Растворимый

Кора три ложки растворимого — в белый фарфор; горько без сахара и горло жжет кипятком. Кора щелкает дешевой зажигалкой за несколько центов и выдыхает сизый дым в потолок. Джордан до зубовного скрежета, до противного бодрый утром. Улыбается, вытирает ладонями капли душа со смуглой кожи. Джордан сияет от счастья и кипит энергией, и Кору это бесит. — Прекрати, — хмурится Пэрриш и сигарету отнимает, вытаскивает из истончившихся пальцев. Тушит о ладонь и кидает в окно. — Тебе от них хуже. Хейл морщится, глазами следит за полетом. — Пошел ты. Дикая, дикая Кора — не приручишь, не приучишь к себе. Кора зубы скалит, кусается. Только Джордан ее не боится. У Джордана за плечами война, смерть и выжигающий адский огонь — едва ли школу закончившая девчонка его не пугает. Пусть даже оборотень. Пусть даже глаза голубым светятся. «Кого ты убила, Кора?» — спросить хочется, да только ведь все равно не ответит. — После работы поедем на каток, — буднично не спрашивает, говорит Пэрриш. Хейл пожимает плечами. Ей все равно. У нее все внутри сломано, перековеркано смертью семьи и стаи — ей все равно, куда идти и что делать. Она даже за Пэрриша не цепляется, как за якорь, это Пэрриш — за нее, словно за утопающую. Джордан варит кофе со сливками и жарит тосты с клубничным джемом. Кору воротит от слишком сладкого, слишком домашнего и уютного — ирреального. Коре бы волком выть и в лесу — по скалам и рытвинам. И никогда больше не быть человеком. «Позволь помочь тебе», — у Пэрриша в глазах не просьба, мольба. Он слишком хочет выходить, вылечить — но как лечить, если не знаешь диагноза? Как лечить, если Кора клыками щетинится. Забыть бы, бросить все, да не получается. Сердце неистовым стуком заходится, когда перед глазами синие вены под тонкой кожей, глаза дикие и темные волосы. — Я постараюсь пораньше. Джордан значок шерифа крепит, крутит ключи на пальце. Что бы еще придумать, что сделать, чтобы задержаться хоть на мгновение? Хейл плечами пожимает — иди хоть к черту, хоть пропади. Ей Пэрриш поперек горла уже, сбежать бы, забыть бы, вырваться. Никогда больше не видеть. Ни глаза светлые, ни шрамы по спине вязью. Не чувствовать. Ни одеколон, ни чертовы тосты с клубничным джемом. Ей бы вырваться. Да только что-то она не бежит, когда машина выезжает по садовой дорожке. Зажигалкой щелкает, горьким дымом легкие жжет/царапает; сидит на подоконнике до самого вечера и, сама себе не признаваясь, ищет глазами знакомые фары.