5

дейв дышит — его грудная клетка летает взад-вперед, едва не треща каждой костью, с его губ срываются хриплые выдохи. дейв дышит — и в голове скользит что-то вроде осознания. осознания — неполноценного, больше интуитивного, чем осознанного. неосознанное осознание — и дейв выдыхает. поднимает руку — и рука слушается, разрезает воздух перед собой раздвинутыми пальцами, бьёт воздух ладонью; оседает импульсами в мозге. поднимает руку — и рука поднимается. вдох. выдох. он опускает её — и на пробу дёргает пальцами. сначала указательным — и он поддаётся, сгибается на второй фаланге, и почему-то это кажется неправильным. не то, что палец слушается — как и ноги, по приказу мысли сгибающиеся в коленях, как и живот, втягивающийся за каждый выдохом; неправильно то, что он ещё жив — или нет, но тело слушается его, и он трогает себя пальцем — вместо оголённой кожи на запястьях, где его футболка давно заканчивается, шершавая на ощупь ткань, смыкающаяся наручниками у самого начала ладони. рукав — скользит в его голове; и вновь маячит мысль, что так не бывает. он открывает глаза — кажется, прошло больше жизни, прежде чем он решает сделать это; очки продолжают затемнять всё, включая яркий свет вокруг, холодный свет, иррационально холодный, который должен быть обжигающим, испепеляющим, исходя от солнца, скользит по коже — там, где она осталась открытой, — по лицу, и при каждом моргании касание ресниц нижнего века кажется тёплым. так не бывает тоже — чтобы ресницы были тёплыми. свет достигает роуз слишком быстро — не так быстро, как он успевает сосредоточить свой взгляд на ней. она живая. она дышит тоже. он слышит характерный свист — они провели достаточно времени вместе, чтобы обращать внимание на такие детали; её дыхание сиплое, когда рот распахнут. значит, она дышит тоже. а потом находит осознание — они в космосе, в пустоте, у самой смерти в её самом страшном обличии, здесь не должно быть воздуха. и теперь дейв не верит этому — ни своему дыханию, ни дыханию роуз. они мертвы. а это бред умирающего сознания. после смерти не оживают — после смерти конец, никакой новой жизни. новая жизнь не начинается после смерти — не начинается ни следующим утром, ни в понедельник, ни в новый год. и точно не после того, как двоих разрывает с силой миллиарда чёрных дыр. — эй, — роняет дейв. — да, — и им больше ни на что не хватает сил. или уверенности. что, если кислород в лёгких фальшивый? что, если сами лёгкие фальшивые? они умерли. так бывает — люди всегда умирают. и после смерти нет никакой жизни. разве что в чужой памяти или внутри камня — если буддисты не врут всему миру. — я чувствую себя живым, — но он продолжает не верить всему, что сейчас обрабатывает его мозг. есть вероятность, что последние пятнадцать секунд его работы просто растянулись для его больного сознания в вечность. есть вероятность — огромная, что именно так, и стопроцентная уверенность в том, что они мертвы. — ты в смешном красном балахоне. — а я не верю своим глазам и не берусь сказать, что ты похожа на стремный светоотражающий дорожный знак в форме тринадцатилетней девки, — это так. он видит это, но не верит. — но берусь сказать, что мы сдохли. — уверена, что вторая особь в смешном красном балахоне со своим двуликим другом могла бы поспорить с тобой, — и только тогда он замечает. — ух ты, мне казалось, что правительство убеждало нас в том, что инопланетян не существует, а вы с джоном, что они просто тролли, которым нечем заняться, когда уроки уже сделаны. — мы должны будем поговорить об этом позже, потому что я интерпретировала твою отдаленность от джейд из-за слишком большой для тебя её социальной активности, а не из-за каких-либо предубеждений. — мы мертвы, а ты хочешь поговорить об идиотской расистской херне из-за вечного загара? — от тебя за километр несёт ксенофобией, ничего не могу с собой поделать. — о, нет, кто бы что ни говорил про новую жизнь после смерти, ты всё ещё та же задница. — как и ты, дейв. дейв на всякий раз трогает себя ещё раз — скользит ладонью по волосам, и со стороны это выглядит так, словно он тщеславная задница. роуз тоже дышит — и смотрит на это, и видит чужую нервозность и растерянность, и не может сказать, что сама не ощущает всего этого. это странно. думать и чувствовать и видеть после смерти — ощущать себя ещё более живой, чем при жизни. она выкроет пару минут для анализа всего этого, чтобы осознать. и ещё пару, чтобы подготовиться к тому самому взрослому разговору с дейвом, который выглядит слишком взбудораженным благодаря кое-чьему присутствию.