Soulmate

Стол завален белыми листами с неровными линиями текста. Мирон нервничает. Тонкая металлическая линия, исходящая из груди, мешает набирать текст. Он не помнит, когда она появилась. Это был обычный, незапоминающийся день. Люди считают, что такое не забывается. Окси не согласен. Забывается. Всё рано или поздно забудется. Потонет в глубокой реке вечных переживаний, ссор и обид. Там на дне сотни забытых вопросов. Ему объясняли, что леска, исходящая из груди - повод порадоваться. Что где-то ходит человек с такой же нитью, и они предназначены друг для друга судьбой. Мирон недоумевает. Откуда им знать, если металл осязаем и виден только для двоих людей на всей планете. На деле же никакой романтики не было. Нить мешалась максимально. Она всегда была натянута ровно вперёд, независимо от положения тела. Из-за этого про удобство можно было забыть. Да и про спокойствие тоже. Мирон хорошо помнит панические атаки, посещавшие его первое время. В один из таких приступов ему на глаза попадается стопка отцовских лезвий. Идея резать появляется мгновенно. Нет, не вены. Руки дрожат, но металлическая пластинка уверенно опирается на нить. Мгновение раздумий и он ведёт кистью. Режет. Лезвие падает в раковину, а Мирон на пол. Больно. Очень. Он заходится кашлем. Леска цела и подрагивает. На том конце провода чьё-то сердце пропускает пару ударов. Ещё ему говорили, что это пройдёт. Всего лишь нужно найти свою родственную душу. Это легко, ведь в мире несколько миллиардов людей. Всего-то. Мирон убеждён, что они никогда не встретятся. Во время панических атак врачи советуют первым делом восстановить дыхание, но как можно спокойно дышать, если буквально физически ощущаешь, как хреново человеку на том конце провода. Иногда он просыпается от яркого ощущения боли в теле. Даже после драк так кости не ломит. Иногда Окси странно улыбается и друзья советуют ему обратиться к врачу. Они шутят. Они смеются. Ему не смешно. Через неделю Мирон стоит в шумной очереди и ловит запах лекарств. Врач спрашивает, что его беспокоит, и он пытается представить что будет, если ответить “проволока в моей груди”. Доктор прописывает гору антидепрессантов и ставит диагноз “биполярное расстройство”. Теперь можно вести себя странно на документальном основании. Кто-то однажды сказал, что странности - это неотъемлемый атрибут каждого человека. Так что Мирон не парится. Про леску, торчащую из груди, никто так не говорил. Диагноз не меняет ничего. Он всё так же пишет музыку и участвует в батлах на реп.ру. Тексты, положенные на первый попавшийся скаченный бит, кажутся ему невообразимо испорченными. Идея искать битмейкера появляется неожиданно. Охра слишком много ноет, что скачивать биты непрофессионально. Он и сам это понимает, но запариваться с устраиванием кастинга или хоть чего-то подобного не было и малейшего желания. Бэкэмси жужжит над ухом, как надоевшая муха. В конце концов, он находит парня в интернете, который делает хоть немного хорошие биты. Их переписки заканчиваются на подборе ритма. После битмейкер пропадает на несколько дней. Питерские набережные испещрены туристами, и обычно Окси их избегает. Не сегодня. Сегодня ему хочется влиться в серую массу и наблюдать за жизнью беспечных людей. Мирон любит смотреть, как люди дышат. Как вздымаются их плечи, грудь. Легко. Как будто их ничто не держит. К нему же давно привязан свой якорь. Подбегает пара девушек, спрашивают дорогу. А он и сам свой путь ещё не нашёл. По пути домой, он замечает салон татуировки в тёмном маленьком дворе, и решает войти. Сам не знает почему. В салоне запах сигарет и краски смешивается и висит в воздухе тяжёлым комом. Здесь всего два мастера и Мирон записывается на приём к первому. Он понятия не имеет что хочет набить, но очередь занимает. За дверью жужжит машинка и слышна болтовня. Мирон с трудом разбирает, о чем там говорят, но уверен, что диалог на английском. Возможно, мастер иностранец. Через несколько минут шум машинки затихает. Из-за двери появляется мужчина лет двадцати пяти. У него замотана шея, капюшон и козырёк кепки скрывают лицо. Мирону хорошо видна только широкая спина и сигарета в пальцах. К мастеру он не идёт. Почему-то становится всё равно. Поднимается с места и несётся к стойке регистрации, где стоит только что вышедший клиент. Кладет ладонь на его плечо и не успевает открыть рот, как его руку сбрасывают тёплые пальцы. Он отворачивается и бросает “Fuck off, guy”. Голос кажется до боли знакомым. Парень выскальзывает на улицу. Что-то внутри буквально заставляет следовать за ним. Тянет по сумасшедшему, словно недельная ломка. Мирон останавливает себя. Посылает нахер внутренний голос и идёт к дому. Он недостаточно сошёл с ума. Охра с этим не согласен. Другу кажется, что всё очень плохо. Намного хуже биполярного расстройства. Однажды рэпер замечает в истории браузера “лучшие психиатрические клиники мира” и хохочет. А потом открывает вкладку за вкладкой. В Майринген условия неплохие. Его ломает. День за днём тексты песен становятся всё мрачнее и мрачнее. В душе будто бы всё сгнило. Заржавело. И вместо крови по венам растекается билирубин. Будь его воля, в медицинской карте значилась бы депрессивная форма септического психоза. Гниение общества начинается со всего одного человека. В его мире сгнили все кроме силуэта на том конце провода. Отвратительная мелодия звонка раздаётся на телефоне, и Мирон тянет трубку к себе. Охра восторженно напоминает о наступающем Новом Годе и зовет на набережную смотреть салюты вместе с общими друзьями. Он соглашается, особо не задумываясь. Планов всё равно нет. Несколько дней проходят незаметно в попытках написать новый трек для батла. Сегодня они идут гулять с друзьями. Окси понимает насколько ему плевать, обуваясь в прихожей. Сноп искр в красно-белых оттенках рассыпается в небе, рисуя предсмертные узоры. Толпа вокруг свистит и ахает. Мирон смотрит на пролетающих мимо чаек. Их крики напоминают мяуканье, и ему в голову приходит мысль, что именно так могли бы выглядеть души кошек. На мгновение кажется, что земля под их ногами всего лишь плот на котором все они плывут к чему-то неизведанно-желанному, как ultima thule, например. Если задуматься, это скорее мираж в стиле Fata Morgana. Он отходит на максимально свободный участок и скептически осматривает воду, перевесившись через ограду. Чувство тотального одиночества расползается по телу вперемешку с желанием свободы. Ему кажется, что именно там, на дне его ждёт всё так желаемое: успехи в творчестве, выздоровление, соулмейт. Чёрная пустота глубины Финского залива притягивает, заставляя перемещаться всё дальше за перила. Стоящий рядом парень как-то неуклюже разворачивается. Из его губ вырывается “I’m sorry” Мирон замирает. В голове что-то щёлкает. Два шага назад отступают как-то сами собой. Его не задели плечом, не наступили на ногу. Не сделали ровным счётом ничего. Так к чему извинения? Рука сама тянется к плечу незнакомца. “Sorry, can I see you a moment?” Иностранец оборачивается. Он открывает рот, чтобы спросить что-то, но замолкает. Тонкая нить соединяет два сердца. “Мирон” “Порчи” Металл осыпается на брусчатку мелкими осколками. Порчи улыбается яркой белозубой улыбкой, и Мирон спокойно выдыхает воздух, перемешанный с целой тучей переживаний. Жизнь налаживается.