Я, не шевелясь уже где-то минут пятнадцать, наконец-то вспоминаю о необходимости людям дышать. Из-за тишины, плотно окутывающей окружающее пространство, мое тяжёлое дыхание кажется настолько громким, что меня могли бы обнаружить. А это совсем не соответствует одному из правил Блэк⭐Стара, которое по неведомой причине всплыло в моей несчастной беловолосой головушке. Наверное, простое дежавю, ибо во время каждой подобной выходки с Блэком последний активно упоминал их.
Задание в Ноборибецу (Япония, Хоккайдо), ссора с напарницей и ее уход из гостиницы в порыве злости благополучно сваливают из памяти, даже не помахав на прощание. Причина ссоры тоже. Но я еще прекрасно помню, что приперся сюда не просто штаны просиживать. А ты нашлась. Именно на тех источниках, во владения которых я приперся подглядывать за девчонками. И при этом одна на весь бассейн. Вот угораздило меня…
Подглядывать нехорошо, но мне на сию прописную истину уже как-то начхать, ибо стояк на напарницу взял командование над управлением моими действиями и мыслями, связав здравый смысл и отправив его в ссылку в Сибирь. Его непосредственные остатки попытались предоставить мне выбор: оставаться под забором и как последний онанист «грешить» правой рукой, наблюдая за Макой, которая на данный момент сидит на бортике бассейна, придерживая наровившее упорхнуть полотенце; благополучно свалить в туман и утонуть в холодном душе; и, наконец, как-нибудь беспалевно пробраться внутрь и… Получить свое. И, желательно, не по щам, да… Но я не был бы Соулом, если бы не пошёл на риск.
Ты только собралась отбросить полотенце в сторону, как услышала непонятный шорох и тихие ругательства. Закрепив махровую тряпицу прочнее, ты удваиваешь внимание. А неведомое нечто в кустах, поняло, что его засекли. В глубине сверкнули два красных огонька.
— С-соул?.. — ты бледнеешь, воспользовавшись «восприятием души». Из зелени высовывается моя и без того растрепанная голова, со съехавшим набекрень ободком. — Т-ты чего тут забыл?
— Тебя. — коротко и ясно. — Пошли домой.
Тип отмазался, окда.
— Совсем уже крыша съехала? — ты взрываешься и, рьяно жестикулируя, высказываешь незадачливому соседушке все, что обо мне думаешь. Совершенно не замечая того, что я, вообще-то, приближаюсь. Замечаешь уже немного поздновато, подскальзываешься и шлепаешься в воду.
Фыркнув, сажусь на корточки рядом с бортиком, стягиваю кроссовки с носками и терпеливо жду, пока ты не выплывешь из ну совсем не глубокого бассейна. Потом до меня, конечно, доходит мысля, что моя обожаемая напарница может спокойно отплыть подальше и тогда гениальному плану будет каюк. Но ты, кажется, бдительность чуток подрастеряла и посему выныриваешь аккурат перед моим носом, забыв о полотенце, что, намокнув, норовит упасть в любой момент. Только ты открываешь рот, чтобы продолжить возмущения, как я бестактно прерываю тебя. Поцелуем.
Я бесцеремонно вторгаюсь в твое личное пространство, впиваюсь в твои губы, растрепывая волосы из аккуратного пучка на затылке и не давая возможности разорвать поцелуй, прижимаю ближе. Ты пытаешься протестовать, упираешься ладонями в мою грудь, отталкивая от себя, впиваешься в мои волосы и лишаешь их ободка.
Эй, Мака, тебе ведь прекрасно известно, что может произойти дальше? Я знаю, ты тоже хотела бы. И сейчас колеблешься. «Стоит ли несколько минут удовольствия последующую вечность разочарования?» Глупая Мака. Ты в отчаянии прикусываешь мою губу, когда я начал углублять поцелуй.
— Бака, стой смирно, — бурчу я, пытаясь отдышаться. Кислород поступает в легкие с большой неохотой, оттягивая время для нового завораживающего поцелуя. Губа неприятно ноет, но обращать на это внимание не хочется совершенно.
— И не подумаю, — ты шипишь, источая ауру злости, и тянешь меня вперед, утягивая в воду. Успешно. Ты победно усмехаешься, глядя на промокшего напарника. На моём лице сейчас наверняка творится котовасия, резко сменяют друг друга несколько эмоций: шок, осознание, предвкушение, чувство превосходства. Мои губы сами собой растягиваются хищным оскалом, левая рука выставляет на твое обозрение прикрывающее твою наготу несколько секунд назад полотенце, случайно прихваченное мной. Насупившись еще больше (нет, больше, все-таки, покраснев), набрасываешься на меня с целью отобрать заветную тряпицу. Воспользовавшись положением, я подхватываю тебя и усаживаю на бортик, требовательно впиваясь в твои губы. Сладко. Еще немного отдает вкусом вишневого мороженого, которое мы с тобой ели накануне ссоры. Вишня, корица. Еще.
Мои руки блуждают по твоей оголенной спине, прижимая тебя ближе. Ты плотно сжимаешь губы, не позволяя мне творить что вздумается. Это немного задевает, но ты сегодня покоришься мне, я уверен. Впиваешься ногтями в мои плечи сквозь одежду. Я нехотя отстраняюсь от дурманящих голову сладких губ, кусаю тебя за мочку ушка и стягиваю с себя футболку.
— Ты же не серьезно… — пытаешься прикрыться руками от меня. Не выйдет. Я скалюсь, припадая к нежной шее. И снова оттягиваешь мои волосы, царапаешь уже оголенные плечи и спину. Еще один дурман. В ответ я оставляю на твоей бледной коже красочные отметины и укусы. — Немедленно прекрати!
— И не подумаю. — передразниваю тебя, сжимая в ладони аккуратную грудь. Мягкая, податливая. Я слышу, как сбивается твое дыхание, чувствую, как неосознанно прижимаешь искусителя ближе. — Позволь мне, — мой голос уже хрипит; я прикусываю набухший сосок, облизываю и посасываю, слушая твои рвущиеся наружу стоны, и отрываюсь от столь увлекательного занятия. Глядя в бутылочные глаза нежно провожу пальцами по скуле и подбородку, осторожно касаюсь губами розовых щечек и снова настраиваю зрительный контакт. Эй, ты же говорила, что доверяешь мне. Так доверься и сейчас. Ты не отрываешь взгляд от моих кристально чистых, как ты однажды сказала, красных, словно капли крови, рубинов. Несмело вынимаешь пальцы из спутанных прядей и касаешься ладонью моей щеки. Мило смущаешься и, отводя глаза, обхватываешь руками мою шею и прижимаешь к себе.
Наши губы снова соприкасаются. В этот раз ты несмело отвечаешь, нежно и аккуратно касаясь кончиками пальцев моей шеи и плеч, спускаясь ниже. Я продолжаю ласкать твою грудь, сжимая пальцами соски и позже обязательно накрывая их губами. Хочу, чтобы тебе было приятно. Целую твои щеки, лоб, носик, в перерывах между касаниями сбивчиво шепчу о своей любви к тебе. Ты прижимаешься ближе, касаясь твердыми сосками моей груди, что при каждом твоем вдохе и выдохе скользили вверх-вниз. Неуверенно опускаешь руку ниже живота, на скопление моего возбуждения. Погружаясь в легкое состояние нирваны от ощущения твоих прикосновений, сжимаю твою грудь сильнее. Ты соблазнительно вскрикиваешь, сжав от неожиданности ладонь. Я, сдавленно шипя, выдыхаю сквозь зубы; остатки моей одежды мокрыми тряпками приземляются возле кроссовок.
Ты проводишь ладонью по стояку, сбивая мое дыхание в окончательный и бесповоротный хлам, словно разбитый накануне мотоцикл. Я продолжаю рвано дышать сквозь стиснутые зубы, когда ты сжимаешь мою плоть сильнее и двигаешь рукой. С моих губ срывается глухой стон, когда ты, соскользнув с места, опускаешься на колени и проводишь язычком по головке. Твое личико краснеет еще больше от накатившего новой волной смущения. Почему ты делаешь это с таким удовольствием, а, Мака?..
Поднимаю тебя с колен и усаживаю на место. Твое лицо закрашено алым, на губах белые капли. Черт, не сдержался немного. Облизываешь губы, смакуя вкус. Это выглядит настолько соблазнительно, что мне едва ли не сносит крышу. Касаемся лбами, я еле ощутимо провожу пальцем по внутренней стороне твоего бедра. Ты волнуешься, сжимаешь мои плечи сильнее, пытаешься сжать ноги. Смущаешься. Не стоит, милая…
— …Со мной тебе не о чем волноваться…
Протяжно стонешь, когда я проникаю в тебя пальцами. Дрожишь, запрокидываешь голову, тихие сладкие стоны срываются с твоих припухших губ. Ты ужасно мокрая там, знаешь? Зовешь. Знаешь, я тоже уже не могу ждать, Мака…
Вынимаю пальцы и резко вхожу в тебя. Ты громко вскрикиваешь, пытаешься остановить меня, прогнать боль. Я терпеливо жду. Жду, пока не привыкнешь. Стискиваю зубы и дышу сквозь них от того, что ты слишком сильно обхватываешь меня внутри. Наконец ты несмело подаешься вперед и я начинаю двигаться. Узко. До одури приятно.
Чем быстрее и резче мои толчки, тем громче и раскованнее твои стоны. Я целую тебя везде, где только могу достать, слегка прикусывая кожу. Губы, лоб, щеки, ушки, шея, ключицы, немного грудь, руки, плечи. Ты, двигаясь бедрами мне навстречу, целуешь меня в ответ, отрывая от себя. Невесомо касаешься губами мелких царапин на моих плечах, оставленных твоими ноготками, зализываешь мою нижнюю губу, будто извиняясь. Так мило и распаляюще. Если ты сейчас не прекратишь, я окончательно потеряю крышу. Она и так уже съезжает куда-то в бок, заставляя меня быстрыми и рваными толчками вдалбливаться в тебя под твои мелодичные стоны и выкрики моего имени. Да, громче, еще громче. Пока от сбившегося дыхания не будет обжигать легкие, пока эйфория не накроет нас обоих. Осталось чуть-чуть…
— Соул! — снова сжимаешь мои плечи, жмуришься от удовольствия, улыбаешься сквозь стоны. Вскрикиваешь так громко, что у меня чуть не закладывает уши, а то, что нас до сих пор не обнаружили — чудо. Ой-ой, неужели, ты… — Ах, Соул!
— Мака. — крепче прижимаю обмякающую тебя за талию, немного ускоряюсь. Несколько толчков — и я тоже кончаю, не успев выйти из тебя. Ты упираешься рукой в свою опору и стараешься не упасть на спину, запрокидываешь голову и тяжело дыша. Кладу голову на твою грудь и блаженно прикрываю глаза, все еще обнимая тебя за талию. Ты свободной рукой зарываешься в мои волосы и перебираешь их, пока я пытаюсь отдышаться. Твое сердце больше не стучит так бешено о грудную клетку, дыхание выравнивается. Ты что-то шепчешь мне. В этом шепоте я периодически слышу, как ты ругаешь меня, называя дураком, неудавшимся романтиком и полным балбесом, еле ощутимо ударяешь меня по макушке, но я чувствую только, как твой кулачок касается моей головы раз за разом. Отрываю наконец свою голову и смотрю на тебя. Ты краснеешь и смущенно улыбаешься, еще не до конца отдышавшись, взгляд бегает где-то в стороне. Наконец фокусируешь взгляд на моём лице и, подаваясь вперед, мягко касаешься моих губ. Не так страстно, неистово и настойчиво, как это делал я. Нежно, мягко, неуверенно. Любя.
— Нэ, Соул, — прервав поцелуй, слегка надуваешь щечки и наигранно хмуришься. — Если я забеременею, это будет целиком и полностью твоя вина!
Я стою в ступоре наверное минуту, непонимающе глядя на твое милое насупившееся личико. И начинаю смеяться. Громко, искренне. Даже не верится, что это вообще я смеюсь. Ты снова сердишься в недоумении и несильно бьешь меня по груди, ругаясь. Отсмеявшись, прижимаю тебя к себе и, зарываясь носом в волосы еле слышно говорю:
— Если у нас будет ребенок, то я буду только рад.
— Но нам же только семнадцать…
— Вспомни, сколько было твоему папаше, когда ты родилась, — я не вижу твоего лица, но знаю, что ты усмехаешься. — Если все обернется именно так, и именно сейчас, я возьму на себя всю ответственность.
— То, как ты все это сейчас говоришь — совсем не круто.
— Тц, неужели? А поступать иначе — тем более не круто.
— Идем уже, крутой мой! — ты смеешься и притягиваешь меня к себе. — Я тоже люблю тебя…
Кажется, я один из самых счастливых людей на Свете.
***
POV Автор
В Шибусене, в Комнате Смерти, перед «волшебным зеркалом shini-shini-koroshi*» в отсутствие Нео-Шинигами, аки Кида, находился человек в строгом черном костюме с галстуком-крестом и рыжими волосами. Коса Смерти, Спирит Албарн, решив проверить процесс выполнения дочерью задания (и, очевидно, забыв о существовании часовых поясов), и наткнувшись на очень интересное действо, впал в ступор. Лиз, стоящая поодаль вместе со смеющейся Патти, достала из небытия веревку.
***
— Ну-с, Мака, Соул, — Кид поправил ворот плаща, закончив слушать отчет Повелительницы Кос. — Значит, ждем вас в Шибусене. Для вас есть еще одно задание и…
— Соул Итер! — Эванса по ту сторону зеркала передернуло от выражения лица Спирита. Шестое чувство, развитое у Последней Косы Смерти в боях, и картина полусвязанного напарника Штейна били тревогу. Мака, неопределенно пискнув, спряталась за спину парня, различив из визгов отца разоблачение их маленькой шалости. Нео-Шинигами просто в ступоре смотрел на своих напарниц, пытающихся заткнуть мужчину кляпом и связать его обратно. Спирит был ликвидирован, напоследок выкрикнув, мол, не жить тебе, Эванс, после этого.
— Знаете, ребят, — очнулся наконец Кид, — Я, пожалуй, информацию по следующему заданию оставлю у вас дома.
