулась полупрозрачная пластиковая трубка. Проследив за ней взглядом, я увидела, что игла катетера при помощи пластыря прикреплялась к моему запястью. От запястья и до самого плеча, где заканчивался рукав белой больничной рубашки, всё было аккуратно забинтовано. А края ран на пальцах и ладони — обмазаны тонким слоем йода. Они почти не болели, только саднили, когда я начинала сжимать кулак. Увидев, что с левой рукой поступили точно так же, я чуть улыбнулась; ощущение — будто с плеч гора свалилась. Осторожно откинула с себя лёгкий бежевый плед. Ноги оказались облачены в широкие больничные брюки белого цвета. Правую лодыжку плотно фиксировал ортез, левую же просто перебинтовали. — Хорошо… — пробормотала я и не узнала свой голос — с прошлого раза он успел сесть, охрипнуть. Прокашлявшись, повторила: — Хорошо… — и снова хрипение. «Плохо дело», — мысленно простонала я и, окончательно усевшись на кровати, осторожно свесила ноги. В области таза тут же сильно кольнуло, и я тихо зашипела сквозь зубы, схватившись за больное место. Даже через плотную ткань рубашки мои пальцы нащупали что-то округлое и довольно твёрдое. Приподняв край подола, я увидела, что под резинкой брюк виднеется большой кусок ваты, перетянутый бинтами. «Кажется, не всё так плохо…» От мыслей меня отвлёк негромкий хлопок двери. Я мигом отпустила подол рубашки и как ни в чём не бывало перевела взгляд на незваного гостя. Медсестра в белом халате и с каким-то коричневым журналом в руке удивлённо поморгала, после улыбнулась мне. — Паркер, Кейси? — осведомилась она приятным голосом. Я рассеянно кивнула. — Давно проснулась? — Нет, буквально только что. — Как самочувствие? — девушка подошла к койке и присела на самый краешек. — Всё хорошо? Есть жалобы? — Ну… — прислушалась к своим ощущениям. — Голова кружится. Очень хочется пить. — Всё? — уточнила тогда медсестра и открыла журнал на странице с ручкой. — Да… — Мистер Марриет, к сожалению, уже ушёл домой. Он не думал, что ты так быстро придёшь в себя. — Повертев между пальцами ручку, сообщила она. — Так быстро? — удивлённо переспросила я, сжав двумя пальцами переносицу. — Судя по записи, тебе доставили сюда около четырёх утра. Сейчас уже восемь часов вечера. В общей сложности ты проспала всего шестнадцать часов. — Я не помню абсолютно ничего. — Пробормотала я и опустила голову. — Всё в темноте. Как будто я просто… умерла на шестнадцать часов. — Не надо преувеличивать, милочка. Тебе всего лишь надо как следует отдохнуть. Ты сильно переутомилась, поэтому, должно быть, ощущаешь себя разбитой. Сейчас я принесу тебе немного воды, потом мы измерим тебе температуру, и ты попытаешься уснуть. Ну как, договорились? — девушка улыбнулась мне. — Ладно… — рассеянно кивнула я, даже вникнув в то, что она говорила. Как будто умерла… Не понимаю, почему именно эта фраза слетела с моего языка. С каких это пор глубокий сон начал ассоциироваться у меня со смертью? Умерла… В памяти огромный провал. Но… что-то же должно быть… Что-то же есть… — Мёртвый… — облизнув губы, пробормотала я и сжала ладонями виски. Небольшой осколок воспоминаний вспыхнул и тут же погас. — Ещё не мёртвый, но… Тихий хлопок дверью. Вздрогнув, я посмотрела на кровать. Медсестры уже не было. Ушла. Точно! Она хотела измерить мою температуру. «Скорее бы это закончилось…» Вздохнув, я прилегла на подушку и закрыла глаза. Очень хотелось пить. В горле пересохло настолько, что даже сглатывать стало нестерпимо больно. А от звонкого пиликания аппаратов начинала болеть голова. Наощупь отыскав плед, я накинула его на лицо и прижала к груди руки. Постепенно мысли отошли на второй план. Пригревшись, я уснула. И на этот раз мне действительно уже ничего не снилось.

***

Напевая себе под нос, Грейс одной рукой придерживала служебный журнал с электрическим термометром, а другой набирала воду в пластиковый стаканчик. Бойлер, наполненный примерно на четверть, недовольно пыхтел. Девушка совершенно забыла повернуть вентиль, поэтому прибор абсолютно не понимал, что от него требуют. — Ох… — потеряв терпение, пробормотала стажёрка и кинула стаканчик в мусорное ведро. — Вечно эта штука отказывается работать. — Фыркнув, она поправила выбившуюся из косы прядку и поторопилась на второй этаж, звонко цокая каблучками. Это был первый раз, когда Грейс вышла на ночную смену. Старшая медсестра Селестина обещала, что дежурство должно пройти на отлично, но сейчас девушке предстояло во второй раз чуть ли не бегом добраться до другого корпуса клиники. Ведь, как говорится, чем быстрее закончишь работу, тем быстрее перейдёшь к праздному времяпровождению. А Грейс очень хотелось посплетничать с сестрой, поэтому решила точно: долго маяться с одним из пациентов она не станет. К тому же единственным беспокойным больным оказалась девочка, которую ещё ранним утром доставил наряд полиции. Это событие Грейс благополучно пропустила, так как её смена начиналась ближе к полудню. Но зато ей и Селестине выпала честь переодевать худощавую девчонку в больничную одежду. И, надо отметить, пять огромных царапин на правом плече пациентки неприятно изумили её. — А ты не слышала? — встревожено проговорила тогда Селестина, увидев глубочайшее ошеломление на лице стажёра. — Её зовут Кейси. Последнюю неделю только её и крутили по всем телеканалам. Бедная. Такое чувство, что её волки драли… — вздохнула женщина и нежно провела по тщательно отмытым волосам девочки. — Но у нас не водятся волки… — тихо пробормотала Грейс и осторожно открыла дверь в палату. Войдя в комнату, она увидела, что пациентка уже спит, укутавшись в плед. Приборы мирно пиликали; значит, ничего из ряда вон выходящего не произошло. «Ну ладно», — улыбнулась девушка. — «Пускай отдыхает». Поправив капельницу и убедившись, что вся аппаратура функционирует правильно, Грейс вышла в коридор и аккуратно прикрыла дверь. Когда она дошла до лестницы, ведущей на первый этаж блока, в педиатрию, сзади неё вдруг послышались острожные шаги. Обмерев, девушка медленно обернулась, рассчитывая увидеть ночного охранника или больного-лунатика, но в тускло освещённом холле не было ровным счётом ничего и никого. Подивившись собственной подозрительности, Грейс пожала плечами и легко спустилась на лестничную площадку, обложенную белыми плитками. И в тот же момент на её шее сомкнулись чьи-то холодные пальцы. От страха девушка не смогла даже шелохнуться. А неизвестный человек тем временем толкнул медсестру, и та с криком рухнула вниз, попутно прокатившись по всем ступеням. Вслед за ней на плитках расцветали алые пятна. Убийца стремительными шагами спустился вниз и решительно двинулся к выходу. Там, рядом с регистратурой, лежало ещё одно тело. Тело ночного охранника. Никто другой, находящийся в клинике, не пострадал.