Черная птица.

Яркий солнечный свет пробивался сквозь кроны деревьев, маленькими точечками, освещая полог леса. Могучие ветви, свидетели смены нескольких веков, едва заметно колыхались на ветру. В них копошились стайки птиц, которые перелетали с дерева на дерево, шумно галдя о чем-то. Их звонкий щебет резал мой слух, который требовал тишины. Я лежал под одним из деревьев, смотря прямо ввысь, где за зеленой листвой торчал клочок голубого неба. Это пятнышко было крошечным, но и большим одновременно. Оно выбивалось из обычной для этого времени года зелени леса. Оно звало меня ввысь. Я протянул к нему руку. Казалось бы, совсем близко, а тронуть нельзя. На какое-то мгновение покой солнечных лучей был нарушен: это крупная птица. Она на долю секунды прервала свет, точно война меняет улыбки на лицах людей траурным выражением. Всего какой-то миг солнца не было видно, но мне стало холодно и неуютно. Я присел. Со стороны моей деревушки поднимались клубы темного дыма, а стаи птиц, словно ошалелые, шумно вспорхнули и улетели прочь. Надвигалась «птица». Темная. Безразличная. Жестокая. Я встрепенулся, и тревога комком подступила к горлу. Сердце забилось так часто, что, казалось, оно было готово вырваться из моей груди. Некоторое время я смотрел на дым, густой, темный, он грозно надвигался на голубую и безмятежную гладь небес. Силы покинули меня. Тело мое просто оцепенело и я заворожено таращился на эту тьму, закрывающую солнце. Вдруг, не отдавая отчета своим действиям, рванул вперед. Я не успевал разбирать дорогу и постоянно спотыкался и падал. Меня можно было сравнить с загнанной лисицей, такой же испуганной и ошалелой. В таком состоянии я несся к дому. Стоило мне выбежать, как теплый и нежный солнечный свет ослепил меня на какое-то мгновение. Я прикрыл глаза с непривычки. Лучи мягко обволокли мое лицо и согревали его, даря спокойствие и умиротворение. Однако это состояние покоя длилось недолго. Открыв глаза, я ужаснулся, поскольку ужасная картина предстала предо мной. На залитом солнцем заливном лугу, который с трех сторон окружали леса, были рассыпаны домики нашей деревеньки. В обычное время этот луг заполнял смех ребятни, всюду безмятежно пасся скот. Когда я подходил к лошадям, я, бывало, набирал большой пучок травы и кормил их с рук. В такие моменты я наслаждался запахом свежей зелени и сочным хрустом перетираемых стеблей. Из домашних печек по долине распространялся запах свежего хлеба. Он дурманил голову. Было большой радостью прибежать домой, где мама уже приготовила для меня кружечку парного молока и краюшку теплого хлеба. Нет ничего вкуснее этого! Однако сейчас… Сейчас большая часть домов была охвачена огнем. Голодные языки пламени жадно «лизали» дома и другие постройки, уничтожая их. Густой дым скрывал солнце, что невероятно сильно угнетало, а веселые переклички и смех людей сменились возгласами ужаса и криками о помощи. Все больше домов охватывало пламя, которому активно помогали солдаты. Они убивали всякого, кто пытался им помешать. Я, совсем сбитый с толку, отправился в сторону домов. Вражеские солдаты меня заметили не сразу, учитывая общую суету, но стоило этому случиться, как по мне начали стрелять. Я уже не чувствовал страха. Чувства смешались во мне и, в конечном счете, стали не разбираемы. Мне было все безразлично. Я знал только одно – мне надо идти туда… К дому, откуда доносился жалобный детский плач, резавший уши. Я, точно ведомый какой-то силой, брел вперед, не обращая внимания на солдат. Я хотел только одно – спасти этого малыша, попавшего в беду. И вот, объятый огнем дом вырос передо мной. От него исходил невероятный жар, обжигающий кожу. Я не обращал на это внимания. Столб густого черного дыма, подобно исполинскому вековому дереву, возвышался вверх, устремленный к небесам. Дом трещал и то и дело разные балки падали внутри него. Я замер, поскольку просто не знал, что делать. Именно в этот момент острой болью сквозь мою лодыжку проскочила вражеская пуля. Я это осознал не сразу. Медленно опустив взгляд на ногу, я заворожено принялся наблюдать за алым пятном, которое разрасталось по штанине. Я смотрел на кровь, что, вытекая из-под штанины, окрашивала в красный цвет, некогда зеленую, траву. Очередной крик малыша из горящего дома вывел меня из состояния оцепенения, подобно заклинанию доброго волшебника. Через миг мой хромающий силуэт скрылся в пламени, которое бушевало в доме. Все мое тело словно оказалось в аду. На миг мне даже почудилось, что сам Дьявол стоит в одном из углов дома и ехидно улыбается, глядя на меня, изнывающего от жара. Действовать нужно было быстро. Я стал как можно быстрее пробираться по дому, судорожно выискивая источник плача. В итоге, уже охваченный пламенем сверток, который издавал не то что плач, а самые настоящие вопли, был обнаружен мной в углу дальней комнаты. По остаткам мебели не сложно было догадаться, что это была детская. Я подхватил сверток на руки, совершенно не осознавая того, что причиняю вред сам себе, и выскочил на улицу. Непривычно прохладный ветерок приятно освежил мою кожу, когда я наконец выбрался из горящего дома. Я упал на траву, небрежно бросив сверток рядом с собой. Отдышавшись, я с ужасом понял, что крики прекратились, хотя слабенькие язычки пламени еще были видны на ткани пеленки. Я сбил их и перевернул малыша лицом к себе… Полопавшаяся и вся в волдырях кожа лица, остатки лопнувших от жара глаз вокруг пустых глазниц и искореженный в крике ротик предстали моему взору. От такой картины из глаз моих потекли слезы, комок подступил к горлу, а губы скривились в безумной улыбке, к тому же приступ тошноты накрыл меня. Мой безумный смех заглушил треск горящих домов, лицо мое было залито слезами. Подобная ирония судьбы казалась мне чересчур жестокой. Почему этот некогда маленький комочек жизни, абсолютно беззащитный и невинный, должен был умереть? Почему он? Уж лучше бы я! Я смотрел в пустые и изуродованные глазницы и истерично смеялся. Сейчас мое поведение кажется мне аморальным, но тогда эта ситуация казалась мне и ужасающей, и до смешного ироничной.