Альбатрос

— Что ты там высматриваешь, Уилл? Наскоро оценив обстановку сквозь щели между жалюзи, Уилл прожестикулировал Эбигейл встать на шесть часов от него, чтобы он и Джек находились в радиусе ее досягаемости, когда они выйдут встречать своих гостей. Прямо сейчас его голову занимает шум нервного возбуждения, отдаленно напоминающего кайф, но тот не мешает ему заметить Алану в своей периферии — то, как она гасит единственный источник света в их трейлере одним натренированным влажным выдохом. Небо снаружи еще не успело посветлеть, утро полнится сгустками теней и голодным жужжанием москитов Джорджии. Им не впервой быть окруженными вот так, и предстоит пройти через подобное еще не раз. Поза Джека, положение его плеч, выражают насмешку и бросают вызов, его тело напряжено; и он держит дробовик наготове. Явившиеся к ним мужчины нахальны и опасны. В слабом свете не удается различить лица приближающейся группы из трех человек, только их позиции. Но и это довольно затруднительно из-за густой листвы вокруг них. Хребет Уилла сгорает изнутри от скопившейся энергии, в его глотке нечто злое, плотное, и расчетливое. Его не удивляет, что первый выстрел раздается немногим позже того, как Джек нарочно задевает сук дерева. Выстрел чертовски точный. Но он и выдает многое. Приглядывая за Джеком краем глаза, Уилл отслеживает перемещение банды, определяя стратегию за их перемещениями и вычисляя лидера, пока к нему не прорываются. Несколько секунд промедления. Он резко поворачивается в сторону Эбигейл, вовремя спустившей курок — острая, точная пуля оборвала жизнь и предотвратила возможное возвращение к ней. Дальше все просто, и могло бы быть еще проще, но Уилл хочет кое в чем убедиться. Лучше всего захваты всегда давались Джеку, но у Уилла есть скорость реакции и скорость восприятия. Мужчина совсем не сопротивляется ему — оказавшись на земле, он задирает руки в мирном жесте, отвечает на рывок Уилла скупым пожатием плеч. В воздухе все еще держится дух сигаретного дыма. — Ты выдал своих, — Уилл смотрит на него сверху-вниз, оценивая черты его лица — прямой нос, высокие скулы, тонкие губы. Глаза, которые не внушают доверия. Мужчина театрально вздыхает, но в нем больше раздражения, чем он показывает. — Да. Вы поймали меня за руку. Уилл крепче сжимает локоть на его открытом горле. Дерзкие замашки и расслабленность действуют ему на нервы: его наверняка попытаются застать в расплох в следующую минуту или уже в следующую секунду. Благо дула ружей Джека и Эбигейл уверенно нацелены на последнего выжившего, пока Алана внимательно наблюдает за их взаимодействием. — Зачем ты это сделал? — Они сами напросились, принимая откровенно херовые решения. Вердикт, вынесенный с легкостью подбрасывания монетки. Джек переглядывается с ним, в его взгляде громкое предупреждение. Уилл знает, что именно он выражает. Так же Джек смотрел на Алану, когда решалась судьба Уилла. — Но ты забил гвозди в их гроб, — угрюмо комментирует Джек, не опуская дуло заряженного ружья. Уилл ощущает движение хорошо развитых, крепких мышц, смещающихся, когда мужчина в его хватке снова пожимает плечами. Он чувствует, что кем бы этот человек ни был, он совершенно не воспринимает Джека как угрозу для себя. Не воспринимает как угрозу и Эбигейл, судя по взгляду, который он бросил в сторону трейлеров. Сам он, при этом, вряд ли бы заметил кончик ее ружья вдали, стоя на этом месте. Уилл знает: единственный, кого мужчина считает угрозой, это он сам. Некомфортное давление на гортань и жесткий до синяков захват ног, кажется, внушают ему восхищение — он ответно изучает лицо Уилла с интенсивной заинтересованностью. То, что он видит в нем, должно быть ужасным. Уилл делает кое-что, о чем знает, что пожалеет: он отпускает этого мужчину. Джек хмурится, выражая неодобрение, но Уилл качает головой и выпускает его, поднимается и отступает. Эбигейл должна прикрыть его, если что. Мужчина откашливается в сторону, прежде чем принять вертикальное положение на земле, растирая высвобожденное горло. Он долго смотрит на Уилла, не моргая. Затем слегка ухмыляется. — Если приблизшься к нам еще раз, я раздербаню твою башку порохом, — жестко и честно гарантирует Джек, злящийся, потому что не понимает импульсивное решение Уилла. Мужчина не отвечает, вместо этого возвращая взгляд к Уиллу, и Уилл делает еще одну вещь, которую бы ни за что не подумал, что сделает: он снимает и бросает ему ружье. Точный бросок и ловкая поимка. — Мэттью Браун, — он рисуется, сардонически поклонившись и отсалютовав, когда встает. А затем вся несносная развязность пропадает из его манеры держаться. Уилл не отпускает его взглядом, пока Мэттью не скрывается в чаще. Он спрашивает себя, может ли быть, что его руку остановило знание, что он имеет дело со знакомым видом чудовища. А также, вернут ли ему эту услугу в грядущие месяцы. Эта встреча тускнеет в его разуме за следующую неделю, за которую мертвецы совершают набег на их временный дом и им снова приходится срываться с места. Убийство не дается Уиллу естественно, в отличие от Эбигейл, для которой оно стало второй натурой, или Джека, пусть и стискивающего зубы, но все-таки совершающего необходимое. Уилл видит слишком многое, и мертвецы такая же часть него, какая он сам для них. В иные дни, просыпаясь, он просто не может стряхнуть с себя глухие детские вопли из сна и омерзительную легкость, с которой в нем расходится мягкая плоть. Это что-то, что, возможно, понимает только Алана — она обнаружила его бредущим среди мертвецов. Она видит в нем мужчину, который оставил своих собак в лесу, потому что тот обещал им хоть сколько-нибудь безопасное укрытие; который обшил свой дом досками и перестал жить для себя. Но Мэттью, какой бы короткой ни была их встреча, он видел Уилла по-другому. Как человека, который мог бы, убивая, чувствовать себя как рыба в воде. Но вместо этого сдерживающего себя. — Тебе следует поговорить с ней, — говорит ему Джек однажды ночью. У Уилла не получалось заснуть, так что, он присоединился к нему, несущему вахту на просевшем крыльце. — Я пытался. Джек оборачивается к нему, и под таким углом падения света Уиллу бросаются в глаза морщины и седая щетина, которой не было еще год назад. Он крепкий мужчина, с уверенными руками и отменным броском через плечо, но в неверные утренние часы видно и другое. — Я не считал тебя человеком, который легко сдается, Уилл. Уилл невесело улыбается и смотрит на кроваво-маковые и цитрусовые цвета рассвета на Востоке. Джек проходится по дулу своего дробовика грязной тряпкой — все больше чтобы просто занять руки и усталые глаза. Моя Белла, как-то назвал он ее в разговоре с Уиллом, поглаживая оружие по шейке приклада. И признался, что никогда не расстается с ней. И что когда время придет, она будет той, кто покончит с ним. В определенном смысле, смерть его жены до начала всего этого была благословением. В тишине и покое, в неведении относительно грядущего переворота в миропорядке. Уилл гадает, что стало с Уинстоном и остальными. Он надеется, что им хорошо там, где они сейчас. Эбигейл убивала за Уилла столько раз, что Уилл потерял счет. Временами она проводит по половине дня отскребая кровь от своих рух и переда своего любимого зеленого охотничьего жилета. С ее стороны — это проявление милосердия по отношению к Уиллу. Того милосердия, которое Уилл более не может принимать, ни как ее друг, ни как ее отцовская фигура. Мэттью заявляется к ним как изгой, белая ворона. Тревожная переменная, разрушающая их симметрию и сочетаемость. Но кроме того, он и тот, кто вынуждает их перестроиться. Во вторую встречу Уилл намеренно старается не думать ни о чем, когда наблюдает за приближением знакомого силуэта. Тот приходит к ним во время голода. Он выглядит примерно как и они сами, или любые другие пережившие Переворот: порванные джинсы, сквозь дыры в которых видны царапины на бедрах; локти, покрытые слоем грязи. Провонявшийся потом и мертвечиной. Все в той же светло-голубой рубашке, замаранной у воротника. С отросшими за месяц темными волосами. Мэттью Браун, так он назвался. Свалив добычу к ногам Уилла, Мэттью отступает, даже не пытаясь объясниться. Это ощущается как возвращенное одолжение. Уилл осознает, что при таком уравненном балансе маловероятно, что их дороги еще когда-либо пересекутся. Впереди сплошь перетасовка возможных исходов и ни один из них не приведет Мэттью обратно к ним. Он вспоминает о старинном поверье матросов — альбатросы считались добрым предзнаменованием (но не тогда, когда их убивали). Посреди ночи Уилл пытается представить, что за вред те двое причинили Мэттью, и думает о том, не заслужили ли они худшего, чем чистая кончина от рук Джека и Эбигейл. — Я следовал за вами, — объясняет Мэттью Алане, когда та с осторожностью осматривает его и подношение. Но Уилл знает, что эти слова предназначаются ему. Вы достойны того, чтобы за вами следовать. Джек и Мэттью чуть не ввязываются в драку, когда отлучаются на вылазку за припасами вдвоем. Дело не в том, как Мэттью повел себя с мертвецами, когда те неожиданно атаковали их. Дело в ухмылке Мэттью и в том радостном возбуждении, которое он испытывает, эффективно используя свое самодельное оружие. Смертностный и двигающийся уверенно, выверенно; никогда не отводящий своих зеленых глаз — Джек осознает, что Апокалипсис не сделал Мэттью таким. Он сделал себя сам. Он гадает, что это говорит, в том числе, о Уилле. Алана носит кобуру на бедре, держащуюся на обрезках распоротой футболки. Уилл как-то раз попался на том, что пялился, — то было кратковременной потерей концентрации и редкой в нынешние времена вспышкой либидо, — но с того раза подобного с ним больше не случалось. То было неуместно и, оглядываясь назад, можно сказать, черство с его стороны. Между ними остались мутные воды влечения, но с каждым новым днем они все сильнее отдаляются от возможности сойтись. Кажется, что одного прикосновения было бы достаточно, чтобы распутать каждый случай затянувшегося молчания между ними, но того же прикосновения было бы достаточно и для того, чтобы развязать перекрестный огонь из криков и обвинений, которые ненадежный мир вокруг не способен вынести. Эбигейл дает им иллюзию родительства, но Уилл может обучать ее лишь тому, как рыбачить и завлекать, используя верную наживку. Всему остальному ему тоже приходится учиться. Мало-помалу Мэттью выдает информацию о себе, но сумма его частей не складывается в целостный образ. Пусть он и вправляет Алане вывихнутое плечо — одно из преимуществ того, чтобы водить компанию с бывшим санитаром — он сознается в своих грехах только Уиллу, когда они недосягаемы для всех остальных. — Мне нравится этот новый мир, — говорит он без стыда и сожалений во влажную духоту вечера. — Я никогда не чувствовал себя настолько свободным, как чувствую сейчас. И Уилл знает, что в старом мире подобные Мэттью должны были быть помещены в изоляцию, карантин, спрятаны от общественности за замками, в клетках, за колючей оградой, с пущенным по ней током. Но здесь и сейчас Мэттью больше, чем сумма его частей. В этом безумном, как цирковой парад, походе он зеркало Уилла и противовес для его разума. Его задающие направление крылья. Впрочем, это не значит, что Уилл позволяет Мэттью запустить руку к себе в штаны. Расстегнуть ширинку, чтобы запястье нашло участок теплой голой кожи. Это значит, что он прижимается лбом к его лбу и вместо этого направляет его руку вверх — туда, где оглушающе грохочет его сердцебиение. Когда им попадается дорожный знак, заглавными буквами сообщающий о наличии убежища поблизости, Мэттью фыркает и идет дальше. Уилл задерживается у знака и взглядом очерчивает слова. Алана тоже с тоской смотрит на знак, но и она знает, что убежищ больше не осталось. Все, что у них есть, — это все, что есть. Они удаляются от убежища, но убежище найдет их. Это вопрос времени, думает Уилл. Из меняющейся походки Мэттью и из того, как напрягаются плечи Эбигейл, он заключает, что они понимают это так же хорошо, как он. В мире без убежищ любые провозглашения их существования выстраиваются на крючках, приманках и человеческих грудных клетках. Все та же рыбалка. — Что ты там высматриваешь, Уилл? — спрашивает Алана, пока они тихо продвигаются вдоль железнодорожных путей. Звуки их шагов по булыжнику так поразительно громки в этом мире. Уилл не знает, что ищет в небе. Самолеты, может быть? Воздушное сообщение, гул коммерческих лайнеров, благодаря которым перемещения были легки. Странно думать о том, что больше в его жизни никогда не будет самой возможности перелетов. Кто знает, возможно, он ищет совсем не то. В этом мире — звезды их фонарные столбы, и каждый звук отдается эхом сильнее чем когда-либо прежде. Джорджия и Вирджиния отделены отрезком длиной в палец только в их воспоминаниях, в неуловимую Александрийскую Безопасную Зону не добраться в мгновение ока. В этом времени и в этом месте он задается вопросами, на которые нет ответов. И вместе с Аланой, и вместе с Мэттью. Уилл как-то сказал, что концепт семьи чужд для него, и это все еще так. Идея родительства, идея партнерства. Но пока они идут вдоль ржавых полосок метала, бессознательно сохраняя боевую формацию стрелы, он чувствует то, что связывает их всех — большее чем банальная привязанность или безопасность нахождения в группе. Это в том, как Джек неохотно доверяет Мэттью прикрывать себя со спины, и в изгибе руки Аланы на худых плечах Эбигейл. В неуверенном тепле в глазах Аланы, когда они смотрят друг на друга, как и в отлаженном взаимодействии между ним и Мэттью. Они семья. — Альбатроса.