Ложная быль

Холодная песнь зимней стужи звучала по всей Руси. Даже в былые времена, она не была такой, как в эту пору - мрачной и зловещей. Словно, какой-то недобрый дух пел эту песню, настраивая её на свой тревожный и опасный лад, заставляя русичей горестно вздыхать, да качать головой. Именно в эту студеную пору, монгольский отряд, во главе со своим Великим Ханом, пробирался сквозь темную, ночную чащу. Татары намеревались захватить ещё один русский град, дабы приблизится к замыслу своего властолюбивого предводителя. Слаба была нынче Русь. Ослабли её, некогда сильные духом воины, нет более крепкого единства меж князьями. Сделала кровавая междоусобица своё дело - расшатала опору крепкого государства. Оставили государи Русь-матушку, на растерзание злому врагу, а им, это только и надо было. Уже пала доблестная Рязань, сожжён великий Владимир, разграблен Торжок. Да и другие русские города склонили свои головы пред могучим завоевателем. - Остановимся здесь, - отдал свой приказ хан монгольского воинства, - Завтра пойдём далее. Послушали распоряжение своего предводителя воины, и разбили в глухой чаще свой лагерь, скрываясь от всякого путника. Да разве найдешь, в столь студеную и мрачную пору хоть одного смельчака? Все по домам попрятались, словно мыши церковные, и дальше своих крепостей носа не кажут. Ан нет. Был один воин. Да ещё какой! Сам хан Батый отдал бы за него всё своё злато, всё своё бесчисленное воинство. Всё на свете бы отдал, лишь бы держать рядом, у своего сердца, этого славного витязя, доблестного защитника Русской земли - Евпатия Коловрата. Да только поздно. Нет нынче рязанского мужа в живых - пал смертью храбрых, защищая светлую Русь от посягательств чужеземного врага. Великий хан неотрывно смотрел на пляшущие языки огня, греясь в своём шатре, после утомительного дня, проведенного в пути. Думы его устремлялись дальше обширных просторов русских полей. Они несли его на таинственный и непонятный ему Запад, о котором он немало слышал от различных странников и путешественников. То были рассказы о теплых водах Средиземного моря, о величественных замках, о бывших римских и греческих колониях, о Ромейском царстве, и многое другое. Какими же манящими и сладостными были эти рассказы. - Мой повелитель, - раздался женский голос, и в палатку вошла одна из жен монгольского хана. Однако Батый не обратил на неё внимания, даже когда она присела рядом с ним, и подала ему кубок хмельного напитка, что преподнес ему в дар, один из посланцев чужеземной страны. Напиток был сладок и очень крепок, но мужчина выпил его залпом, не отрывая взгляда своих темных глаз от яркого огня, и не обращая внимания на ластившуюся к нему женщину. Горячее пламя костра напоминало Батыю не только о некогда почившем Евпатии. Пред его глазами возникла светловолосая, луноликая дева, со сверкающими от гнева и ярости глазами, пробуждая в хане разные чувства. - Мой господин, я тебя чем-то огорчила? - мягким голосом спросила его спутница, ласково гладя лицо мужчины. Однако он схватил её за запястье, и притянув к себе, с хитрым прищуром взглянул на женщину. Напиток действительно был довольно крепким, и сразу оказал на хана своё чарующее воздействие. Теперь, пред ним была не смуглая, темноглазая брюнетка, а светлоглазая русская дева со своими золотыми, словно солнце, волосами. Но в этот раз она не смотрела на него враждебно. Ласковым и нежным взглядом, коим она никогда не взглянет наяву, а только в этом сладком полузабвении. Батый жадно приник устами к ней, грубо сминая её нежные и мягкие губы. Какими приятными и сладкими они были на вкус. Словно какое-то диковинное яство, он желал распробовать его, урвать каждый кусочек, запомнить навсегда это наслаждение. - Мой хан, - прошептала светлоокая девушка голосом его жены, отчего мужчина лишь сильнее прижался к ней, углубляя поцелуй. Пусть лучше молчит. Пусть это была не она. Пусть это был лишь пьяный мираж. Но ему так хочется продлить эту несбыточную грезу. Ибо она никогда не воплотиться в реальности. Та русская дева ни за что не будет смотреть на него взглядом, в котором будет плескаться это обожание и покорность ему. Она никогда не даст коснуться себя. Не будет так беззаветно любить его, как она любит свою милую Родину. Хан властно притянул к себе молодое, податливое тело, сжимая его в своих объятьях. Его рука коснулась её груди, чуть сжав её, чем вызвала ответный стон. Женские руки ласкали его смуглое, загорелое тело, стискивая по своими пальцами его расшитый халат. Мужчина покрывал глубокими поцелуями её лицо и шею, оставляя на нём свои любовные отметки. Зарываясь руками в её густую копну волос, он нежно касался губами её выступающих ключиц, которые не раз видел в их общих схватках. Медленно снимая с девушки, парчовое платье, хан открыл своему взору её белоснежную грудь. Жадными поцелуями он приникал её телу, прижимая его ближе к себе. Она была его личной грезой, несбыточной мечтой, до которой он не мог дотянуться. Он одаривал её своей горячей лаской, сжимая её упругие бедра, и опускаясь ниже, к её женскому естеству. Напиток всё ещё сильно дурманит его разум, позволяя несбыточной иллюзии захватить его в свой плен. Он видит, как она протягивает ему навстречу свои белоснежные руки, прижимается к его стройному и поджарому телу. Её уста, словно мотыльки, легко и невесомо скользят по его темной коже, вызывая мужской, хриплый стон. Пред его глазами стоял лишь её светлый, слегка напуганный, но столь желанный взгляд. Мужчина нежно прижимает к себе женское тело, медленно проникая в него, отчего вновь раздается женский стон, но Батый уже не обращает на это внимание. Русская дева полностью завладела его сознанием. Именно сейчас, она лежит под ним: ясная и желанная. Девушка улыбается ему, в её глазах плескается пелена наслаждения, она крепко обнимает его, даря свои сладостные поцелуи. - Мой хан, ты единственный в моём сердце. Мираж рушится. Женщина рушит всё очарование вечера, заставляя Батыя резко оттолкнуть её от себя, и вскочить с места. Недоуменная красавица с удивлением смотрела на мужчину, не понимая его странного поведения. - Мой повелитель, - начала она, и тут же была перебита голосом монгольского воина, что раздался возле палатки. - Мой хан, отряд русских воинов окружил наш лагерь! Одна лишь эта фраза, заставила Батыя схватить свою саблю и выйти из теплого укрытия на ночной, морозный воздух. - Где? - властно спросил он, и воины указывали ему на русские копья и остроконечные шлемы, что блестели в эту лунную ночь. - Готовьте пехоту и конницу, - твердо произнес мужчина, различая в ночи светлые лики желанных, золотистых прядей волос, - Бой будет непростым. Кольчугу и коня мне, - небрежно бросил он своему оруженосцу, готовясь к жестокой сече. Луна медленно выплыла из-за темных туч, освещая своим холодным светом дикое поле, что окрасилось в эту глухую ночь кровавыми красками двух враждующих народов. Жестокий хан нещадно бил и убивал на своём пути русских воинов. Его острый взляд был направлен лишь в одну сторону. Он видел пред собой деву-воительницу, что разила своих врагов и помогала своим товарищам в трудную минуту. Она должна быть моей... Батый намеренно "расчищал" себе дорогу из живых тел, желая подобраться к этой деве, и сразится именно с ней. Её отвага, её любовь к ближнему, и к своей Родине, её безрассудное отчаянье, с каким она рвалась в бой. Всё это восхищало, но в то же время разжигало злобную ненависть в душе Великого хана. Идя к ней, сквозь этот людской океан, мужчина не сводил с неё глаз, испытывая при этом разные чувства: от жгучей неприязни, до безмерного уважения к сей деве. - Воительница, - окликнул он её, - Всё ещё мечами машешь? А прясть ты умеешь? - А пошто тебе? - с ненавистью в голосе, воскликнула светловолосая девушка, грозно сверкая своими ясными очами. - А на то, - отозвался ей Батый, и хищная улыбка возникла на его губах, - Должен же я знать: тебя в пустую домовину* ложить, али украсишь её сама? В глазах воительницы отразилось всё презрение и ненависть, которое она испытывала в данную минуту к этому человеку. Мгновенье, и они скрестили свои орудия, выплескивая все свои чувства в этот поединок. - Украшу, - прошипела она, - Только в ту домовину ляжешь ты, пёс смердящий! - Скучно мне будет одному, - хмыкнул мужчина, - я лучше тебя с собой возьму. Вдвоем веселее будет, - в этот момент, их клинки резко столкнулись друг с другом, рассыпая вокруг себя снопы красных искр, - А вот за "пса", ты мне девка, ответишь сполна! - выплюнул последние слова хан. В тот же миг, он вынул из-за пазухи острый нож, и резким движением отрезал светлую косу, оттолкнув девицу от себя, прямо на холодную землю. Воительница упала на снег, и тут же схватила себя за голову, чувствуя руками лишь короткие, рваные пряди своих, некогда роскошных волос. Тяжелый комок образовался в груди её, она чувствовала, как пелена слёз застилает ей глаза. Вокруг звучал диких хохот и улюлюканье монголов, стоны и предсмертные крики умирающих русичей, но девушка ничего этого не слышала. Глухая злоба и презрение к этому ироду, что жёг и грабил родную Русь, убил её близких и разрушил родительский дом, медленно росло в её душе, испепеляя всякие другие, светлые чувства. Её оставалось лишь кусать до крови свои губы видя, как Батый сжимает в руках её девичью честь и гордость. Видеть, как он подходит к ней со взглядом победителя и бросает ей в ноги монгольскую саблю. - Сразимся вон на том выступе, воительница, - указывает он рукой на небольшой холм, внизу которого протекала река Волга, - А там и узнаем, кому именно Итиль-река станет последним прибежищем. Согласна, дева? - Согласна, - ответила девушка, беря в руки саблю, и поднялась на ноги, обозревая поле убитых. Много друзей и товарищей полегло в этой битве, никого в живых не оставили эти звери. Но недолго осталось. Надо ещё немного потянуть время. Вновь загремели в смертельной схватке два клинка, предвещая одному из воинов смертную погибель. Но не один из них не хотел сдаваться. Нельзя было умирать сейчас, когда до конца осталось совсем недолго! Не может понять Великий Хан - почему эта русская девица не сдатся? Отчего продолжает упорно сопротивляться и биться с ним насмерть? Пусть даже она и сильна в ратном деле, но она ведь всё равно останется бабой. А какой из этой породы ратник? Едва стоит на ногах уже, от усталости. Но упряма девка! Упрямая, да упёртая! Впрочем, как и все эти русские, что не хотят идти ему на поклон. Как и тот рязанский воевода, пред которым он, Великий Хан Орды, встал на колени. - Воительница, я гляжу, ты утомилась. Оставим бой, и сложим сабли. Не хочу тебя отдавать зря, холодным водам Итиля. - А чего же ты хочешь? - бросила ему девушка, тяжело дыша. - Ты преданная и смелая дева. Моему войску как раз нужны хорошие люди. Иди ко мне, воительница, и я награжу тебя, чем только ты пожелаешь. Я бы держал тебя тебя подле себя, у самого сердца. Признай меня своим повелителем, воительница, и я дарую тебе любую награду. - "Награду"? "Повелителем"? - выплюнула эти слова девушка, - После того, как ты оставил после себя одно пожарище? - Чего же ты тогда желаешь? - процедил Батый, чувствуя, что девка не изменит своему слову, и не склонит пред ним свою светлую голову. - Спрясть для тебя погребальный саван, и уложить в домовину! Иного подарка мне не надобно. Сердце Великого Хана будто пронзили ядом, заставляя его кровоточить от этих мрачных слов, что кинула ему девушка. Всё, самые тёмные и мрачные чувства вылезали из самых потайных уголков его душу, испепеляя весь тот нежный и хрупкий образ девушки, что он представил этим вечером. - Значит ты, ляжешь в эту домовину вместе со мной! - вскричал хан, и занёс руку с орудием, чтобы проучить эту бесстрашную девушку. Резкий свист русской стрелы, что вонзилась в его руку, заставило мужчину, со стоном, отпустить саблю на землю, и обернуться назад. Новая русская конница вылезла из темной чащи леса, и мчалась на их войско, готовясь нанести неприятелю ещё один удар. Увидев своих, воительница радостно вскинула руки, что-то крича на своём языке. Её внезапная радость, заставило Батыя обернуться и пораженно смотреть в сторону своего врага. Он тут же понял, что девчонка обхитрила его. Заставила потянуть время, отвлечь его внимание, пока новый русский отряд, искал их в этой лесной чаще. И сейчас он может стать лёгкой добычей, и всё из-за этой русской девки! - Повелитель, следует бежать! - кинулся к нему один из его воинов, но хан смотрел лишь на неё, чувствуя одну жгучую, испепеляющую ненависть. А он хотел держать её подле себя, у своего сердца. Сделать её своим воином, своим человеком. Только своей, и более ничей. - Пусть же воды Итиля, станут твоим погребальным саваном, - прошептал он, вновь вытаскивая из-за пазухи, тот самый нож, и в то же мгновенье, его рукоятка, торчала в её груди. Красное, багровое пятно, медленно растекалось по её белоснежной рубахе, медленно забирая жизнь, из храброго женского сердца. Девушка невольно пошатнулась назад, переводя свой рассеянный взгляд с орудия на хана. Отступившись, она полетела прямо вниз, позволяя холодным объятьям реки забрать себе, её молодое тело. Однако Батый уже не видел этого. Вскочив на своего коня, он отступал с поля битвы, вместе со своими воинами, унося с собой облик светловолосой красавицы, что не пожелала идти на поклон Великому Хану. Лишь смутный, солнечный образ и золотистые пряди волос, собранные в косу, остались воспоминанием Батыя о русской деве-воительнице.