Зимний солдат

Никто не спрашивал солдата, когда возвращал его из мертвых. Никто не спрашивал, когда обнулял и превращал разум в кровавое месиво боли, не спрашивали, при отправке на очередное задание. Вот и сейчас, ненужную пешку гидры, бывшего Джеймса Бьюкенена Барнса, ни о чем не спросили, вышвырнув на улицу, обескураженного, потерянного, с постепенно возвращающейся памятью. ГИДРе он больше не нужен. Исхудалый мужчина с щетиной и длинными тёмными волосами, в боевом, запачканном кровью костюме, со смертоносной бионической рукой, совершенно сбит с толку. Он потерян для всех, окружённый незнакомцами, чужими людьми, память совсем пока чиста, но когда начнёт возвращаться, лучше не будет. Из глаз капают слезы, не скрываемые теперь, то ли от боли в плече, то ли от холода, то ли от того, как надсадно кто-то внутри кричит и рвётся наружу. Зимний в панике, он захлебывается страхом, поглощаемый тягучей и обволакивающей, как мазут, истерикой. Сначала приходят Они, все те, кого он, так бессердечно и холодно, лишил возможности жить, Задания. Волна страха накатывает ещё сильней, мужчина давится стоном, слезы уже не останавливаются, и грудь, кажется, вот-вот разорвёт от полноты ощущений. Обиды, чистейшего ужаса. Зачем он это делал? Почему он такой..? Следом Им, приходит маленький мальчик, светлый и худой, лучезарный. Этот ангел в обрывке воспоминания благодарно улыбался, пока кудрявый парень, очень похожий на солдата, кормил его с ложечки супом. Барнс подаёт на колени от того, каким сильным чувством отдаёт в солнечное сплетение эти образы. Соленые слезы (он действительно помнит их вкус..), ручки-веточки, обвивающие его, эти глаза.. Самые голубые и глубокие на свете. "Стив".. Зимний вспоминает. Сердце крошится на мелкие кусочки, когда все встаёт на свои места. Так же, как крошится бетонная стена под вибраниумной рукой. Мужчина в форме кричит, снова оседая на колени. В пустом помещении (как он тут оказался..?) сливаются хрипы, стоны, всхлипы и мольбы, перемежающиеся с именем мальчика из воспоминаний. Теперь Солдат помнит, почему привязан к нему, помнит, почему хотел убивать все то нескончаемое количество жертв, помнит каждое обнуление. И даже то, как позорно он становился слабым, умоляя оставить мальчика из прошлого в воспоминаниях. Людям, отдававшим приказы, было все равно. Вспоминает, как не выдерживал тоски и сам плёлся на промывку, чтобы избавиться от боли, что предаёт изнутри. Чтобы избавиться от тоски по Роджерсу. Все слишком яркое, слишко агрессивное, а Барнс один, как всегда, наедине с самим собой, окружённый злыми мыслями, которые, словно пресмыкающиеся заползают в каждый уголок разума и поглощают все беспамятство, принося боль. Нестерпимую, крушащую боль. Его ведь никто не спросил, хочет он помнить и чувствовать.. Может, по-другому было бы легче! Но сейчас, все равно, как избавиться от боли, один способ мужчина знает наверняка – остановить жизнь, убить никчемное существование и перестать осквернять мир своим жалким подобием жизни. Он убивал, дюжинами, безжалостно, но зачем? Почему? Он был унижен и лишён желаний, за что? Все ещё слишком много вопросов, для того, кто, буквально около сорока минут, после девяноста лет бесконтрольного подчинения, живёт осознанно. С подобным нереально справиться одному. Левая рука инстинктивно тянется к осколку стекла рядом на полу (как удачно), глаза застилает слезами, и Зимний валится куда-то, где после него не останется крови, где никто не будет искать. (Похоже на подобие ванны) Воспоминания пляшут, как черти, словно язычки обжигающего пламени, добивают. "Стиви тебе не простит такого, так что просто убей себя, так для всех будет лучше." Роджерс для этого человека жил только в воспоминаниях, как личный лучик света и, в то же время, самый сильный источник боли. А теперь все реально. Рекаблировка вибраниумных пластин обеспечивает точное попадание по Вене. Холод сковывает, в заброшенном помещении, солдат, как всегда, один, снова слабый и уязвимый, а пустота не приходит. В сознании, глубоко под кожей худенький мальчик с невероятными глазами, весь в прорезах ссадинах и синяках плачет, прижимаясь к мертвому телу бывшего сержанта 107-ого пехотного. Его слезные мольбы – самое ужасное, что когда-либо слышал Барнс. Это галлюцинация, но все же. Солдат ждёт, когда все пройдёт, пока оставшиеся жизненные силы покидают со стремительно струящейся кровью из нескольких порезов на правом запястье. Если бы он только знал, его ищут, сутками напролёт, не сдаваясь ищут эти тоскующие глаза преданного мальчика из воспоминаний.. Даже сейчас, спустя сотни лет. Последний вздох.. На губах одно слово: тихое "прости".