Голод

      Тридцатисемилетняя Лили Эванс с полной уверенностью могла сказать, что пользовалась популярностью не только среди коллег, но и среди студентов Хогвартса — они считали её великолепным преподавателем, добрым и понимающим. Альбус Дамблдор, директор школы, первое время даже раздумывал, не совершил ли он ошибку, когда дал отказ Северусу Снэйпу, но потом понял, что нет: характер у него был просто преотвратнейший, да и детей он не слишком жаловал.       Лили действительно нравилось учить, давать знания будущим поколениям, нравился собственный предмет — своей работой женщина дорожила, но в личной жизни у неё были проблемы. Тому же Снэйпу она ещё много лет назад дала от ворот поворот: так и не простила его присоединение к Волдеморту и предательство; Джеймс Поттер, чуть ли в бешенстве колотя себя по груди, уверенно клялся в вечной любви, а в конечном итоге взял в жёны её лучшую подругу — Марлин МакКиннон, а с остальными она просто не сходилась по различным причинам: то слишком стар, то не сходились характерами, то просто чем-то отталкивал. В основном, конечно, все проблемы в этом плане сводились к её возрасту и статусу профессора: до сих пор ей некоторые старшекурсники как можно тоньше намекали, что не прочь бы разделить с ней постель. Коллеги лишь усмехались на это, стараясь поддерживать Лили; больше всех это делала профессор Макгонагалл, её бывший декан: когда она пришла преподавать в Хогвартс, была ещё очень молодой, и непристойные предложения тоже были у неё до тех пор, пока старость не заглянула к ней в гости.       Но в одиннадцать лет поступила в Хогвартс её так называемая "ходячая проблема", которая не давала ей спокойствия — Гарри Поттер, до боли напоминающий ей его отца своей внешностью. Нет, лет до четырнадцати-пятнадцати проблем не было: юноша был старательным учеником, да и не вызывал никаких эмоций… пока не приехал с летних каникул на шестой курс, и тогда понеслось — возмужавший, красивый брюнет чаще стал лезть ей в голову, а уж после того, как она посмотрела второе испытание Турнира Трёх волшебников, она отметила, что он весьма привлекателен. Кареглазый брюнет со светлой улыбкой, невероятным смехом и привлекательным, как у всех спортсменов, оставил у неё свой след, и часто посещал её мысли, причём иногда в непристойном виде — к её собственному смущению, через несколько месяцев она поняла, что, кажется, влюбляется в него. Она решила душить в себе свои чувства, и это в итоге привело к тому, что Поттер стал затретирован на уроках (оценки, впрочем, не менялись), да и вообще, он, казалось бы, впал в немилость профессора.       Гарри сам тоже никогда бы не признался, но профессор Эванс тоже оставила у него в сердце свой неизгладимый след: огненно-рыжие волосы, всегда красивая, но строгая одежда, а также тёплая улыбка и доброта… до некоторого времени. На втором-третьем курсе ему даже удалось узнать её получше — дополнительные занятия по зельям помогли сделать это, а в особенности, узнать её характер и привычки в некоторой степени, а также разглядеть её фигуру. И когда это началось, Гарри, искренне беспокоившийся за молодую женщину, даже задался вопросом, что же происходит. Он действительно побаивался говорить ей о своих чувствах: в конце-то концов, он — всего лишь юнец, а она — взрослая, уже состоявшаяся женщина, и он думал, что это пройдёт… Его лучший друг Рон Уизли даже в шутку заявил, что профессор Эванс на него сильно запала, и никто даже не догадывался, что это было действительно так. Потерпев некоторое время «особое» отношение к себе на занятиях по Зельеварению, он твёрдо решил побеседовать с Лили: резкая смена отношений с хороших на плохие так и не проходила. Как это ещё можно исправить, он попросту не знал, а потому отправился к ней в кабинет, но там никого не было. Тогда же Гарри, которому уже это изрядно надоело, решительно направился в её личные комнаты, справедливо полагая, что ему, наконец, всё объяснят.       — Добрый вечер, мистер Поттер. И что Вы здесь делаете? — приподняв правую бровь, поинтересовалась Лили, окинув строгим взглядом студента. Она редко на кого так смотрела.       — Добрый вечер, профессор Эванс. Мне просто необходимо побеседовать с Вами, — деловито ответил Гарри, которого даже не напугал строгий взгляд. — Надеюсь, Вы сможете уделить мне внимание…       Лили впустила юношу в покои — не говорить же с ним в коридоре, она изо всех сил старалась не заглядываться на юношу, а особенно ей требовалось держать себя в руках. Ему понравилась обстановка, царившая здесь — уютная, светлая, чистая и просторная. Она усадила его в кресло, и расположилась напротив, будто бы предлагая юноше говорить.       — Скажите, профессор, что происходит? — с осторожностью спросил Гарри. — Вы стали какая-то раздражённая и стали вымещать своё… неудовольствие на мне. Нет, я всё понимаю, когда в жизни какие-то проблемы, хочется выплеснуть весь негатив, но делать это только на мне в течение продолжительного времени заставляет меня задуматься…       Лили удивилась, как на её лице не дрогнул ни один мускул — внутри бушевала буря эмоций, от стыда до возмущения: первый был вызван обоснованными претензиями, а второй был следствием неуважения — как же, высказать ей такое в лицо, да ещё грубо. Она лишь встала с места:       — Какое же у Вас богатое воображение, мистер Поттер!       — Неужели? — в ответ поднялся с места Гарри, приподняв бровь. — То есть, Ваши придирки происходят лишь у меня в голове? Вот как…       — По всей видимости, это так, — сухо и холодно ответила Лили. — Да и ещё Вы посмели явиться сюда, и беспардонно заявлять мне в лицо эту наглую ложь!..       — Ах, ложь, — елейно протянул Поттер, — что ж, хорошо, пусть будет по-Вашему, мисс Эванс! Знаете, Вы мне даже нравились… но теперь я вижу, что Вы лишь стерва!       — Да как ты смеешь, наглый мальчишка, говорить так с преподавателем! — всегда спокойная Лили вышла из себя, переходя на повышенный тон, приблизившись к нему. — Сто баллов с Гриффиндора за неуважение и оскорбление своего профессора, Поттер, а также отработки у меня до конца года!       Гарри посмотрел в красивое лицо профессора, которое было наполнено лишь ещё больше внешне красящей её злобой, и тогда, не зная, что делать, он вспомнил совет Сириуса «заткнуть женщину может только поцелуй» и решился на этот действительно рискованный шаг — ласково прижав к себе Лили, он осторожно накрыл её губы своими. Она застыла в шоке от такой наглости, но он целовал её так нежно, что она, сначала сильно возмущаясь, потом легко сдалась и ответила, сама тепло обняв юношу. Гарри даже изумился поведению женщины; через мгновение сплелись их языки, а руки блуждали по телам друг друга. Когда кончился воздух, она выдохнула:       — Поттер, Вы!..       — Так вот, значит в чём вся проблема, — глаза Гарри засветились, словно яркие огоньки. — Я нравлюсь Вам, не так ли, профессор?       Он, извернувшись, осторожно накрыл рукой её грудь, скрытую под роскошным платьем, а потом сжал, вызывая против её воли сладкий стон:       — Да-а…       — Признаюсь, Вы мне тоже очень давно нравитесь, профессор, — коснувшись губами её подбородка, ласково прошептал Гарри. — Кому-то очень не хватает мужской руки, верно? — он осторожно прикусил мочку её уха, а она, полностью сдавшись, зарылась руками в его волосы, сладко мурлыкая. — Ничего, я это исправлю…       — М-м-м… что же ты делаешь со мной, Поттер… Гарри… — хрипло зашептала Лили, подаваясь навстречу ласкам.       — О, я — уже Гарри, а ведь был секунду назад для тебя лишь наглым Поттером! — усмехнулся он, избавляя её от одежды; впрочем, она тоже расстёгивала пуговицы на его мантии. — Знали бы Вы, как я давно Вас хотел, профессор, в каких непристойных снах Вы ко мне приходили… Я думал, что сумасшедший…       — Когда ко мне приходил ты в таких же снах, я тоже думала, что лишилась разума, — шумно выдохнула Лили, когда они остались в одном нижнем белье, — я же — твой профессор и не молода…       — Когда тебя сильно тянет к человеку, все грёбаные препятствия перестают иметь какое-либо значение, — сладко замурлыкал Гарри, когда та залезла к нему рукой в трусы, и начала ласкать его достоинство. — Не хотите ли быть моей, мисс Эванс… Лили? Я… а-ах… обещаю, что Вы не пожалеете…       — Для тебя, я — всегда твоя Лили, но лишь когда мы наедине, — сладко зашептала она, приспуская трусы и облизывая бордовую головку члена языком, вызывая у юноши череду сладких стонов; его рука зарылась в её волосы, нежно поглаживая их, — но только с одним условием… если ты будешь моим Гарри… Мерлин, какой же ты сладкий…       — Да-а, — благосклонно проворковал Гарри, когда она вобрала его достоинство в рот до самого основания, — умгх… да-а, я твой, не останавливайся, м-м-м, о да… моя хорошая… как же приятно, да-а!       Лили поглядывала на юношу, который сейчас сладко млел от её ласк, и чувствовала, как влага, которой сочилась её лоно, начала просачиваться сквозь трусы и стекала по бёдрам на пол; внушительное достоинство любовника безумно хотелось принять в себя, хотелось принадлежать ему, этому наглому, но такому любимому, желанному юноше…       — Посмотри на меня, пожалуйста, — тепло выдохнула она; ей сильно хотелось, чтобы он видел, как она ласкает его, как дарит ему удовольствие…       Раскрыв глаза, он шумно выдохнул: его член был в её рту почти до самого основания, она чуть ли не хрипела, но ласкала его немаленькое достоинство полностью. Он почувствовал, как мелко затрясся от удовольствия, а через секунду оно молнией пронзило каждую клеточку тела юноши, тот сладко и громко застонал, изливаясь женщине в рот — сначала одна струя, потом вторая, третья… и она, к восхищению Гарри, сглатывала всё; в глазах её читалась… самая настоящая нежность, которой он от неё никогда ещё не видел.       — Я люблю тебя, моя хорошая девочка, — проворковал Поттер. — М-м, вставай… я хочу взять тебя… пожалуйста, можно? Обещаю, что всё будет хорошо…       Лили, которая уже от нетерпения текла аж целыми струями, встала, а юноша расстегнул её лифчик, освобождая из плена две красивые, упругие груди, сначала посасывая то одну, то другую, отчего Лили спустя замурлыкала, поглаживая его по волосам:       — Хватит прелюдий, — прошептала она, — я вся мокрая для тебя… возьми меня… трахни меня, пожалуйста…       В ответ он, спускаясь вниз, коснулся губами её бедра, спуская трусики, и облизнулся — они промокли насквозь, а из лона самой Лили текла небольшая струйка влаги. Он, сходя с ума от запаха выделений, зарылся лицом в её влагалище, полизывая его, ластясь и вызывая у неё тихий хрип:       — Засунь мне, а не лижи…       — Ого, а ты, оказывается, очень нетерпеливая, — с блеском в глазах усмехнулся Гарри, и приблизившись к ней, обнял и поцеловал её шею и приблизился к уху, — ты не против встать раком, сладкая?       Ей не не пришлось повторять дважды — уже через пять секунд, юноша, пристроившись сзади, вторгался в её лоно. Внутри неё было так узко, что юноша искренне наслаждался тем, как его член туго обхватывают стенки её влагалища. Толчки сначала были осторожными, небольшими, а потом стали интенсивными, быстрыми; от каждого толчка она содрогалась и стонала от удовольствия.       — Нравится, когда тобой владеют, сучка? — он уже догадался, что Лили просто обожает, когда над ней доминируют. — Нравится принадлежать мне?       — Да! Да! Да!       — Ох, как же ты изголодалась по мужскому вниманию… Сколько ты была бесхозной, малышка?       — Пятнадцать лет… Мерлин, о-ох, да, да, м-м, ах, Гарри… прямо в маточку, да-а-а-а-а! — юноше безумно нравилось, как она выговаривала его имя: с придыханием, нежностью, сладко перекатывая буквы «р» на языке. — Я люблю тебя, Гарри! Да! Да!       — Теперь я буду владеть тобой часто, любимая, — он шлёпнул её по заднице. — Ты хочешь этого?!       — Да-а-а, да-а-а, владей, я твоя, Гарри, прошу, только не останавливайся, только трахай… да-а, как хорошо, ещё-ё…       — Наполнить тебя своим семенем, девочка?       — Да-да, м-м, ты ещё спрашиваешь, я так голодна…       Лили протяжно застонала, когда всё тело пронзил первый, яркий, просто неистовый оргазм, который принёс ей с собой мириады звёзд, а следом пришли второй и третий, который окончательно отключил у неё возможность думать, лишь наслаждаться этим сладким, и в то же время удивительно нежным и чутким юношей. Наконец, вскоре она почувствовала, как её, наконец, заполняет струёй белёсая жидкость...       — Триста… нет, тысяча баллов Гриффиндору… за сладкий секс c преподавателем, мистер Поттер, — выкрикнула она от удовольствия, расслабляясь.       — О-ох, — Гарри, словно сытый кот, уселся на кресло, усадив её к себе на колени, ласково прижав к себе и зарывшись носом в её роскошные волосы, — нам надо немного передохнуть, ты не считаешь… А потом мы продолжим, я ещё не насладился тобой, моя красавица… и вижу, что ты тоже…

***

      Когда на следующее утро её вызвал к себе Дамблдор, за долгие годы, наконец, сладко ублажённая и просто светившаяся от счастья Лили совершенно ничего не подозревала, думая о своём сладком мальчике, которому она оставила изначально назначенные отработки…