сновымгодомкрошка

Говорят: под Новый год Что ни пожелается - Всё всегда произойдёт, Всё всегда сбывается.

Когда дверь позади открывается, Миша даже не вздрагивает. Он стоит как ни в чем не бывало и пялится вперёд, на хрупкую границу неспокойной зыби воды и тяжелого ночного неба. Зеркальная поверхность заводи бликует отражением света от далёких салютов, фонарей на пристани и разноцветных переливающихся лампочек гирлянд. Это, в общем-то, успокаивает. Музыка превращается из едва различимых отзвуков в полноценную весёлую песню, играющую в доме. Это случается всего на пару мгновений, пока дверь открыта, но Миша все-таки слышит некогда популярную песню, еще с десяток лет назад звучавшую из каждого утюга. А затем - приближающиеся шаги. У незваного гостя походка лёгкая и пружинистая. Недавно выпавший снег скрипит, свежо хрустит под подошвами новеньких кроссовок. И Кшиштовскому не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это решил составить его одинокой заднице компанию. Во всяком случае, Мише хочется, чтобы это был именно он. И, возможно, это и есть единственное уготованное Мише в новом году чудо из очередной щедрой порции дерьма, которой одарит его судьба в 2к18 (или в 20!8 - Миша понятия не имеет, как школьники извратят дату на этот раз). Ещё через секунду на перила с тяжелым хриплым вздохом опирается именно Поперечный. Кшиштовский видит его боковым зрением. Его покоцанную жизнью, собаками и щебнем уставшую физиономию. - Чего, приуныл и решил свалить с этого отвязного новогоднего тусича? - интересуется Миша как-то слишком уж громко и жизнерадостно, нарочито пытаясь не то поддеть, не то разрушить гнетущую атмосферу разделённого с кем-то уединения. Слишком уж хорошо было стоять вот так рядом вдвоём, на заснеженном пирсе в эту новогоднюю ночь. Слишком. - Ага, решил составить одному старому пердуну компанию, - парирует Даня и достает что-то из заднего кармана своих штанов. Миша даже поворачивает голову в его сторону, отвлекаясь от созерцания чёрной воды и причудливых меняющихся узоров из отражения света. В руках у Дани - пачка сигарет. Данька вообще-то не курит, он давно забросил эту вредную привычку, вот уж как пару лет. Но всё равно за каким-то хером, когда набухивается до блаженного полуовощного состояния, у него обнаруживается под рукой пачка с ебучими сигаретами. И Даня либо долго и основательно затягивается, либо просто подкуривает и так увлекается чем-то посторонним, что забывает про тлеющую сигарету, зажатую меж указательным и средним его правой руки. Поперечный активно жестикулирует, и сизый пепел осыпается на его одежду, каким-то неведомым образом оказывается даже в его волосах. Даня жестом предлагает сигареты Кшиштовскому, но тот морщится и вновь переводит взгляд на очередной залп салюта, яркими вспышками вырисовывающийся на тучном зимнем небе. - Как встретишь - так и проведёшь, - бормочет Миша, и Даня угукает в ответ, щёлкая пару раз старой зажигалкой и прикуривая сигарету. Он так ничего и не говорит, лишь прячет пачку обратно в карман и вновь опирается рядом на деревянные перила, даже не стряхнув с них снег. От Дани пахнет табаком, и Мише тошно ощущать едкий запах, щекочущий нос. Рядом с Даней вообще практически всегда тошно и хорошо одновременно. Хуй знает, что с этим делать, конечно. Миша бы предпочёл не думать ни о чём. Но он все-таки думает. Об этом рыжем хере, о веселье, происходящем в доме, позади них. Об их шумной компании друзей, о Регине. О наступившем восемнадцатом году. О своём одиночестве. И, да. От всего этого тоже никуда не деться, Миша пытался сбежать от этого сюда, в объятия прохлады пустого крыльца и своего почти блаженного одиночества. Почему-то всё вновь и вновь концентрируется на Дане, он - эпицентр в его пьяной голове, его паранойя и одна большая печаль. Кшиштовский готов ненавидеть его искренне и безвозмездно. - Ненавижу тебя, - говорит Миша, и Поперечный ухмыляется, коротко пьяно гогочет. С его губ срывается густой сизый табачный дым вперемешку с теплым дыханием. Время где-то под час, а может - и под два. Миша понятия не имеет, сколько проторчал здесь, свалив практически сразу после наступившего нового года, поздравления президента и пары-тройки тостов от их общих близких друзей. Он бы и рад праздновать со всеми, но всё совсем не то, и внутри гложет одиночество и обида. Танцующая и целующаяся со Спуном Регина не сделали начало года лучше. У Дани ссадины на лице и кривая усмешка. - Блять, чувак, ну не сильней, чем я сам себя ненавижу. Они смотрят друг на друга и одновременно начинают хохотать, как два поехавших кукухой придурка. Поперечный запрокидывает голову, смеясь куда-то вверх, и Миша всё ещё сквозь собственный хохот пялится на него. Данина сигарета выскальзывает из пальцев и летит под ноги, прямо в снег, но он не замечает этого, он вообще мало что замечает. Просто опускает руку на подрагивающее плечо Кшиштовского, сжимает его и притягивает мужчину к себе, целуя куда-то в уголок рта, вскользь и быстро. Не так, как хочется - чтобы долго, чувственно и по-настоящему. Они всё ещё посмеиваются, но это чёртовы сдающие нервы, и Дане вновь хочется если не набухаться в дрободан и вновь закурить, то поцеловать Мишу уж точно. Остаться с ним наедине. Свалить и провести время вместе. Только они вдвоём и все их несбывшиеся планы и мечты за все те года, что они провели не_рядом, даже если и праздновали вместе. На мгновения кажется, что всё это - вполне возможно и осуществимо. Но вот он всё-таки убирает руку с плеча Кшиштовского, и всё вновь возвращается на свои места. - В этом году всё будет по-другому, - обещает Даня. И Миша снисходительно улыбается. Будто бы кто-то из них верит в это.