Подарок на Рождество

— Бонк! Омела шлёпнулась прямо на чертёж усовершенствованного медигана. Инженер глубоко вдохнул и выдохнул, аккуратно сметая ягодки с бумаги прямо на пол. — Омела должна висеть наверху, Скаут. А не валяться чёрт знает где. Снова уткнулся в чертёж, остро отточенным карандашом исправляя мелкие недорисовки и не слушая, какие комментарии отпускает бостонец к его замечанию. Потом всё же оторвался от работы, бросил локти на стол и принялся, прикрыв глаза, наблюдать за сокомандниками. Все они были здесь, и почти все выглядели так, словно действительно рады отмечать Рождество. Оно и верно: не каждый праздник хриплый и прокуренный — ещё и простуженный, как отметил док — голос из динамиков давал им два дня выходных до рождественской ночи и два дня после. Может, Администратор надеялась поднять боевой дух, а может и сама устала от постоянных рявканий и визгов — не было особенно важным. Скажи она об этом на пару-тройку дней раньше, и базы опустели бы почти сразу, едва отгремят выстрелы последнего боя: почти у всех наёмников были семьи, и каждому хотелось справить Рождество среди родичей. А так — побудка около полудня, свежесваренный глинтвейн, да игра в «Царя горы» на снегу, а не на точках. Скаут таки развёл пару наёмников на поцелуй под омелой — сомнительное счастье, учитывая, что это были Демо и Хеви, оба выпившие подчистую сегодняшний запас пряного вина. Пиро рисовал ёлочку и стоящих под ней наёмников; отвлёкся на секунду — показать Медику, читающему что-то на своей тарабарщине — и после одобрительного кивка тут же сжёг рисунок, наблюдая, как горящие обрывки бумаги кружатся в воздухе. Техника безопасности ни к чёрту, постыдился бы, но кому какое дело, переживут ли они это Рождество или нет. Тот же Снайпер, стоящий в самом углу гостиной и вполголоса болтающий со Шпионом: не видит ли или не хочет видеть, как чужой костюм изредка бликует, становясь то красным, то снова синим — его собачье дело. Инженер оторвал локти от стола, сдвинул чертёж в сторону. Правой рукой подпёр щёку, мысленно ругнувшись, когда железка и сквозь перчатку царапнула кожу; левой принялся выстукивать ритм — и считать. Шесть, семь… пусть будет восемь. Одного наёмника опять нет. Последнее время это почему-то не удивляло. Солдат и до этого был не очень-то разговорчив — если дело не касалось боёв, Красной команды и отстаивания чести Америки, конечно — но последнее время совсем замкнулся и ходил, насупившись и зыркая на всех исподлобья. Инженер прекрасно помнил, раньше такое уже было. Но тогда спустя пару недель вояка всё же спалился, приперев техасца к стенке и доступным языком выдав всё, что он думает о «долбаном механике с его долбаными игрушками». Объяснил и ушёл, хлопнув дверью, и то, что «долбаный механик» спустился в мастерскую, потирая зудящую от укусов и засосов шею и думая, звать ли Медика или нет, его вот нисколько не волновало. Инженера, кстати, тоже. Только нынешнее «Я с тобой не разговариваю» уж больно долго тянется. И Инженер злился. Не разговаривал Солдат, а настроение-то портилось именно у механика; видите ли, ко всему хорошему — пусть и зажимания по углам и жёсткий секс несколько раз в неделю тяжело было назвать хорошим — быстро привыкаешь, психология такая. А тут и его избегают. Его — реднека в пять с половиной футов ростом избегает машина для убийств на полголовы выше! Он пробовал поговорить: окликал в коридорах базы, обращался с вопросами, когда команда планировала тактику, кричал на поле боя, объясняя, где раздатчик и телепорт. Сперва один на один, потом при всех; просто подняться и спросить, что, чёрт возьми, происходит, и почему капитан команды не замечает одного из своих наёмников — любимого из наёмников, между прочим. Солдат отшучивался, фыркал что-то, но прямого ответа так и не дал. Отчаявшись, Инженер и его припёр к стене, чтобы поговорить. Поговорил. Только вот американец, во время боёв пропевающий с десяток различных гимнов и цитат Сунь-Цзы — «Для поднятия боевого духа», как он сам говорил — просто промямлил что-то, не поднимая глаз из-под каски и аккуратно высвобождая место ниже пояса из захвата железной руки, и сбежал. Сбежал! Инженер заперся бы в мастерской и вдребезги разнёс бы её, пока несвойственная ему злость не перестанет застилать глаза. Взял бы Поводырь и пошёл бы стрелять по банкам — или наёмникам из RED. А вместо этого его буквально выпнули из мастерской и притащили сюда — смотреть, как мимо рта проходит глинтвейн, как оставшиеся трезвыми наёмники тушат ковёр, всё-таки вспыхнувший, или как быстрый, как икота, бостонец безуспешно пытается уворачиваться от лезущих явно не с добрыми намерениями сокомандников. Грёбанное, мать его, Рождество. Когда на улице рыкнул и замолк движок кабриолета, принадлежащего Шпиону BLU, сам он решил исчезнуть и не попадаться никому на глаза. Впрочем, мало кого это беспокоило. Настоящий Шпион Синих курил, прислонившись к машине, и отвечал на вопросы остальной команды при этом: нет, никаких ёлок он сам ниоткуда не повезёт, просите ce stupide Dingo или notre maître des mécanismes; да, курица, а не индейка, а чего ещё вы хотели найти в магазинах захудалого городишки за день до Рождества; нет, никаких белых флагов в сторону RED, даже в честь праздника, или просите об этом не трикстера; pourquoi est-ce toujours moi, mon Dieu, nous n'avons pas d'autres mercenaires… и всё в таком духе. И среди этого бардака из звуков и наёмников Инженер заметил Солдата, который сперва вывалился из машины — внезапно тихо — а потом попытался под шумок вытащить и умыкнуть деревянный ящик с заднего сиденья. Большой однако ящик, под стать тем, которые присылает им Манн.Ко время от времени. — Стоять! Солдат его тоже заметил: резво вцепился в ящик, достав-таки его из машины и слишком быстро потащил по снегу в сторону базы. Инженер шагнул было за ним, собираясь высказать всё, что думает, но на плечо внезапно опустилась чужая рука, заставив остановиться. — Вы, кажется, обещали поработать над моим медиганом, Herr Mechaniker? Во взгляде у Медика читалось странное какое-то выражение. Вроде и просьба, и приказ, и при этом док словно ничего умнее этого вопроса, чтобы обратиться к сокоманднику, выдумать не смог. Инженер повернул голову; синий китель мелькнул в дверях и исчез. — Это может подождать, док? — Наверное, — немец наклонил голову набок, — но мне хотелось бы… хотя бы взглянуть на ваши записи. Завтра вечером может выпасть чудесная возможность испытать обновления в действии. Посему выходило, что Рождество, даже несмотря на отсутствие ёлки и нормальной еды обещало быть весёлым. Инженер неосознанно сжал кулаки, чувствуя, как ногти на пальцах немеханической руки впились в кожу. — Что ж… Хорошо. Я почти закончил с чертежом. Потом Демо вздумалось поболтать с Инженером на тему, что лучше: хлорат калия или нитрат аммония. Потом Хеви притащил и грохнул свою Сашу на столик, чтобы спросить, почему она шумит, когда он стреляет. Потом Шпион поинтересовался, не посмотрит ли техасец забарахливший внезапно Плащ и кинжал… Потом, потом, потом… Потом Инженер прямо сказал, что он устал, что у него нет никакого настроения общаться и шутить, потому что грёбаный капитан команды умотал в город с утра и даже не удосужился никого предупредить — сделав акцент на слове «никого». Что самому механику надо было с ним поговорить, а вместо этого толпа придурков отвлекает его. И что завтрашнее — техасец взглянул на часы на стене и исправился — сегодняшнее Рождество ничуть не влияет на то, что он сейчас встанет и уйдёт в свою мастерскую, потому что ему надо, чёрт побери, работать. И только после этого его оставили в покое. До мастерской Инженер, правда, не дошёл — остановился на последней ступеньке подвальной лестницы. Солдат стоял прямо у двери и курил сигару, довольно правдиво делая вид, что никого не замечает. — Какого чёрта? — спросил Инженер. — Не хотел отвлекать тебя от дел, кексик. Каску Солдат сменил на рождественский колпак, натянув и его до самой переносицы, поэтому нельзя было предположить, каким был его взгляд. Однако в интонации чувствовались… доселе неслыханные нотки. — То есть, взваливать меня на плечо перед всей командой, а потом тащить к себе в комнату, как ты обычно это делаешь, — сказал Инженер, — это куда меньшее «отвлекание от дел»? — У меня тоже были дела, — вояка неопределённо дёрнул плечом. Инженер внезапно почувствовал себя героем какой-то тупой мыльной оперы. Сейчас он разозлится и закатит истерику, потом его грубо остановят, прижав к стене и заткнув рот поцелуем, и каждый раз, когда он будет пытаться сказать хоть слово или хоть как-то перетянуть инициативу на себя, будут затыкать, забираясь грубыми шершавыми пальцами под комбез, пока «сопротивлялка» не кончится окончательно… Дальше воображение не шло. Инженер ограничился тем, что закрыл глаза и скрестил пальцы, успокаиваясь. — Ты злишься, кексик. — Нисколько. — Ты зл… — Какого чёрта? — начинается. — То ты бегаешь от меня не хуже, чем Красный трикстер от нашего Пиро, а то вдруг подпираешь задом двери моей мастерской, надеясь, что этого хватит, чтобы я не злился и не задавал лишних вопросов. — Я могу уйти, — Солдат действительно отошёл в сторону, — прямо сейчас. — Ну нет уж, — огрызнулся механик, толкая дверь и заходя в мастерскую, — сперва ты… А потом он замер, открыв рот и разглядывая всё вокруг. Его мастерская никогда не отличалась стерильной чистотой — скорее, была прекрасным образчиком хаоса, властвовавшего над порядком — но сейчас здесь было прибрано. Винтик к винтику, ключ к ключу и по размеру, и даже чертежи, кипой валявшиеся либо на полу, либо на столе, висели теперь, приколотые к стене, в полном порядке и вне досягаемости кружек с кофе; но главным было не это. Несколько бумажных фонариков с вырезанными ёлками и оленями освещали мастерскую тёплым жёлтым светом, гармонируя с красно-зелёно-синей медленно мигающей гирляндой. Ещё одна гирлянда — из рождественских носков и палочек-леденцов, тянулась из одного угла комнатки к другому, обернувшись вокруг украшенной ёлки высотой около фута, стоящей на одной из полок. Под ёлкой были подарки, несколько коробок самой разной формы, а на столе, теперь свободном от всякого хлама, стояли две кружки, над которыми поднимался пар. Инженер машинально прошёл вперед и взял одну в руки: запах шоколада и корицы смешался с запахом апельсинов, лежащих, оказывается, на полке на одной из противоположных стен; а когда Солдат, тоже шагнув внутрь, закрыл за собой дверь, стала видна надпись «Счастливого Рождества», размашисто выведенная на задней стороне двери. — Нравится? — спросил американец, и Инженер внезапно понял, что за интонация была в его голосе до этого. Смущение. Ожидание и нетерпение. Он сглотнул, поняв, что всё это время стоял с открытым ртом, и хрипло произнёс: — Если… если гирлянду коротнёт, тут всё вспыхнет… даже понять ничего не успеем. — Я могу всё убрать, — быстро сказал вояка. — Нет… не надо. Солдат кашлянул в кулак, повернувшись в сторону. Инженер вспомнил о том, что до побелевших пальцев сжимает кружку с шоколадом, и отставил её в сторону. — Ты сам всё сделал? Солдат снова кашлянул в кулак. — Ни один из этих слизней не отважился даже трогать эти твои винтики: решили, что своя целая шкура дороже. Кроме меня, конечно, — он плотоядно ухмыльнулся. — Только помогли тебя отвлечь. Кемпер сварил эту шоколадную жижу, трикстер согласился купить бумажную мишуру и прочую хрень, а шпанёнок с огнеупорным хиппи подсобили с развешиванием всей этой ерунды. Но всё остальное я сам, да, — американец расправил плечи, словно стараясь занять большую часть мастерской. — Заметно, что Скаут помогал тебе, — Инженер усмехнулся, снимая гогглы и протирая их. Сейчас, когда стало понятно, в чём тут дело, злость почти испарилась. — Это почему же? Вместо ответа техасец указал на потолок. Там, привязанная к лампочке медной проволокой, висела вся омела, которую пацанёнок не смог сбагрить остальным наёмникам. Солдат сдвинул колпак на лоб и тоже посмотрел. — Это всё ерунда, — его голос вновь стал жёстким, как обычно, а брови сдвинулись к переносице. — Просто охапка травы с ягодами. Инженер выдохнул через нос. Потом ещё несколько раз, посмеиваясь. От былого раздражения действительно не осталось и следа, даже появилось… какое-то рождественское настроение, может быть. — Мне нравится, когда ты стесняешься, Солли. — Никакого стеснения! — рыча, отрезал американец. — Стесняться — удел девчонок и хиппи: американские солдаты никогда этого не испытывают! — Хорошо, — техасец поднял руки, словно сдаваясь, — пусть будет по-твоему. Чуть подумав, он всё же загасил бумажные фонарики, чтобы действительно чего не вышло. Повернулся обратно и скрестил руки на груди. — … Сказать механику ничего не дали, резко прижав к себе так, что каска и гогглы слетели, глухо звякнув о бетонный пол. Шершавые, пахнущие табаком и порохом пальцы обхватили щёки, а дальше последовал поцелуй — сперва неожиданно нежно, а потом яростнее и жёстче, до прокушенной до крови губы, что заставило Инженера вздрогнуть и зажмуриться. «Американцы не стесняются», — почему-то пришло в голову, а потом он ответил на поцелуй. Воздух в лёгких кончился слишком быстро, даже быстрее той «сопротивлялки», про которую механик думал раньше. Солдат понял это по тому, как металлические пальцы сжали его предплечье, и отпустил Инженера, наблюдая за тем, как тот некоторое время ловит ртом воздух. — Говорил же, — он опять ухмыльнулся, обнажив клыки, — никакого стеснения, кексик. — Оно и видно, — отдышавшись, Инженер поймал себя на мысли, что улыбается точно так же, — не могу сказать, что я не рад этому. Он поддел гогглы носком ботинка, поднимая их, осмотрел на предмет повреждений, продолжая улыбаться. Странным всё это было. Внезапно захотелось хоть раз перестать быть серьёзным механиком с одиннадцатью докторскими степенями, среди которых никоим образом не затесалась философия, перевоплотиться в того же улыбчивого коротышку, которым Инженер всегда был раньше — только вот теперь сидящего на столе в собственной мастерской, пьющего горячий шоколад и мечтающего о чём-нибудь помимо собственных превосходств над RED, улучшения механизмов и всего в таком духе. Может, в это и заключался смысл этого «грёбанного, мать его, Рождества»? — Счастливых праздников, кексик. Инженер поднял голову. Солдат облокачивался на один из шкафов; его рождественский колпак сбился на лоб, и глаза, пусть и выбеленные Респауном, горели ярко-ярко, светясь хитрым весельем, а всё та же улыбка-ухмылка так и не сошла с лица. Техасец мысленно исправил пару вещей: сидеть на столе в собственной мастерской и пить горячий шоколад — но не одному. В обнимку. Или просто болтая. Или, когда он таки вытянет из вояки подробности его хитроумного плана — и всласть отыграется за своё неведение — с командой. Им, в конце концов, тоже не помешало бы проникнуться духом Рождества. Действительно чёртова магия, не хуже меразмусовской под Хеллоуин. — Счастливого Рождества, Солли. Инженер отпил глоток и запрокинул голову, наблюдая, как переливается огнями рождественская гирлянда, отбрасывая красно-сине-зелёные отблески на стены его мастерской.