Последнее решение

      Скворешники были в ту пору местом суетливым, и в какой-то степени мрачным, в опочивальне царил полумрак и отчего-то пронизывающий холод.       Ставрогин, выглянул из-за бумаг, молчаливо наблюдая за Петром Степановичем, что, как и присуще ему, ворвался в кабинет без стука. — Николай Всеволодович! — Верховенский любезно кивнул аристократу и дождался приветственного кивка в ответ, останавливаясь прямо перед его столом. — Ставрогин, не нашёл я момента лучше, чтобы потревожить Вас своим присутствием… — Оставьте, право слово, оставьте меня. — перебив, взмахивает рукою Ставрогин и рывком поднимается с кресла. — Вы, смею заметить, пришли дабы поглумиться? В деле этом выхода не Вы, не я не имеем. Полно. — Отчего же глумиться? — Пётр Степанович недоумённо моргает, расплывается в глуповатой улыбке, которая тот час сменяется непониманием, стоило ему завидеть саквояжи у окна. — Куда-то уезжаете, Николай Всеволодович?       Nicolas напрягся так, что желваки заходили на его скулах. Губы плотно сжались в тонкую полоску, он вскинул ладонь и одним движением смёл бумаги со стола. Изображения бабочек, тексты старых, но необходимых ему ранее документов, цитирования неких личностей — всё это вихрем закружилось по комнате, прежде чем осесть на дорогостоящий ковёр. Ставрогин запоздало спохватился о том, что намеревался перебрать всё это прежде чем покинуть Скворешники, да было поздно сетовать на уже сделанное.       Верховенский зажмурился лишь на мгновение — в руки ему свалилось пару листов. — Что же Вы это, Ставрогин, что же… — бегло забормотал он, наклоняясь и подбирая каждую бумажку. Николай Всеволодович только наблюдал за тем да диву давался. — Всего-то я вопрос задал, один только невиннейший вопрос… Раз желаете молчать, то молчите, я в известнейшем смысле… — Довольно. Вы, как и я, стало быть, сейчас мыслить начали. Знаете, с какой целью я имение покидаю. — По Швейцарии, видать, истосковались?       Николай Всеволодович недоумённо брови поднял, после сквозь зубы зашипел на собеседника. Что было адресовано ему, Пьер не разобрал, но счёл это за положительный ответ, потому как в своей правоте был уверен.       Верховенский опустил бумаги на край стола, стряхнул в рук невидимые частички пыли, и сделал несколько шагов назад, замирая подле двери. — Вы, верно, бежать удумали? В такое-то время?! — Не побег это и вовсе. — Ставрогин! — Пётр Степанович упрямо головой замотал, сам прямо на проходе замер, будто бы собирался преградить дорогу в случае, если аристократ пулей метнётся прочь из кабинета, словно буквально намеревался затеять побег. — Вы быть до конца обязывались, так зачем же… — Обязывался? — процедил молодой человек, чьи тонкие пальцы с остервенением сжали набалдашник трости. — Не оставлял я никаких обязательств, Вам уж тем более. Оставьте меня, Верховенский. Не до Вас. — Никуда я вас не пущу. — вскричал Пётр Степанович так, что громкий голос его мигом снял со Ставрогина остатки негодования и тот вновь слабо улыбнулся, наблюдая за Пьером теперь снисходительно. — Не пустите, Пётр Степанович? Уж не решили ли Вы, что у вас в достатке моральной стойкости и физической силы?       Верховенский скорчил гримасу, а на слова Николая Всеволодовича и вовсе ответил негромким смехом. Сделал шаг вперёд, пресекая расстояние между собой и аристократом, ткнул ему пальцем в грудь, нагло и неуважительно, опуская положенные ему правила приличия. Снова засмеялся, только лишь взгляд его был неотрывно сосредоточен на лице Ставрогина. Тот едва-едва удержался, дабы не обрушить удары трости на голову настойчивого революционера, что, видимо, не воспринял ни единое его слово всерьёз. — Полно Вам, Верховенский. — Никуда Вы не денетесь от меня, Николай Всеволодович, никуда уж от меня не денетесь!       Верховенский глядит на аристократа с вызовом, долей презрения, гнева и мольбы, гадко посмеивается, будто уже в точности уверен, что привязал к себе Николая Всеволодовича так, что тот и шагу без него не ступит, не то, чтобы прочь уехать в одиночестве. Догадку-то свою о Швейцарии он по глупости озвучил, или же шутки ради, но не более.       Nicolas в эту секунду словно срывается: притягивает к себе Петра Степановича, да с размаху бьёт его в живот так, будто дух хочет из того выбить. Верховенский хрипит, прерывисто хватает ртом воздух, и от того краснеет, цепкими пальцами хватаясь за воротник плаща Ставрогина. Смесь несовместимых эмоций в горящих глазах революционера ни на мгновение не пропала, и Николай Всеволодович со всей силой сжал его плечи, отбрасывая от себя прочь, словно наскучившую игрушку или потрёпанную кем-то бабочку, что была во многом прекрасна, но не достойна стать частью его коллекции.       Пётр Степанович хватается за угол стола и падает на спину, болезненно шипит и, щурясь, вглядывается в лицо Ставрогина, который присел на корточки возле камнем упавшего на пол молодого человека. Словно хищная птица, сокол, что с небес свою жертву созерцает: так же снисходительно, надменно, с долей злобной насмешки. — Вы, Николай Всеволодович, едва ли товарища дух испустить не заставили… — безумно рассмеялся Пьер, принимая сидячее положение. Шляпка его при падении укатилась куда-то под стол, а волосы взлохматились. Этот вид очень позабавил Ставрогина. — Что же Вы так со мною, Ставрогин, я-то с добрыми намерениями в Скворешники, а вы всё-то руку поднимаете с нашей последней встречи… — Вы, да с добрыми намерениями? — обнажая ряды белоснежных зубов, посмеялся аристократ, подпирая кулаком щеку.  — Вы покинуть наше дело не сможете, вы обещание мне давали соответствующее… Много обещаний давали.       Верховенский затих. — Шутовство это всё. И планы ваши все, не иначе, как идея в склянке. Не понимаете Вы сути вещей, в которых увязли, Верховенский. — А Вы, стало быть, представление о них имеете-с? — Как знать.       Николай Всеволодович поднялся, обошел сидящего и начал собирать футляры с коллекцией бабочек. Верховенский со слабой улыбкой отметил, что насекомые в коллекции аристократа совершенны, пока не вскочил с пола, на сей раз абсолютно искренне недоумевая. — Что же Вы делаете? — затрясся он, когда футляры полетели прочь из окна. Позже раздался характерный звук, кажется, коллекция разбилась о булыжник во внутреннем дворе имения. — Прошлое ворошить не желаю. От него ведь прочь еду. — Возьмите меня! — выпалил Пётр Степанович, прежде чем смысл сказанного дошёл до него самого.       Комната наполнилась хохотом Николая Всеволодовича. — Лжёте ведь, Верховенский. — он протянул его фамилию, будто издевался. — И здесь одно только Ваше шутовство. — А я готов, готов с Вами! — начал лепетать молодой человек, жестикулируя так, что ткань кожаных перчаток с его рук немного соскользнула. — Готов на край света, и в Швейцарию готов… — С чего же Вы решились? — Да потому и решился! Сколько я объяснялся вам тогда, на Муравьиной улице, во дворе Виргинского! Вы слышали, слышали и слушали. Я помню, что слушали. — Слушал… — пробормотал Ставрогин, сцепляя руки в замок. — Мы смуту пустить и оттуда можем, из гор альпийских. Так и лучше будет, наблюдать труднее, да издалека до нас канцелярия Её Величества не доберётся. А они искать нас будут, ещё как будут… — Значит, со мной «бежать» желаете? Издалека управлять делом своим намереваетесь…       Nicolas глядел в открытое окно в абсолютном молчании, каждое слово Верховенского тщательно обдумывая. Пальцы его едва заметно подрагивали при каждом вздохе, что, к счастью, укрылось от взора Петра Степановича. Николай Всеволодович перевёл взгляд на революционера и ухмыльнулся, таинственно и безумно, пусть и взгляд его ясных глаз источал некую ласку. — Давайте же, Верховенский. Собирайтесь.       Пётр Степанович приосанился, в одно мгновение стал серьёзным и снова подступил к Ставрогину. На сей раз не так близко, как ранее, опасаясь нового удара. — Ба! Да не иначе, как шутки шутите, утомлённый моим шутовством? — Ничуть, Пётр Степанович. Ничуть.       Пьер делает шаг назад. Получает утвердительный кивок от аристократа, улыбается своей привычной глупой улыбкой и уходит, обещаясь вернуться в Скворешники через четверть часа, в эту самую комнату. Взгляд Петра Степановича источал одно лишь недоверие, но этот взгляд был проигнорирован Николаем Всеволодовичем, который вышел из комнаты вслед за революционером, и скрылся в одном из коридоров дома.       Пару минут Николай Всеволодович глядит в окно, наблюдая за тем, как повозка с сидящим в ней Верховенским удаляется прочь от имения. Вскидывает ладонь, усмехается, и слабо помахивает рукою вслед, медленно спускаясь вниз по лестнице.       По возвращению Верховенский не застанет Ставрогина живым.