Запах солнца

Никогда прежде решение зайти в свою квартиру не казалось Бэкхёну таким сложным, как в тот вечер. Он прислонился к холодной подъездной стене и думал, вернее, представлял, прокручивал варианты того, что может случиться. Чанёль будет кричать на него? Налетит с расспросами, заставляя открывать старые шрамы, которые уже почти не болят? А может, просто сухо поблагодарит за помощь и скроется где-то, не появляясь впредь в его жизни? И всё-таки парень не мог стоять вот так всю ночь, мучая свой уставший мозг мрачными мыслями. Рука протянулась к кнопкам на ручке двери, он набрал код и, услышав резкий писк, сигнализирующий о том, что можно заходить, потянул ручку на себя. Едва распахнув дверь, омега увидел взволнованного Чанёля, стоявшего в коридоре опёршись на тёмный платяной шкаф с верхней одеждой. — С тобой всё в порядке? — он подошёл почти впритык к вошедшему. — Я узнал, что в клубе стреляли. — Стреляли. В тебя, — отстраняясь, проговорил Бэк. Заметив, что Чанёль хочет о чём-то спросить, он приложил свой указательный палец к его губам и мягко сказал. — Позже. Не сейчас. Ты ел? — А должен был? Омега пожал плечами, стягивая с ног светлые кроссовки. — Иди в душ. Я приготовлю что-нибудь. Есть предпочтения? — Я скучал по корейской еде… Сероволосый парень кивнул, направляя человека, от которого щемило сердце, в ванную комнату. — Можешь использовать что угодно, — хозяин квартиры указал на полку, густо уставленную тюбиками, бутылочками, баночками и колбочками, — в верхнем ящике комода полотенца, а во втором… бельё, одежду я принесу, — он робко проронил последние слова и скрылся из виду альфы. Брюнет осматривал помещение и был слишком удивлён царившему там порядку. Все вещи стояли на «своих» местах, будто здесь никто и не жил. А возможно, в этой огромной квартире обитал бесчувственный робот, который подчинял все свои действия грубому расчёту. Вроде андроида, похожего на человека, но делающего всё по алгоритму. Такой киборг не мог наслаждаться теми моментами, когда вроде бы и проснулся, но можно понежиться в тёплой постели лишние минутки или когда горячую кожу ласково целует первый снег или… Да он многого не мог. Оттого что этот хрупкий парень был слишком сломанным, у Чанёля закололо в сердце. В комнату вернулся бесцветный человек со стопкой отглаженных вещей в руках. — Я выбрал самое большое, что у меня есть, поэтому оставлю тут… Он хотел развернуться и выйти, но его остановил хриплый голос. — Я могу обнять тебя? — Нет, Чанёль. Мы чужие люди, — он говорил это, несмотря на то что где-то внутри его тела что-то разрушалось, — то, что было сегодня — спектакль, не больше. Расслабься, — он натянуто улыбнулся и прикрыл за собой дверь. Он коснулся рукой губ, всё ещё ощущая на них вкус губ Чанёля. Бэкхён боялся себе признаться, но он всё-таки чувствовал к высокому парню что-то очень сильное. Танцовщик направился на кухню, где занялся приготовлением супа кукси. Чанёль не должен был появляться в его жизни, только не сейчас. Не в тот момент, когда он прекратил плакать его имя и ждать, когда альфа вернётся за ним. Это было тяжело. В тот момент, когда их разлучили, он будто лишился собственного скелета, который помогал ему держаться прямо, не боясь ничего. У Бэкхёна тогда была призрачная надежда на встречу, которая помогала терпеть всё, что с ним происходило. А когда он лишился и этого… Парень всерьёз задумался о том, чтобы умереть, безжалостно полосуя кожу на руках и ногах. Потом Чунмён встретил омегу. Он будто нашёл на помойке никому не нужную, старую, разбитую и потрёпанную куклу, и, пожалев, приложил немало усилий чтобы вернуть ей человеческий вид. Образ человека вернулся, раны затянулись, остались только едва заметные шрамы, которые тяжело было различить на бледной коже, если не присматриваться, но… Как казалось Бэкхёну, у него не было души, ничего не болело и ничего не радовало. Просто инертное тело, которое двигается только потому, что его однажды толкнули. Но теперь, когда он чувствовал запах альфы… мускусный аромат с нотами еловых растений, его сердце ныло и сжималось от каждого слова Чанёля. Бэкхён с педантичной аккуратностью расставлял кухонные приборы на небольшом столике. Суп, рис, пророщенные бобы, кимчи и другие закуски, соусы в каком-то определённом порядке стояли на поверхности стола. Не хватало только листиков нори, которые, по-видимому, закончились. Парень достал маленькую упаковку из одного из ящиков. Он пытался его отрыть, но, поняв, что пакетик не поддаётся грубым рывкам тонких пальцев, парень взял нож, дабы вскрыть надоевшую за это время пачку. Всё внимание было сосредоточено на блестящей чёрной упаковке, и он не заметил тихих шагов за спиной. — Помочь? Это послышалось слишком резко и неожиданно. Бэкхён полоснул по руке ножом, вздрогнув от лёгкого испуга. Из пореза начала вытекать кровь, капая на светлый пол. — Чёрт. Он стряхнул рукой, заставляя подступающие капли не справляться с собственной тяжестью и шумно плюхаться на паркет. Руку омеги схватила другая. Большая и горячая, всё ещё немного влажная после водных процедур. — Где аптечка? — Чанёль, это всего лишь порез. Ничего страшного. Пусти. — Надо остановить кровь, — с нажимом проговорил старший, ожидая, что его послушают. — Надо остановить тебя! — вырывая окровавленную руку из захвата Пака, рявкнул омега и оттолкнул парня от себя. Быстрым шагом он добрался до стола с шумом отставил стул и занял своё место. Чанёль потёр переносицу ладонью и, последовав примеру омеги, устроился за столом. Ему столько всего хотелось спросить, рассказать, но пространство между людьми заполнялось лишь давящим молчанием. Бэкхён не отрывал взгляд от тарелки с супом и лишь иногда подносил ко рту палочки с зажатыми между ними бобами. — Как я заметил, ты не научился тактичности в Америке, а так и продолжаешь управлять другими, — ядовито и неожиданно для самого себя выдал Бэкхён. — А тебя, видимо, очень интересует моя жизнь в США, — опустив голову набок, заметил Чанёль, понимая, что поведение омеги полная противоположность его чувствам. — Мне интересно только то, почему ты такой говнюк. — А мне интересна твоя жизнь. Расскажешь? Бэкхён поднял на альфу глаза, полные боли и растянул губы в горькой ухмылке. — С какого момента? С того, когда меня выкинули? Или когда ты меня бросил? С детдома? — это были риторические вопросы, пропитанные обидой, которую таил парень. — Тебя забрали, а меня начали избивать. Воспитатели не обращали никого внимания на это. Ах да! Однажды меня переводили в другой детдом, чтобы в нашем не убили, а я сбежал! Думал, как ты ко мне вернёшься, если не знаешь где я? Дурак! Ждал тебя, убегал от нормальных семей, которые хотели меня забрать. Писал тебе письма. А ты не отвечал. Ну, ничего, у тебя же дела. Ждал, ждал каждую секунду, ты же обещал вернуться! — голос омеги зазвенел от слёз, глаза становились влажными, но парень отчаянно подавлял желание плакать. — А потом я сам решил найти тебя… Мне было тринадцать, я знал только твой адрес. Никогда не думал, что Сеул такой большой... Я блуждал весь день, просто чтобы мимолётом увидеть моего Чанни. Шесть лет прошло с нашей последней встречи… Я думал, что ты тоже ищешь меня, что любишь… И когда стоял на крыльце твоего дома, а твой батя говорил мне, что ты сказал, что не знаешь меня… Я… Я не знал, как жить дальше… Знаешь, что было потом? — Бэкхён спросил это колко и язвительно, а голос его скрипел от обиды и злости, он знал, что показывает то, какой он слабый, но не мог остановиться. — Я сдался! Меня почти сразу же забрали в «семью». Ой, а что это я такой грустный, да? — саркастично спросил он Чанёля, плотно сжавшего челюсти. — Да потому что Бёны, блять, держали притон. Ты когда-нибудь отмывал чужую сперму, смешанную с кровью? А я занимался этим сутки напролёт, чтобы меня хотя бы не трахали! Знаешь, что эти ублюдки сказали? Что у меня скоро начнётся течка, и я сам буду умолять, чтобы меня кто-нибудь выебал. А я всё ещё думал о тебе. Как же ты будешь со мной, если я такой грязный! А потом вот, — он сунул Чанёлю руки с едва заметными, но покрывающими все руки шрамами. — Кому такой нужен, да? Но они всё равно засунули меня, — он всхлипнул, глотая слёзы, — засунули… к альфе. Он хотел меня изнасиловать, и я его убил. Мне едва исполнилось шестнадцать, когда я впервые кого-то лишил жизни. Я убежал, думал, что тоже умру. Но было не страшно, что меня больше не станет. Страшно было, что вернусь к ним. Потом Чунмён нашёл меня. Он поставил меня на ноги, дал образование, работу, квартиру — всё… Но мне было всё равно. Я умер ещё там, стоя на твоём крыльце, ненужный никому в этом мире… Я теперь ничего не чувствую. Он говорил это, а слёзы скатывались из его глаз, тяжёлыми каплями слетая с подбородка. Он врал. Бэкхён чувствовал. Каждой частичкой своего тела он ощущал свою порочность и грязь, которую нельзя смыть, а ещё присутствие кого-то идеального и безупречного рядом. — Цыплёнок, — альфа подхватил Бэкхёна на руки и прижал и своему плечу. — Не надо! Не зови меня так, я не такой, каким был, — его голос дрожал, а глаза не прекращали выпускать потоки горячей жидкости. — Прости… Это всё из-за меня. Можешь не верить мне сейчас, но я не отпущу тебя больше. Ото всех защищу. Любому глотку за тебя порву. — Ты уже говорил так… Говорил… Тогда я был хорошим… А сейчас… От этих слов Чанёлю стало больно почти физически, он сцеловывал солёные дорожки с щёк хрупкого юноши и понёс его в спальню. — Ты и сейчас хороший, просто натянул на себя маску плохого парня. Тот замотал головой, не в силах что-нибудь сказать. — Бэк, не нужно быть ангелом, чтобы я тебя любил. Я буду любить тебя, даже если ты — исчадие ада. Альфа аккуратно уложил танцора на кровать, укрывая одеялом. Но тот, всхлипнув, притянул его к себе. Бэкхён не прекращал плакать, но Пак гладил его по голове и говорил успокаивающие слова, которые, впрочем, работали безотказно. Спустя некоторое время он забылся во сне. Омега не знал, что вообще произошло за последние тридцать минут. Он не мог оправдать своё слабое поведение. Сейчас это было уже не важно.

***

Почувствовав неприятную тяжесть в теле, Бэкхён с трудом разлепил опухшие ото слёз веки. Голова гудела, и состояние в целом напоминало похмелье. Бэк перевёл взгляд на парня, лежавшего рядом. Альфа, укутанный в чёрные простыни выглядел растрёпанным и немного хмурился, возможно, из-за нехорошего сна, а его рука лежала поперёк живота Бэка. Хотелось прильнуть к большому телу, поцеловать влажные губы и раствориться в объятиях Чанёля. После вчерашнего разговора что-то изменилось в омеге. Как будто механизм, не работавший долгие годы, неожиданно оживился, и все шестерёнки набрали обороты, невзирая на то, что они всё ещё были покрыты толстым слоем ржавчины. Возможно, неправильно было подпускать к себе человека, который однажды бросил тебя, но если Пак останется рядом, то и коррозия прекратится, и через какое-то время конструкция, которую, как казалось, нельзя уже спасти, станет совсем как новая. — Я доверюсь тебе. В последний раз. Если ты предашь, я точно сломаюсь. Он коснулся прохладной щеки альфы и подошёл к огромному окну. Солнце ещё и не думало вставать, а люди, живущие в соседних домах и подавно. Бэк лениво потянулся, стараясь избавится от усталости в теле и начал снимать вчерашнюю одежду, кидая её на большое светлое кресло. Он посмотрел на собственное отражение в стекле и вздохнул. Тело казалось отвратительным и неправильным, но исправить это было фактически невозможно. Проблемы были не с субтильным телом парня, а с его восприятием. Он постоял у окна ещё с минуту, считая редкие машины, проезжающие по развилкам дорог и, захватив футболку из гардероба, направился в ванную. Погрузившись в горячую воду, омега рассматривал палец с порезом, проводя ладонью по воспалённой линии. Когда он услышал повелительный тон Чана, приказывающий ему делать что-то, было тяжело ослушаться. Сложно было оттолкнуть руку. Словно он и правда всё ещё тот цыплёнок из детства, который не признаёт никого, кроме Чанёля. Который не может постоять за себя, который не может никого ранить или… убить. Выйдя из ванной, наполненной горячим паром, парень надел большую футболку и завернулся в белый махровый халат. Взглянув на часы, парень огорчённо вздохнул. Часовая стрелка ещё не коснулась 6 часов. Обычно в это время Бэкхён только возвращался домой с работы и засыпал. А его утро начиналось примерно в три часа дня, он заказывал еду на дом и занимался чем попало, если Чунмён не вызывал на «особенную» работу. С тех пор как он закончил университет, жизнь вертелась только возле дел клуба. Но сегодня всё было слишком… необычно, поэтому парень решил сделать это утро до безобразия сумасшедшим и приготовить завтрак. Загуглив, как готовить панкейки, парень открыл холодильник, достал все нужные ингредиенты и стал орудовать ножом, разбивая яйца. Добавляя к ним молоко, юноша сделал глоток, так как носа омеги коснулся слабый запах прокисшей молочки. — Чёрт, — протянул парень, резко отталкивая от себя посудину с неудавшимся тестом, — и что теперь делать? Не придумав ничего лучше, Бэкхён надел на себя обтягивающие чёрные джинсы, толстовку поверх домашней футболки и отправился в круглосуточный магазин, тихо хлопнув входной дверью. Он вошёл в супермаркет и, быстро найдя нужный стеллаж, схватил бутылку с молоком, изучил этикетку, проверяя срок годности. В магазине, да и вообще на улице, было пустынно. Возможно, если бы это была не суббота, люди бы уже начали вываливаться из своих домов, пытаясь как можно раньше добраться на работу, но сегодня выходной, и все мирно спят в своих постелях. Пройдя на кассу, Бэк протянул молодому человеку молоко и несколько плиток шоколада. Бета устало поприветствовал покупателя, сказал несколько заученных фраз и начал пробивать товар. В какой-то момент сероволосый, будто почувствовав на себе чужой взгляд, посмотрел на улицу сквозь витрину. Он стал дышать чаще, а за ложечкой засосало. Никого не было, и ему, стало быть, показалось? — Пакет нужен? — Что? — развернувшись переспросил парень. — Вам пакет пробивать? — А, нет, спасибо. Вот, сдачи не надо. Он схватил покупки и спешно направился к своему дому. Что-то происходило, но было совсем непонятно что. В сердце росла необъяснимая тревога, от которой сложно было избавиться. Юноша зашёл на свою лестничную площадку, сердце застучало слишком быстро, а в ушах зашумело. Дверь была не заперта. Но… он ведь закрывал её?