Хлоя

      Хлоя означает «зелень». Девочка смотрит в осколок зеркала и поправляет густые косички, которые на фоне белого платья отливают багровым. Непонятное имя, странное, особенно для неё — уж её-то цветом зелень никогда не была. Скорее, что-то красное, как, скажем, яблоки.       Да и вообще, Хлое по нраву сочные, яркие цвета — раздавленная черника в ладонях, крепкая высокая трава в недалёком поле, маленький жёлтый цветок, покоящийся в руке. Алый платок Катарины, старый и потрёпанный, но от этого не менее красивый.       Летом в полях мягко шелестит колосящаяся пшеница с тонкими стебельками, тёплая, золотистая. Надёжная, как течение времени и неподвижное душное ощущение лета. Говорят, в какие-то года её топчет Волчица, а почему — кто знает, так ей, верно хочется. От скуки и, возможно, какой-то обиды. Вот тебе и хлебное божество — сама более непостоянная, чем подвластная ей стихия.       Когда Катарина была маленькой девочкой, частые неурожаи превратили её в худышку с такими тонкими руками, такую хрупкую, что некоторые пахари делились с ней куском хлеба — вдруг переломится пополам от малейшего дуновения ветерка? Хлоя таких неурожаев не видела, хлеба в деревне было достаточно.       Хлоя вышла за невысокий деревянный порог и побежала по маленькой, теряющейся дорожке вниз, к полю, где уже работали люди, взмахами срезая созревшие колосья. Иногда несколько зёрнышек падали на землю. Девочка не подходила близко: в прошлый раз огромный злой пахарь Корин едва не оттаскал за волосы, да ещё и пригрозил, чтобы не совалась в работу. Хотя многие наоборот пытались приобщить, приучить детей к труду.       Солнце светит ясно и мягко, не припекая, ветер слабый, но ощутимый, едва доносит запах нагретого дерева и цветов из далёких рощ и лугов. Толстый ствол поваленного дерева темнеет о обочины дороги, весь изъеденный червями и частыми осенними дождями. Он обветрен всеми ветрами и отполирован мелкими песчинками до блеска.       В пшенице мелькает волчий хвост, а сами колосья колышутся на ветру — это бежит Волчица. Хлоя обхватывает руками согнутые колени и наблюдает за тем, как между стеблями пшеницы колышутся неясные тени — и в них ей мерещатся бегущие друг за другом волки. Это тень, видение.       А вот коричневый с красновато-рыжеватым отливом хвост с белым кончиком — это уже не мираж. Хлоя замирает, не дыша. Пахари перекликаются далеко-далеко в полях, но никто не тревожит покой Волчицы. Хвост движется дальше, словно Волчица танцует неведомый никому танец. Она подминает под себя колосья, но ступает очень осторожно.

***

      Голод. Рябит в глазах и до тошноты, до боли в желудке хочется есть. Суп из чечевицы стремительно кончается, вот уже совсем на донышке осталось бурой безвкусной жидкости. Мерзко.       Волчица потоптала весь хлеб, оставив деревню без пищи и средств к существованию.       Вилы бы взять в руку — и в бессильной ярости гоняться за тенью по побитым, подмятым полям, да нет сил. Нет сил, чтобы сделать простой шаг, протянуть руку, не говоря уже о том, чтобы уверенно и твёрдо шагать по разбитым дорогам.       Побитые колосья грустно сереют, они кажутся высохшими скелетами, остовами, лишёнными какой-либо жизни. Из них не вымолоть той тёплой, мягкой, белоснежной муки, не испечь из неё хлеба. Так сладко было вдыхать запах свежевыпеченной буханки, удерживаясь от того, чтобы не отломить себе огромный кусок и вцепиться в него зубами. Сейчас хлеба в деревне нет, лишь редкие пресные лепёшки, по цвету и вкусу похожие на глину. Они отвратительно влажные и ломкие.       Небо синее и солнце слепящее — до слёз на глазах. Хлоя медленно идёт по тропинке, ведущей к дому Катарины, экономя оставшиеся силы. Бережно открывает скрипучую дверь.       Катарина сидит, укутавшись в свой алый платок с потрёпанными краями. Она осунулась, превратилась в серую тень. Это всё от голода. От голода, только от него. Кажется, в девушке едва теплится жизнь. Катарина надрывно кашляет и слабо улыбается, но снова закашливается.       Хлоя, глядя на неё, чувствует странную, тяжёлую, всепоглощающую ярость.       Это Волчица во всём виновата.

***

      Дом Катарины пуст. Монахи смотрят Хлое вслед с сочувствием, кто — с превосходством. Хлоя скрипит зубами и сжимает кулаки, теребит край непривычно-бесцветного, белого платья. Волосы на его фоне отливают фиолетово-багровым, всё как прежде. На плечах покоится платок Катарины, потрёпанный на углах, алый.       Приходя домой, Хлоя шьёт, потихоньку обучается торговому ремеслу у бродяги Лоуренса. Её пожертвования церкви всегда щедры, несмотря на граничащую с нищетой бедность. Колосья зреют под обильными лучами солнца, такие золотые, такие тёплые. Хлоя постепенно привыкает жить одна, справляться одна, полагаться только на себя.       Однажды ей предлагают работать вместе. Церковь предлагает ей большую награду, но Хлоя отказывается — ей она не нужна, отнюдь. Всего лишь помочь им поймать языческую богиню? Волчицу Хоро, которая вытоптала тогда пшеницу, убила Катрин, и неведомо сколько ещё человек убьёт?       Волчица убежала, чтобы сеять повсюду хаос и голод. Из хлебного бога она превратилась в бога мора и голода, вот что с ней случилась. Разве можно позволить такой твари жить на свете? Ходить по той же земле, что и остальные? Дышать тем же воздухом, что и остальные?       Хлоя спускается вниз, в тёмные подземелья, откуда ударяет мерзкий запах гнили и сырости, плесени и холода.       Где-то среди этих паутиной запутанных ходов скрывается мерзкий языческий демон. Хлоя надевает капюшон, скрывая им глаза и верхнюю часть лица.       Скоро это всё закончится. Волчица будет уничтожена.       Хлоя медленно идёт вперёд, во тьму.