silhouettes

      Они знакомятся на каком-то небольшом аниме-фестивале, который и фестивалем-то толком не назовёшь — это, скорее, костюмированная тусовка для своих. Аню сюда позвала Миро, попросила отфотографировать тут всех, мол, на память, но Аня легко прочитала между строк: «Я хочу десяток фотографий Мармеладовой, Аня, нет, ну ты видела эту забавную нахалку?» Впрочем, Ане никакого дела нет до Мармеладовой, хоть та и смотрится на редкость ярко и живо в кадре; она делает штук двадцать фото во время её выходов, ловит ещё пятнадцать мгновений, когда Сонечка (в миру — Славена Карелина) тусуется за импровизированными кулисами (читай — простые куски тяжёлой пыльной ткани), и вдруг замечает её.       На ней — классическая японская матроска и плиссированная юбка, а на по-детски худеньких ногах — сползшие гольфы. Аня почему-то залипает и как-то неосознанно увеличивает зум, торопливо делая несколько кадров, пока девчонка треплется с Мармеладовой и что-то со скучающим видом смотрит в телефоне. В какой-то момент она поднимает голову, и Анины пальцы крупно вздрагивают, делая кадр; девчонка хмурится и идёт прямо к ней, ловко лавируя между пёстрой тусовкой.       — Не фотографируй меня, — заявляет прямо и почти агрессивно, Аня бы приняла её всерьёз, если бы она не выглядела настолько юной, настолько спокойной, настолько… милой? — Пожалуйста, — наконец, добавляет девчонка, и Аня хмыкает.       — Это всего лишь моя работа, да и фото не уйдут дальше этой тусовки, не переживай.       — А я и не переживаю, — отмахивается, — я просто не люблю, когда меня фотографируют, тем более — тайком.       Аня отчего-то не испытывает никакого раздражения или обиды, хотя, казалось бы, именно ей тут предъявляют претензии. Она осторожно осматривает её, обводит взглядом определённые линии, раз за разом, словно прорабатывает эскиз на бумаге: вот небрежный вихор мягкой чёлки и небольшой хвостик у загривка, вот брелок с Евой-01 из «Евангелиона» на Самсунге-раскладушке, вот как будто бы сонные карие глаза, вот гладкий переход от шеи к плечу, вот полоска голой кожи между юбкой и матроской.       — А чего ты ещё ожидала, придя на аниме-фестиваль? — веселится Аня, её почему-то начинает забавлять эта девчонка.       — Посмотреть на Славу, купить значков со «Стальным», перетереть за смысл концовки «Евангелиона», чёрт, да чего угодно, — девчонка смешно встряхивает головой и тут же поправляет пятернёй упавшую на глаза чёлку.       — Давай так, — сдаётся Аня, — ты разрешаешь себя пофоткать, а я угощаю тебя, допустим, выпивкой? Или могу испечь тебе оладушки, — предлагает, скорее, в шутку, но тут забавная взъерошенная девчонка, которая ходит на аниме-фестивали и не хочет фотографироваться, соглашается.       Аня думает: «Вау».       Аня думает: «Будут сложные кадры».       Аня думает: «Я очень рада».       Когда фестиваль заканчивается, практически все собираются ехать к кому-то на хату. Аня успевает удержать девчонку за локоть и бросить: «Я подожду тебя у входа». Анино сердце отчего-то пропускает удар, когда она легко кивает.       Они едут к Ане на квартиру. Аня мысленно прокручивает локации, где можно снять девчонку; в голове уже ярко рисуется неоновый кадр и тёмные силуэты. Когда такси въезжает во двор, Аня воодушевлена до предела.       — Пойдём, — и тут она запинается. Она ведь даже имени её не знает. А девчонка-то молчит, не собираясь помогать. Аня видит какое-то торжествующее ехидство в тёмном взгляде.       Они поднимаются в квартиру, Аня щёлкает по кнопке чайника, девчонка садится на табуретку по-турецки, даже не моргнув глазом. Аня очень старается не залипать на коленках и внутренней стороне бёдер, но получается с трудом.       — Мы так и не представились. Аня, — кивает она гостье. Та улыбается мимолётной, ускользающей улыбкой и говорит:       — Анечка Светло, будем знакомы, — и тянет раскрытую пятерню.       Аня готовит для неё оладушки до одиннадцати вечера и мысленно удивляется, ведь даже для своих бывших девушек она так не старалась, но в этой Анечке Светло было что-то цепляющее.       (Аня не может лгать себе: ноги со сползшими гольфами, и крохотные завитки волос у виска, и призрачные улыбки определённо цепляют.)       После позднего ужина Аня слушает восторги (это для оладушек) и жалобы («Мне теперь придётся втягивать живот для фото, о боже») и, наконец, включает камеру. Кончики пальцев чуть-чуть зудят; Аня неосознанно теребит серьгу в ожидании.       Она делает несколько кадров на пробу, перемежая это с абсолютно бессвязными комментариями, тем самым отвлекая Светло от объектива. Той тяжело даётся естественность на камеру, когда объектив так близко, когда тебя изучают через него. Она часто прячет лицо в ладонях и ворчит о том, что никаких оладушек мира не хватит, чтобы компенсировать весь дискомфорт при съёмке. Аня виновато улыбается, откладывает камеру и подходит к Анечке, сидящей полубоком на подоконнике и вертящей в пальцах покоцанный кубик Рубика. Светло не смотрит на неё, но Аня неожиданно понимает: она просто смущена (камерой или самой Аней — неизвестно).       — Хей, — тихо зовёт Аня и каким-то очень ожидаемым и простым жестом кладёт руку на лицо Светло; указательный палец устраивается во впадинке за ухом, а большой поглаживает щёку.       Светло поднимает на неё глаза, которые почти неразличимы в этой темноте, и — неуловимо — тянется вперёд. Аня склоняется к ней и мягко касается её губ, наскоро пробегая по ним языком и сдвигая руку на вихрастый затылок.       Они целуются бесконечно долго, и у Ани кружится голова от того, что Светло позволяет себя целовать и шептать глупые нежности, от ощущения гладкой острой коленки и горячего бедра под своей ладонью. В какой-то момент Аня, приложив колоссальное усилие, отрывается и тянется за камерой: она хочет запечатлеть хотя бы размытый силуэт Светло, зацелованной ею, сидящей на подоконнике в её квартире.       Светло останавливает её руки и что-то быстро и гулко шепчет (это похоже на старый радиоэфир, думается Ане). Она различает слова лишь через несколько секунд:       — Оставь, — недовольно, — позже я разрешу, — голос чуточку срывается, — себя сфотографировать. Сколько захочешь.       Аня без сожалений оставляет камеру и мягко прижимается к Светло в новом поцелуе. Что ж, ей определённо стоит поблагодарить Миро позже. Кто ж знал, что у её любимой Мармеладовой такая дивная знакомая?