Водка с соком, сок без водки

— Дай пить, — просит Мира, и я, перегнувшись назад, тянусь за кружкой, не слезая с кровати. Стола я не вижу, и моя рука движется очень медленно, чтобы не смахнуть случайно сережки, или какой-нибудь стакан, или открытую упаковку печенья. У Миры на столе всегда бардак и все вперемешку. Мне попадаются две пустые кружки, и когда уже спина начинает ныть, я нахожу полную. Без опоры мне даже тяжело ее поднять. От резкого движения немного проливается мне на пальцы. Облизываю и чувствую: апельсиновый сок и водка, а еще — Мирин крем для рук. Я взяла немного после того, как покурила, чтобы перебить запах табака. — Спасибо, — благодарит Мира, принимая у меня кружку. Ее руки тоже дергаются от неожиданной тяжести. Она пьет, приподнявшись на локте, потом морщится: — Это что, водка? — спрашивает она, разглядывая жидкость в кружке. Как будто в такой темноте можно хоть что-то рассмотреть! Подносит к лицу снова, принюхивается и спрашивает: — а еще сока разбавить нет? Свет есть только от фонарей на шоссе за окном. У меня глаза уже привыкли настолько, что я могу разглядеть, например, кнопку лежащего на подоконнике телефона. На мгновение у меня появляется желание нажать на нее, чтобы увидеть время, но я знаю, что там будет уже слишком поздно, чтобы лечь и выспаться, но слишком рано, чтобы умываться и заваривать кофе. Я ищу глазами зеленую коробку с апельсиновым соком, которую несколько часов назад Мира торжествующе поставила на стол вместе с бутылкой водки, мол, вот нам на вечер. Но там была еще открытая упаковка сока и открытая бутылка водки, с которыми тоже нужно было разобраться. Вот только второй сок мы так и не открыли. Вторую водку — да. Девочки! Меня пробирает на хихиканье. — Сока нет, — отвечаю я, и меня удивляет, как громко звучит мой шепот. И Мира очень громко стучит зубами о край кружки: такое «кланк!» раздается два раза, а потом я слышу, как она делает первый большой глоток, спустя секунду еще маленький, а потом пьет почти беззвучно. Протянув кружку в мою сторону, она утыкается носом в запястье. Я беру у нее кружку, не касаясь Мириных пальцев. — У, с-спиртяга… — выдыхает наконец она. — Будешь? Я пожимаю плечами и поеживаюсь от холода, само собой выходит. Смотрю на окно: надо будет проклеить, а то дует и зима скоро. У Миры — вся рука в гусиной коже. Маленькие волоски — дыбом, и когда я провожу по ним своей ладонью, не касаясь кожи, Мира вздрагивает как от щекотки. Она сидит боком, и я вижу только ее плечо и прижатую рукой, выглядывающую округлой складочкой грудь. Думаю, что можно выпить, чтобы согреться. Стоит мне вернуть кружку на место, и Мира притягивает меня к себе. Она как будто пьет. Как будто берет апельсиновую дольку и высасывает из нее сначала сок, а потом догрызает, дожевывает мякоть, оставляя только оранжевую корку. Губы у меня болят. Как будто я — вместо сока, который закончился, а вчистую водку пить как-то не по-женски: надо разбавлять. Я спиной чувствую забитый пледом стык двух односпальных кроватей и в попытке сдвинуться в сторону вдруг оказываюсь над Мирой. Утыкаюсь носом ей в шею. Она меня — пьет. Я ей — дышу. Мира как кусается, целуя. Она теряет губы, и я думаю, что завтра все лицо, от ушей до подбородка, будет красным — зацелованным. Я все хочу открыть глаза, но каждый раз забываю об этом. Я каждый раз хочу запомнить и понять, разобрать на составляющие, что же мы делали — но все время забываю. Да и есть ли дело: как целует, что целует, кто кого целует. Рука сама собой соскальзывает с шеи, по гладкому плечу, обводит острый локоток и обвивается вокруг Мириной талии, чувствуя ступеньки ребер: одна-вторая-третья… Подняться и спуститься вниз, снова к крутому изгибу между ребрами и тазовой косточкой, а потом соскользнуть куда-то совсем ниже, изогнуться под нелепым углом, перевернуться и погладить живот, почувствовав под пальцами впадинку пупка — и дальше, дальше. Я еще чувствую на Мириных губах водку и апельсиновый сок почему-то тоже. Вот странно: в кружке его нет, на губах — есть… Я об этом почти задумываюсь, пока мне в рот не попадает прядь Мириных волос. Я, смеясь, отвожу ее. Пальцы чувствуют маленькую впадинку на затылке, который у Миры от большого ума тяжелый. Моя рука так и задерживается на шее, и Мира спрашивает: — Задушить хочешь… Она улыбается едва заметно, и я впервые смотрю на ее рот внимательно. Потом поднимаюсь и смотрю на всю Миру, не подумав, что она сможет так же разглядывать меня. Мне хочется почему-то сказать, что я люблю ее, но Мира кладет мне руки на плечи и тянет на себя. Я снова чувствую водку, сок… *** Утром, уходя, увидела на шкафу коробку сока: поставили туда, чтобы на виду был. Усмехнулась, взглянула еще раз на спящую Миру, широкое окно с пустым шоссе и оранжевой полоской города за ним и вышла, захлопнув дверь, чтобы уж точно не вернуться обратно под одеяло к теплой и растрепанной Мире: ключей-то у меня не было.