сияем в неоне

      Все кажется сумасшествием; светодиоды и цветомузыка, люди, качающиеся в танцах, и эта дымка алкогольная, совсем горячая. Новогодняя вечеринка, да? Совсем безумная и не похожая на то, что себе представляют. Никаких ёлок и глинтвейна, тёплых пледов и светлых тонов. Обычная тусовка в подземном ночном клубе, под песни, заедающие на языке часами, песни, которые ты ищешь через приложение после проигрыша и не слушаешь, когда находишь.       Ноа эта вечеринка напоминает что-то похожее на безумие; ярко-фиолетовые пятна на коже, стоптанные под музыку кеды и такие прозрачные льдинки в стаканах, на которые залипаешь непроизвольно. Шнапп стоит в стороне от всего и смотрит на своих друзей, которым хорошо, которые зажевывают алкоголь мандаринами и прогоняют старые тосты по кругу в новых словах. Ноа не пьёт, потому что со второго бокала его ведёт, не жуёт мандарины, потому что аллергия и не сидит за одним столом с друзьями, потому что Финн.       Ноа потягивает свой коктейль ярко-розового цвета и стоит в стороне, потому что знает, что если подойдёт и присядет, заговорит с Милли или Cэдс, то непременно почувствует на себе этот взгляд. Финн пьёт ром с колой и маленькую черную трубочку гоняет по губам, словно заправский ковбой зубочистку. Финн пьёт ром с колой и взглядом облизывает Ноа так, что дыхание у того перехватывает. Смотрит так, словно уже поимел его в туалете этого клуба.       Почему они решили праздновать здесь? В ночном клубе, на тусовке, где басами стучит музыка по ушам, а огни скачут по телу. Почему они вообще решили, что это будет отличной идеей – выпить в кругу каста, провести всю ночь в этой дымке, давке телами? Ноа понятия не имеет и заказывает себе ещё один коктейль, пробиваясь к бармену через толпу разукрашенных девушек-кукол. Парень улыбается ему и через громкую музыку предлагает добавить немного текилы за счёт заведения – в честь праздника, говорит он, а Ноа отказывается. Он пробует уже второй раз, касается руки Шнаппа невзначай, и Ноа думает, что если тот будет таким же упорным в следующий раз, то он может и согласится на текилу. Может и номер даже возьмет; зависит от того, как долго просидит Финн за их столом, слишком далеко от Ноа.       Оглядываясь, в темноте Шнапп едва ли может что-то разглядеть, лишь синие блики светодиодов вырывают новогоднюю мишуру из мрака и напоминают этим о празднике, ради которого они здесь. Он и забыл; забывает каждые две минуты, которые перестаёт смотреть на украшения.       – Скучаешь, малыш? – пятый подкат за вечер и Ноа лишь закатывает глаза, уже устав отшивать от себя подходящий народ, будь то девушки или парни. Ему совсем не хочется ни с кем знакомиться, совсем нет желания глядеть в глаза незнакомых людей.       От едкого ответа спасают Милли и песня, под которую она уводит его на танцпол. С бокалом в руке танцевать неудобно, и Ноа лишь неловко переваливается с ноги на ногу, чтобы не расплескать напиток прямо на подругу. Та сегодня в темно-зеленом коктейльном платье с длинным рукавом, украшенным пайетками чёрного цвета, и оно, несомненно, ей идёт. Из последней коллекции Пако Рабан, платье смотрится на ней так, что даже Ноа не сразу может отвести взгляд, оттого его и не удивляет повышенное внимание противоположного пола к подруге и не слишком большой длине ее платья.       Ловко маневрируя со своим бокалом в руке между танцующих тел, Ноа старается продвинуться немного в бок, где не так тесно и Милли все ещё рядом, и у него почти получается не опрокинуть напиток. Почти. Не удерживает и разливает, когда чужие руки ложатся прямо на талию, спускаются на бёдра и поглаживают. Чужая грудь плотно к спине, а дыхание горячее на шее. Ещё одно безумие этого вечера – безымянные руки, которые трогают и не исчезают, которые настойчивые, и у Ноа дрожь от них. Милли не говорит ничего, не обращает внимания – она танцует с закрытыми глазами и почти отделяется от Ноа, потому что тому отлипнуть не получается. Того жмут к груди, носом зарываются в волосы, пахнущие мятной жвачкой, и горячим дыханием обжигают ухо. Финн.       Они купаются в неоне, тонут в музыке с головой, и Ноа внезапно кажется, что он и впрямь выпил, потому что его ведёт прямо в руки Вулфарда. Он залипает на его губы в аквамариновых красках и облизывает свои в пурпурных, касается свободной рукой плеча и чуть отстраняет. От Финна пахнет колой и горьковатым ромом, немного потом и мандаринами, и Ноа тянется за запахом следом. Безумие.       – Помнишь традицию, Шнаппстер? – Финн пальцами по лицу Ноа, вниз от виска до челюсти, прямо по рисунку на коже от светомузыки. – Будешь моим поцелуем на Новый год?       Шёпот горячий и алкогольный, сводящий с ума в самые губы, и у Ноа срывает остаток, потому что внезапно хочется эту текилу, хочется этого Финна и хочется эту глупую песню; найти ее через Шазам и скачать, но никогда не послушать. Просто чтобы была и помнила о том, как Финн Вулфард сказал дикую глупость.       – Не хочешь найти кого-то получше? – пьянее, глупее, не влюбленным в тебя по уши. Получше, чем Ноа Шнапп, который трезвый, но уже будто пьяный.       Вывернуться из объятий друга получается легче, чем думал, добраться до бара ещё проще, а добиться от бармена повтора напитка уже с алкоголем, – с бесплатной текилой и номером телефона на салфетке с припиской Шон, – так вообще без усилий. Ноа переводит дыхание и отдыхает от Финна минуту, пока тот вновь не рядом, пока вновь руками не на теле. Мурашки по коже и передозировка у обоих.       – Давай, осталось меньше десяти минут, – уже не шёпот – крик сквозь музыку и возгласы людей, поздравления и визг.       И они вновь на танцполе, качаются под мелодии полузаводные, – Вулфард уводит ловко, заговаривает зубы и отвлекает ладонями по всему телу. Он заглядывает в глаза и перехватывает одну руку Ноа, закидывая себе на плечо, вторую оставляя для коктейля, который тот держит.       – Семь, шесть, пять… – почти все в клубе глядят на часы и ведут отсчет, а Шнапп смотрит на Финна и просто не решается отвести взгляд, потому что тот выглядит так в этом синем цвете охуенно, что забываются все слова, растворяются в музыке подвижной. – С НОВЫМ ГОДОМ!       – Ты так пялишься, что я просто… – под общие крики в зале, под хлопок открытого шампанского и поздравления, Финн не заканчивает фразу, а склоняется и целует. Полночь.       И это походит на ещё большее безумство – Ноа ожидал иного, совсем не был готов, что тот говорил серьёзно, и теперь отвечает на поцелуй запоздало. Тот с привкусом алкоголя и цитрусов, этого вечера и неона, и Шнапп с трудом сдерживается, чтобы не сорваться – хочется вдруг дико; углубить, забыться и зависнуть.       Углубляет сам Финн, зарываясь пальцами в чужие волосы и притягивая ближе, потому что может, потому что хочет. И сердце в груди бешеным стуком, сливаясь с биением колонок под биты, а Ноа так сильно хочется опустошить сразу все залпом, допить свой бокал и уткнуться в Финна, касаться его каждой клеткой своей кожи, что почти до боли в животе.       – Охуеть… – Финн выдыхает в губы и вновь за ещё одним, вновь ныряет с головой. И Ноа разрывается, потому что хочется остановить, перевести дыхание, усмирить биение сердца бесконтрольное, но так сильно хочется продолжать, потому что песня так отлично подходит для этого, потому что чертов Вулфард пахнет так, что отрываться не хочется.       Приходится вытянуться во весь рост, закинуть на плечо вторую руку и расплескать по полу немного газировки с ягодным сиропом и текилой. Почувствовать, как руки на поясе сжимаются крепче, а Финн склоняется ниже, чтобы удобно, чтобы без проблем для Ноа. И смешков каста не слышно из-за музыки, не слышно даже рядом стоящей Милли, которая фырчит на их поцелуй и шепчет что-то на ухо Сэди – мажет губами по ее коже и руками касается ее бедер, внезапно раскрепощенная третьим бокалом вина.       Ноа замечает вскользь, понимает не сразу, но ладони Финна уже не скользят хаотично по спине, дыхание не срывается полузадушенными вдохами и поцелуй он прерывает неспешно, словно давая время самому Ноа привыкнуть, что теперь отдельно, не делят на двоих одно дыхание.       – С Новым годом, Шнаппстер, – улыбкой остаётся на уголке губ, когда Финн склоняется вновь, целует медленно и не жадно, целует так, что спутывает все к чертям, так, что хочется прижаться ближе и танцевать в его объятиях до самого утра, сцеловывая привкус алкоголя с губ беспрерывно.       За столом их каста шум безумный, крики и визги радостные, – встречают Новый год громко и пьяно – и Ноа отвлекается на них меньше, чем на минуту, чтобы увидеть, как Натали делит поцелуи между Чарли и Джо, сидя на коленях у Хитона. Они не полностью в это – сидят, разговаривают и смеются, срываясь в близость спонтанно и вновь возвращаясь в беседу. Гейтен с Калебом говорят о чем-то вдруг так серьезно, что, кажется, будто не выпили на двоих почти всю бутылку виски. Ноа отвлекается на стол с друзьями и почти перестаёт дышать, когда Вулфард возвращает к себе прикосновением губ к шее. Он целует, оставляет засос на коже и Шнапп почти рычит на него за это – больно и совсем не нравится, как выглядит. Вулфард же будто и не замечает, уносит в новый танец и смеется глубоким смехом, что Ноа словно падает. Он теряется между светомузыкой, ультрафиолетом и Финном, который ладонями заходит дальше, под футболку.       Милли появляется сбоку от них и привлекает внимание к себе рукой – тянется и пальцами обхватывает подбородок Шнаппа, разворачивая к себе и перекрикивая ритмичные звуки.       – С Новым годом, голубки, – она смотрит только на Ноа, смотрит расфокусированным взглядом и облизывает свои пухлые губы – ей внезапно тоже хочется целоваться.       Возможно, не будь рядом Финна, она бы прижалась к Шнаппу, позволила бы ему собирать привкус вина с её губ, и плевать, что как брат, что они совсем не во вкусе друг друга. Просто хочется целоваться. О Финне в таком ключе она не думает и знает, что и он сам не задумывается о ней так – нацеловались друг с другом на площадке так, что повторять вне её не хочется, даже не горит. Но Милли смотрит на то, как целуются эти двое и внезапно ей так нравится. Нравится, как Вулфард носом скользит по носу и чужую нижнюю губу охватывает своими. Нравится, как Ноа руками по шее Финна и в его загривок; путает пальцы в потных кудрях и всем телом навстречу. Безумие. Она видит в них такое чудное цветное безумие, что сбивает дыхание.       – Чего тебе, Миллс? – голос Вулфарда грубый и пока девушка отвлекает их друг от друга, Ноа опрокидывает в себя коктейль, допивает до капли и хочет еще – теперь так мало алкоголя в крови. – Мы немного заняты, знаешь…       У Шнаппа перехватывает дыхание и он смотрит на Финна так, словно видит впервые за этот вечер. Что они делают? Чем заняты? Еще каких-то двадцать минут назад Ноа избегал даже смотреть в сторону Вулфарда, а сейчас почти растворяется в нем. Чертов Финн Вулфард с его глупыми идеями, его глупыми губами и поцелуями, разукрашенными аквамариновым цветом. И этот только наступивший год, который начинается так офигенно, так красочно и с такими громкими звуками, что хочется остаться в этом моменте навечно, остаться в нем жить.       Ноа пропускает мимо ушей почти весь диалог между Милли и Финном, пока залипает на собственных руках и в собственных мыслях, оттого и не сразу понимает, что ему задают вопрос. Браун, уже оставив их, танцует в объятиях Сэди, ладонями водит по её спине; пялится открыто на её губы и жмется почти вплотную. Ноа готов поставить сотню, что подруга не удержится и сорвется, нырнет с головой в Синк и сцелует всю помаду, которую та тщательно наносила в туалете клуба.       – Ноа, – зовет Финн, и договорить не успевает – Шнапп перебивает мысли улыбкой и взглядом больших глаз цвета индиго в освещении ультрафиолета.       – С Новым годом, Финнлард, – шепотом, так, что услышать не получается – прочитать по губам. Поздравляет с опозданием в десять минут и одно объятие, с тремя лишними поцелуями, которые не лишние ни капли, которые Финн дарит вместо подарка – тот лежит в номере, соседнем с номером Ноа, и Вулфард уверен, что отдать его сможет только утром, когда проснуться в одной постели.       – Да, с Новым годом, – улыбается ответно и так же неслышно говорит. Лбом прислоняется ко лбу Ноа и дышит им, вдыхает запах лимонада с текилой и мятной жвачки. – С отличным началом Нового года.