7 ноября, 2008 год.
Осень становится все мрачнее и грустнее, молчаливее. На деревьях опали почти все листья, создав бледный ковер. Всегда люди считали это очень красивой порой, но все иначе. Листья не пестрые, не красные или желтые, они серые, серые как нечто очень пустое, безликое, потерянное. Тепла уже совсем нет, даже солнце перестало показываться в дождливой Финляндии, была лишь едва ощутимая мерзлота, которая при долгом воздействии пробирала до костей. Пару раз выпадал снег, но почти сразу таял, давая таким знать о приближении начала долгой и холодной зимы. На что похож снег? На красивые крупицы? Какое-то милое зрелище? Этот бред выдумали для себя люди, в плохом они всегда старались найти что-то хорошее, и это было их ошибкой. Все ближе-ближе зима. Облака сплошные и серые, в воздухе стоит туманная дымка, а по утрам лужи покрываются корками льда. К концу месяца пруды замерзают, затягиваясь полностью ровным льдом. Финляндия, Туусула, городское кладбище. Маленькая, ничем не привлекательная могила. То есть… Небольшой памятник с изображением оленей у водопоя, неприметная надпись, годы жизни, и… Красивый шрифт, повествующий о покойнике: «Пекка-Эрик Аувинен». От одного этого имени уже наворачиваются слезы. Столько воспоминаний, боли, отчаяния, злости. Как много сердец ты уничтожил, Пекка-Эрик? Сколько людей тебя возненавидели? Тысячи? Быть может, миллионы? Ты думаешь это естественный отбор, люди считают убийство трагедией. И только одно сердце будет вечно биться для тебя, несмотря ни на что. Девушка сидит на холодной и мокрой земле с букетом красных роз. Она сидит и смотрит, вглядывается в надпись на памятнике. Слезы давно высохли, она больше не оплакивает его, силы кончились. Теперь она лишь в силах смотреть и смотреть, просто думать. — Привет, Эрик, как ты? — голос дрожит, грудь вздымается от бесслезных истерик, рука плавно поглаживает грань памятника. Это всего лишь бесчувственный кусок камня, но сейчас он кажется таким близким и родным, единственным, что осталось от Пекки-Эрика и всегда будет у Эйвери. — Я скучаю, Эрик. Недавно ходила к твоей маме, она чувствует себя хорошо, принимает лекарства, она даже улыбалась, хах… Как ты там, Эрик?«Прошлое. Наше прошлое.»
Два человека. Родились в один день, в один год, в одни и те же секунды, минуты, часы. Судьба, как казалось родителям-соседям, которые были ошеломлены таким совпадениям. Мальчика назвали Пеккой-Эриком, в честь Пекки Ярбэка Ярвинена и Эрика Клептона — рок исполнителей. Отец семейства работал на двух работах — музыкантом и железнодорожником, мать была бывшим депутатом муниципалитета. Мальчик в семье и школе был тихим и примерным, его оценки были по шкале выше среднего, он был чистым и ясным умом. Но считал себя совсем другим. Оружие естественного отбора, вершитель судеб, бог, мятежник. Девочку назвали Эйвери. Имя не несло в себе скрытого смысла или какого-то посвящение известной личности, матери такое имя понравилось. Семья жила в достатке по соседству с Аувиненами, все являлись друг с другом в приятельских отношениях. Всегда все было хорошо. Уже с десяти лет Эрик начал показывать свои мысли об естественном отборе и выживании, бесполезности человеческого рода. Разве мог ребенок в таком возрасте что-то осознавать? Тем более что-то такое? Оказывается, мог. Но ребятам все же было комфортно друг с другом. Эйвери любила Пекку уже больше всего на свете все годы знакомства, но не замечала подобного за Эриком. Может быть, крепкая привязанность, но не любовь, он просто к ней привык. Привык, что она есть в его жизни, привык, что она всегда была рядом. — Эй, Эвс, как думаешь, было бы круто уничтожить все человечество и остаться одним, только ты и я, на вершине пищевой цепи? — спросил однажды Аувинен, когда шестнадцатилетние подростки гуляли по ночной Туусуле, распивая газировку. Такое было часто. Тихие прогулки, газировка, пустые разговоры ни о чем. Однако такой вопрос в упор заставил Эйвери выронить металлическую банку, расплескивая напиток. — Не знаю… — честно призналась девушка, опустив взгляд в асфальт. Эрик смотрел ей в глаза, ожидая реакции. Знала бы тогда она как сильно ее слова повлияют на юношу. — Ты так сильно этого хочешь? Чем же люди тебе не угодили, Эрик? — Черт, Эвс, ты меня поражаешь. Я много раз говорил тебе! Человечество переоценено, люди всего лишь жалкие ублюдки, которые недостойны жить. Мне заново тебе объяснить? — смеялся он, от чего на душе становилось как-то мрачно и пустынно, тихо. — Я тоже жалкая ублюдина, я тоже не имею права на жизнь, Эрик? — шепотом спрашивала девушка со слезами на глазах, пытаясь найти ответы. Это был уже не Пекка-Эрик Аувинен, не тот яркий мальчик из детства, не то время. — Эйвери, сейчас же успокойся. Мы созданы друг для друга, понимаешь? Я не знаю, не хочу говорить, что это любовь, я просто чувствую что ты мой человек, хоть это и делает меня похожим на людей. Это судьба, Эйвери. — тогда его голос звучал убедительно, так искренне, это и была правда. Не та, которую хотела услышать девушка, но услышать такое от него было невероятно.***
— Уйди, тупая сука! Я сказал, не подходи ко мне, дрянь! Кто просил тебя вмешиваться?! — кричал Пекка, яростно оттолкнув Эйвери в стену. Порыв злости, гнева. А девушка ничего и не делала… Парня зажали местные школьные хулиганы в углу, издеваясь и обливая водой из тазиков уборщиц. А он терпел, просто терпел и копил в себе ярость и ненависть, которую был готов выплеснуть на всех людей во Вселенной. Вмешалась Эйвери, распылив в обидчиков перцовую жидкость, после чего те унеслись в неизвестном направлении, проклиная Эрика и Эйвери. Парень был зол. Он всегда был в ярости после таких выпадов девушки. Его считали еще более лузером, неудачником, неспособным постоять за себя. Пекка всегда срывал свою злость на подруге, но силу он никогда не принимал, ограничивал себя лишь толчком и кучей оскорблений. В такие моменты он не понимал, что может потерять ее, а она понимала. Поэтому не отступала. После таких случаев парень всегда звонил вечером первый, извинялся и объяснял свое поведение чрезмерной злостью. Он всегда говорил искренне. По крайней мере он не лгал Эйвери.***
Странности большего масштаба начали происходить с юношей уже в 2007 году, когда он стал участником Хельсинского стрелкового клуба. Он хорошо обращался со всеми видами огнестрельного оружия и всегда попадал в цель мишени. С Эвс наедине он часто шутил, жалея что это не человеческие головы. Девушку это пугало. Пугало и настораживало. Что-то большое надвигалось в этом году, это что-то не давало девушке спать ночами, тревожило ее, и это что-то являлось огромной трагедией для всех в дальнейшем. — Эй, Эвс, не хочешь со мной как-нибудь пострелять? — часто предлагал Эрик девушке. — Ты же знаешь, Эрик, у огнестрелов слишком сильная отдача, мне просто запястья размозжит. — отшучивалась та, пытаясь не поднимать тему стрельбы, на что Пекка загадочно усмехался, кивая головой. — Надеюсь мы с тобой однажды расстреляем пару сотен человек.***
Последней каплей терпения девушки стали находки деятельности Пекки-Эрика в интернете. В поисковых запросах были ужасные результаты. Убийства, манифест парня, который содержал в себе рассуждения о смысле человечества, его бесполезности и о том, как было бы здорово от всех избавиться, что он не такой, как все. Эрик даже не боялся умереть. Он осознанно писал что готов сражаться за свои интересы и выборы сам, до конца, до самой смерти. Странные наклонности парня начали замечать уже и окружающие его люди. Ребята в школе жаловались социальному работнику на угрозы Аувинена, он угрожал им расправой, расстрелом. Социальный работник разговаривал с Эйвери очень долгое время, пытаясь вынудить ее отговорить молодого человека от этих мыслей, но Эйвери отказывалась. Она не хотела делать что-то по чужой указке. Она не хотела обрывать общение с Пеккой. Она пыталась просто быть на той же волне с ним, как и все эти годы, но у него было что скрывать. В конце октября юноша вдруг начал уделять очень много времени Эйвери. Постоянно звал с собой практиковаться в стрельбе, просто звал гулять, очень мило обходился с девушкой, оставляя ей разные подарки. Приятные мелочи в виде новых книг, вкусностей, личных вещей Пекки-Эрика уже вошли в привычку. Он часто отдавал ей какие-то частички себя, будь то футболка или плеер, и девушка не могла найти этому объяснения, но думала что он наконец-то оттаял к ней.***
Ночью седьмого ноября, где-то в 03:42 девушку разбудил телефонный звонок от юноши. Она очень испугалась, думала, что что-то произошло, но услышала лишь тихую фразу: — Я люблю тебя, Эвс, прости за все. — Эрик, что случилось? — в шоке спросила девушка, пытаясь переосмыслить сказанные парнем слова. — Я, черт возьми, люблю тебя. — настойчиво повторил собеседник уже повышенным тоном. — Я похож на всех этих ублюдков, Эвс. Я умею чувствовать, я чувствую тягу к тебе, я знаю это. Это чертовски тяготит меня. Ты всегда меня любила, вечно заступалась за меня, хотя я этого не хотел, я кричал и толкал тебя, но ты продолжала идти за мной. Человеческие отродья вроде других давно бы сдались, но ты любила меня за все, за все мои странности, и я решил быть с тобой, потому что ты не похожа на человека. Эти слова заставили перевернуться мир девушки с ног на голову. Признание от самого Эрика! Она заплакала в трубку, нервно всхлипывая, на что парень на том конце линии тихо выругался и попросил ее не реветь. Двое еще почти всю ночь говорили о всяких пустяках, милых вещах. Он казался ей в эти минуты таким искренним. Но было ли это правдой? — Слушай, Эвс, мне пора… Увидимся в школе, меня утром не жди, я опоздаю. — резко произнес парень, бросив трубку. Эйвери тогда не предала этому значения и спокойно легла спать, а зря. Знала бы она, что будет через несколько часов. Знала бы она, что это последние часы жизни ее половинки. Было поздно.***
Ад на земле. Ужасы, крики, паника учеников, звуки сирен и выстрелов, паузы между перезарядкой оружия, снова выстрелы. Где-то в одиннадцать утра в школе раздались беспорядочные выстрелы. Сначала никто и не понял в чем дело, просто сидели на месте и недоумевали, пока директор по громкой связи не велела всем забаррикадировать двери. В это время Эйвери находилась в туалете и ужаснулась. Замков не было, кабинок тоже, а инстинкт самосохранения велел бежать без оглядки и найти Пекку. Стоп… Медленное осознание заползло в голову. Стрельба. Эрик любил стрелять и грозился расстрелом. Выстрел. Он увлекался оружием и состоял в стрелковом клубе. Выстрел. Он говорил не ждать его у дома, сказал что опоздает. Ноги сразу подкосились, она упала где-то у раковин, разбив одну и поцарапав себя осколками. Слезы и неистовые крики вырывались из девушки. Она кричала имя своего лучшего друга, звала его, но он не шел. Слышны были лишь звуки выстрелов и крики. Крики стрелка. Эйвери уже сорвала голос и просто выбежала из туалета, пытаясь найти Эрика. А звуки стрельбы уже стихли, девушка потеряла счет времени, но отчетливо слышала глухой выстрел с этажа выше, куда уже бежали медики. На сердце вдруг очень сильно кольнуло, дыхание перехватило. Чувство чего-то ужасного накрыло девушку. Она понеслась в мужской туалет на всех порах, ноги будто сами ее вели, она знала что Он там. Забежав внутрь Эйвери резко остановилась, взгляд машинально упал на тело Эрика, который лежал мертвым грузом на кафеле, у его головы медленно растекалась свежая лужа крови, рядом лежал пистолет 22-го калибра. Сердце сжалось, разум никак не хотел соображать и осознавать увиденное. Нет, это не Пекка-Эрик Аувинен, нет, это не он, черт возьми! Девушка с рыданиями бросилась на грудь стрелка, обнимая его за шею. — Эрик! Открой глаза! Прошу, не уходи вот так! Я люблю тебя, Эрик! — Эйвери билась в истерике и рыданиях, не замечая как она вся пачкается в крови своего возлюбленного, ка медики укладывают их обоих на носилки, так как отцепить беднягу от стрелка никто не смог. Она ехала с ним в больницу всю дорогу, держала его за руку, в один момент почувствовав сильное сжатие руки Пекки. Весь день врачи боролись за жизнь стрелка, весь день Эйвери сидела рядом и держала его руку, не желая отпускать. Она просто надеялась что он выживет. Просто надеялась. Мимо глаз начали проплывать сцены из детства, юношества, все проведенное вместе время, воспоминания разом захлестнули девушку, голос Аувинена стоял в голове и не прекращался ни на минуту. 23:45. Роковое время. Врачи зафиксировали смерть без прихода в сознание. Весь мир девушки рухнул за одну секунду. Все построенное с этим человеком счастье распалось на кусочки. Она потеряла не просто стрелка или знакомого, она потеряла смысл своего существования, свою причину дышать. Ее давно оттащили от нее и оказали помощь, попытались успокоить, но Эйвери лишь смотрела стеклянным взглядом на тело Пекки. Бездыханное тело. Тогда уже ничего не имело значения. Девушка много думала, она корила себя в том, что не смогла ничего сделать, ничего не предприняла. Она знала, что он не шутит насчет стрельбы и своих взглядов на человечество, но принимала это за что-то должное и просто пустила все на самотек. Она была готова умереть рядом с ним, но было слишком поздно. Все уже было давно кончено. Похороны прошли тихо, скромно, только в кругу двух семей. Мать Пекки передала Эйвери конверт, которое было надежно запечатано, и было чуть выпуклым, что свидетельствовало о том, что там не только клочок бумаги. На конверте было написано лишь одно: «Открой через год моей революции». Тогда Эйвери сохранила это письмо и надолго его запомнила. Полиция еще долго трепала две опустошенные горем семьи, долго вела расследование по поводу отношений Эйвери и Пекки-Эрика, не добившись ничего, только дополнительные слезы и горе. Девушка еще очень часто бывала у Эрика в комнате, перечитывая его книги, лежа у него на кровати, сидя за его стулом. Она пыталась заполнить оставленную юношей дыру в сердце. Но она осела глубоко, поэтому уже навсегда засядет там.Кладбище Туусулы, наши дни.
Девушка сидела уже пару часов у могилы своего человека, просто разговаривая с надгробием, обсуждая ход своей жизни после трагедии. И тут она вспомнила про то самое письмо, оставленное ей Эриком. Она всегда носила его, будто не знала, когда придет время, но время пришло. Дрожащие руки вскрыли конверт, доставая пожелтевший от недолгого времени лист бумаги.«Дорогая Эйвери, моя любимая Эвс.
Я надеюсь что мама отдала тебе это письмо, если сама его нашла, а не копы ее опередили. Если ты все-таки это читаешь, я рад, но уже, скорее всего, мертв.Я не знаю, как ты отнесешься к этому, думаю, ты меня возненавидишь. За всю эту боль, за все эти страдания, что я доставлял тебе и доставлю седьмого ноября. Сначала я хотел видеть тебя рядом с собой в этот судьбоносный для всего мира день. Мы бы вместе вершили наше правосудие, Эвс! Но нет. Ты не была той, кто способен на убийство, и я это знаю, всегда знал. Но не думай что я буду тебя за это осуждать, напротив. Я всегда знал, что ты только на моей стороне, и всегда удивлялся твоей смелости и безрассудству, но я благодарен тебе. Благодарен и все. Ты верила в меня, сдерживала порывы моего гнева к этим ублюдкам, не бросала меня как эти ублюдки! Я люблю тебя, Эйвери. Знаю, после моей смерти ты уже не будешь счастлива, так как будешь одна, но знай: я буду всегда за тобой наблюдать. Неважно как, из рая или из ада — я буду рядом, я буду слышать и видеть тебя. Ты всегда будешь моей, моя малышка Эйвери.
Навечно в твоем сердце,
Пекка-Эрик Аувинен.»
Закончив читать, Эйвери печально улыбнулась таким теплым словам, она чувствовала мысли Эрика при написании этого письма, его чувства и состояния. Эйвери не чувствовала гнева или грусти, она чувствовала благодарность к Пекке. Просто за все. Он был с ней, любил ее, пусть и вот так бросил в конце. Они оба знали, кем являются на самом деле. Рука потянулась к конверту, где лежало что-то еще. Там было несколько совместных фотографий, рисунков от Эрика, но самым завораживающим был серебряный кулон на цепочке. Он представлял с собой объемный квадрат с гравировкой «Пекка-Эрик Аувинен и Эйвери Пауль, 1989 — навечно вместе. С этого момента на лице девушки расцвела улыбка, а слезы медленно покапали по щекам. Она нежно поцеловала письмо и погладила надгробие. — Спасибо, Эрик.