I believe in you

Метка Майка появляется в полные десять лет. Прямо во время его дня рождения запястье начинает колоть, а после так неистово жечь, что глаза мгновенно становятся влажными. Младший Уилер даже не успевает задуть свечку в форме цифры десять, потому что из горла вырывается не порыв воздуха, а удивленный вскрик. Он сжимает левой рукой запястье правой, и почти уверен, что внутри кровь вскипает до невозможных градусов, а кожа из бледной превратилась в ярко-красную. Пытка длится с минуту, а после боль исчезает так же внезапно, как и появилась, и, на удивление Майка и его друзей, ошарашенно наблюдающих за этой довольно-таки нетипичной картиной для обычных дней рождений, правая рука мальчика не в ожогах третьей степени (Майк, конечно, утрирует, когда рассказывает свои ощущения друзьям и родителям). Удобно расположившись на выступающих венах, виднеется число. Аккуратное, словно кто-то, обладающий невероятно красивым почерком и терпеливостью, прорисовал цифру не шестьдесят секунд, а несколько часов. - Девятнадцать, - шепчет тогда десятилетний Уилер, проводя пальцами с обкусанными ногтями по метке. Сначала он думает, что метка означает возраст, в котором человек должен встретить родственную душу, но быстро отметает это предположение, наблюдая за тем, как длинные руки Карен тянутся за ножом, чтобы приготовить Нэнси и Майку бутерброд на завтрак, тем самым открывая на всеобщее обозрение метку, а, точнее, цифру шестьдесят девять, что точно не соответствует возрасту его матери. Его еще юное сознание не может допустить даже мысли о том, что его отец не является истинным соулмейтом Карен. Вечером того же дня Нэнси замечает число девятнадцать, несмотря на то, что Майк целый день не снимал длинную водолазку, прикрывая запястье, хотя на улице середина лета. Его сестра выглядит удивленной, но уже через секунду зовет Карен, попутно пытаясь подавить в себе приступы смеха из-за слишком разгневанного лица Уилера. Карен заставляет его избавиться от жаркой водолазки, и укладывает в постель, присаживаясь на краю кровати. Майк помнит, как её изящные длинные пальцы поправляют плед (он знает, что это точно его нелюбимый плед, потому что он колется, но в тот момент мальчик готов поклясться, что практически не ощущает неудобства, полностью погрязнув с головой в глубокие глаза матери), как она наклоняется, чтобы включить лампу на прикроватной тумбочке, обдавая себя и сына красивым светом желтоватого оттенка, и в этот момент Уилер ловит приятный и обволакивающий его со всех сторон запах вишни и яблок, запах, который в последствии будет ассоциироваться у него исключительно с Карен, склонившейся над ним с мягкой улыбкой и темно-каштановыми прядями, выбившимися из тугого хвоста. Она рассказывает все, что знает о загадочных метках, и на удивленный взгляд сына улыбается еще нежнее, не забывая поглаживать его ладонь большим пальцем. - Метка не должна быть обязательно связана с возрастом, сладкий, - она разворачивает его правую руку ладонью вверх, чтобы было видно цифру, и начинает одним пальцем скользить по краям числа, почему-то вызывая у Майка табун мурашек. - Никто, даже ученые, не могут точно определить, с чем будет связана метка. Иногда это бывает последняя цифра номера телефона твоей половинки; иногда это бывает название определенного места. Некоторые встречают свою родственную душу даже в автобусах, представляешь? Уилер, конечно, представляет. С воображением у него все хорошо, так ему учителя в школе говорили. Тихий голос матери почти переносит его в салон школьного автобуса (обычный ему кажется скучным), места которого еще не заняты неугомонными учениками, так что можно без труда заметить самые незначительные детали, появляющиеся в данном транспорте исключительно по желанию Майка. Забытая резинка для волос, старые кеды, оставленные в школьнике Бог знает когда, всякие разные надписи черным маркером на потрепанных серых сидениях. Когда мальчик представляет школьников, на лицах которых читается грусть и прочие негативные эмоции, Карен случайно царапает его ногтем и видение на мгновение исчезает, но уже через секунду он вновь оказывается в почти забитом школьнике. Одно место ненадолго остается свободным, и Уилер видит, как на него падает опоздавший ученик. Светловолосый, чуть старше самого Уилера, с странным оценивающим взглядом, не присущим детям его возраста. Майк несознательно дает ему имя Джейк, и оно ему, на самом деле, очень даже подходит. На запястье у Джейка в первое время размытое пятно, что удивляет Майка, но уже через пару секунд пятно, похожее на кляксу, начинает приобретать очертания, становясь цифрой, такой же аккуратной и донельзя идеальной, как у самого Уилера. У Джейка не девятнадцать на запястье, а девяносто девять, но Майку почему-то кажется, что эти две цифры, черт возьми, очень связаны, только он не может сказать, откуда это знает. Рядом с ним сидит другой мальчик, явно старше Джейка, но в глазах у него еще не выветрившаяся детская наивность, веселье и беззаботность. Майк сразу вспоминает зайца, что подарили ему на пятилетие, с такими же глазами. Только у мальчика они живые, а у зайца за имитацией этого странного и притягивающего взгляда читается пустота, привычная для игрушек. Уилер дает ему имя Бенни, потому что зайца тоже зовут Бенни, и он точно знает, что так оно и есть. Снова это странное чувство, объяснить которое он не может. На запястье Бенни тоже виднеется девяносто девять, но Майку внезапно кажется, что смотрится это настолько нелепо на нем, что просто не верится. Уилер не может понять, почему метка так не подходит её обладателю. Те же четкие линии, не такие, как после ручки и маркера, больше смахивает на татуировку. И в подлинности метки сомневаться кажется глупым, но она все равно не перестает быть чужой, потому что девяносто девять - это серьезное число, такое холодное, недосягаемое, будто смертельное, а глаза мальчика живые, яркие и теплые, не идущие в сравнение с той невидимой энергией, излучаемой меткой. Метка на нем сродни проклятью. Они оба понимают всю важность такого удивительного школьного совпадения только тогда, когда в запястьях обоих одновременно начинает покалывать. Джейк вскидывает брови вверх, таращась на метку, а после переводит взгляд на соседа, пытаясь отыскать его цифру. И внутри Майка начинает что-то скручиваться в предвкушении, будто он наблюдает самый важный момент в фильме. Он думает, что светловолосый найдет метку и тогда Бенни обнимет его или прикоснется к нему губами, как делают взрослые. Но разочарование разрушительной волной настигает его, когда мальчики удивленно смотрят на друг друга, но ничего не говорят, только все ищут эти метки, которые буквально у всех на виду. Майк хочет закричать им, потому что уже сам понимает, что эта странная ситуация не до конца его выдумка, хотя легче от этого совсем не становится, его охватывает ужас. К горлу подступает тошнотворный комок, потому получается издать только что-то похожее на мычание. Джейк, словно не ребенок, а взрослый, умеющий контролировать все свои эмоции, стирает удивление со своего лица, возвращая прежнюю отвратительную серьезность, и отворачивается, заставляя тем самым Уилера испытывать безмерное отчаяние. Бенни не отворачивается. Он смотрит и смотрит пристально, так, что от его былой беззаботности и следа не остается. Но из приоткрытых от удивления губ не вырывается ни звука. А потом все становится размытым, как метка Джейка в первые секунды, и последнее, что видит Майк - это цифру девяносто девять сбоку на сидении Джейка. Он открывает глаза и давит в себе желание оглядеться, потому что это глупо. Он заснул под убаюкивающий голос матери и ему приснился странный сон. Точно. Заснул. Карен не поменяла положения ни на миллиметр, все так же склоняясь над сыном. - Я думала, что ты заснул, - она наклоняется и прижимается губами ко лбу мальчика, оставляя едва заметный след от помады, который утром придется тщательно смывать, чтобы в школе не засмеяли. - Я хочу спать, - голос у Майка хриплый, совершенно не сонный. Он-то и не хочет спать, особенно после такого, но остаться сейчас одному и по кусочкам вспоминать странный сон - это единственное, что ему и впрямь необходимо. Карен не верит, знает, что он врет. Но все равно спешит покинуть комнату, напоследок рассказав про метки все, что не успела. Уже держась за ручку двери, она говорит, различая в темноте, едва освещаемой настольной лампой, глаза сына: - Сладенький, родственные души не могут видеть метки друг друга, увы. Она закрывает дверь, но Уилер уже не слышит хлопка, покрываясь испариной. Если это был сон, как он мог знать про то, что половинкам скрыты метки? Он думает, Джейк глупый, если не понял, что если Бенни единственный человек без метки, то он точно принадлежит ему. *** После этого вопросы Карен о метке входят в привычку, что растягивается на несколько лет. Она говорит, что цифра у многих людях также может означать время, когда человек увидит впервые свою родственную душу, поэтому Майк, пренебрегая запретами матери (вялыми, потому что она не может сдерживать улыбку, глядя на такое упрямство), каждый вечер в семь часов выходит на улицу, вглядываясь в лица всех проходящих мимо людей, ровно до того момента, пока не стукнет восемь, и тогда терпение Карен окончательно лопнет. И он почти опускает руки, почему-то каждый раз вспоминая слова отца: - Судьба - это колесо, Майкл, - говорит мужчина почти без интереса. - Колесо, которое сносит все на своем пути. И ты можешь попытаться направлять его сам, но это только покажет, насколько ты глуп. Уилер тогда морщится, потому что слова отца ранят куда-то в сердце, отнимают оставшуюся надежду, а потом разрывают её на кусочки. Карен хмурится, удостаивая мужа недовольным взглядом. - Твое колесо судьбы принадлежит тебе, милый, - говорит она, обращаясь к Майку, и в глазах у нее все еще читается гнев от тех слов, которые сказал её муж. - Ты можешь управлять им, задавать курс. Но ты неизменно будешь получать то, что тебе суждено получить. Я знаю, что это несправедливо. Она целует сына в лоб, как тогда, когда рассказывала ему о метках, и уходит, оставляя после себя шлейф любви. Майк думает, что если ему суждено найти в Хоукинсе соулмейта, то он сделает все, чтобы ускорить процесс. *** В восьмом классе ситуация не меняется. Майк теперь предпочитает не показывать метку посторонним, пряча её за специальной повязкой. Когда он увидел, что их продают в Хоукинсе - это странно, черт возьми! -, то он выпросил денег у матери, потому что повязка стоила больше, чем его накопления, и купил ткань черного цвета, игнорируя насмешливый взгляд продавца. - Когда ты юн, прятать метки не надо, - бросает ему мужчина у лавки. Майк останавливается прямо у самой двери, не решаясь толкнуть её и выйти из магазина. Губы продавца скривлены в гадкой усмешке, будто он и правда намерен спровоцировать на конфликт мальчика. - Плохая примета. Внутри Майка вскипает ярость, и он хочет накричать, выплескивая все то, что накопилось за последние несколько лет на этого глупого мужчину, который, собственно, и не виноват ни в чем. Он уже открывает рот, но в голове почему-то внезапно возникает образ Джейка, ставшего для Майка загадкой на всю жизнь, с его взглядом взрослого человека, и Уилер выдыхает, открывает дверь, заставляя колокольчик, прикрепленный над ней, звякнуть, и уходит. Он думает, что если и есть момент в жизни, когда человек резко становится старше, то он наступил именно сейчас. На следующий день младший Уилер замечает заинтересованные взгляды друзей, но на вопросы отвечать не приходится, и он уже в который раз понимает, как ему повезло с ними. Они на уроке математики, когда Лукас, воспользовавшись тем, что учитель отвернулся к доске, поворачивается к Майку и говорит: - Ты помнишь, что у нас в пятницу викторина? Уилер хмурится, потому что не помнит. Голова забита не тем, чем нужно, а все потому, что он буквально ощущает, что что-то должно произойти и очень скоро. Это чувство накрывает его и занимает все мысли, отодвигая самую важную викторину в этом году на второе место. - Да, - он кивает, недовольно смотря на Лукаса и Дастина, успевшего тоже повернуться к нему, потому что у них есть негласное правило, которое запрещает срывать уроки, даже если информация важная. - Говорят, что в параллельном классе* появился новенький, - на этот раз говорит Дастин. Он наклоняется, чтобы Майк разобрал слова, и в целом выглядит комично, будто раскрывает всемирный заговор. - И он тоже будет участвовать. В той лузерской команде. Макс сказала, что Кэти сказала, что он умный. Что думаешь, Майк? Майк хмыкает. На новенького ему плевать, а вот на викторину - нет. Она каждый год проводится в их школе. От всех классов, начиная с пятого, выделяются несколько человек, образующие единую команду. На первом этапе каждой команде выдаются вопросы в письменной форме. В следующий этап проходят лишь две лучшие, набравшие большее количество баллов, и соревнуются между собой. Команда того новенького уже несколько лет не могла пробиться во второй этап. И хотя поговаривают, что это все из-за не сплоченности их коллектива, Майк уверен, что они просто тупые. - Никто не победит на... - он начинает говорить твердо и убедительно, но голос учителя перебивает его. - Уилер, я вижу, что ты так хочешь сказать нам ответ на это уравнение, - мужчина кивает на пример, написанный аккуратным почерком. Майк даже не думает, ему даже не надо смотреть, чтобы знать ответ. - Девятнадцать, - говорит Уилер, надеясь, что его голос не дрогнул. - Ответ девятнадцать. На лице учителя нет никаких эмоций, но Майк знает, что он растерян, и воспринимает случившееся, как свою собственную маленькую победу. Впервые он проникается какими-то чувствами, кроме ненависти, к своей метке. *** Во второй этап они проходят - Майк даже не сомневался. Их соперниками становится та лузерская команда, и Уилер до последнего не может определить среди них новенького, потому что все их лица одинаково незнакомые и чужие. Лукас, узнав о том, кто будет их оппонентами, только гневно причитает, будучи полностью уверенным в том, что это только заслуга их новенького. Он рассказывает, как встретил его в классе биологии, когда пришел сдать законченный доклад про рептилий (доклад за него сделал Дастин, получив в награду пакет любимых конфет с нугой). Новенький тогда сидел за первой партой, что-то усердно записывая, и периодически поглядывая в раскрытый учебник. - Какой молодец, да? - задает явно риторический вопрос учитель, с теплотой наблюдая за мальчиком. - Пропустил контрольную, но оставлять так не стал. Новенький покрывается краской, когда и Лукас тоже переводит на него внимательный взгляд. Синклер незаметно закатывает глаза, нарекая мальчика подлизой, и уходит, не забыв громко хлопнуть дверью. Когда Майк слушает историю Лукаса, то в нем возникает интерес, который, пусть и на мгновение, но затмевает одержимость поисками соулмейта. Потому что, а Уилер в этом полностью уверен, никому не взбредет в голову добровольно писать контрольную, если повезло её пропустить. Ему кажется, что на втором этапе у них шансов меньше, чем он думал, но уже через секунду он не полностью, но почти успокаивает себя тем, что только заучки так поступают, а заучек бояться глупо. Он думает так и тогда, когда их приводят в просторный спортзал, специально подготовленный к ежегодной викторине, и усаживают за столы так, чтобы обе команды находились друг напротив друга. Лукас и Дастин становятся настолько серьезными, что Майк покрывается гусиной кожей, начиная терять свою уверенность в легкой победе. Он скользит взглядом по всем членам уже не лузерской команды ровно до того момента, пока его не останавливает резкая боль в запястье. Цифра будто нагревается, Майк это чувствует, и становится горячее по мере того, как он медленно переводит взгляд с каждого ученика из параллельного класса. А когда боль становится нестерпимой, он наконец останавливается на мальчике, сидящем прямо напротив него, с русыми волосами и странными глазами, цвет которых он не может различить. Уилер заставляет себя отвернуться к ведущему, уже не замечая того, как новенький сжимает губы в тонкую полосу и морщится, будто кто-то делает ему больно. - Добро пожаловать на девятнадцатую ежегодную викторину по точным наукам! - мистер Кларк расплывается в красивой улыбке, которую невозможно скрыть за густыми усами, и радостно оглядывает участников. Даже Синклер под его взглядом слегка расслабляется, проникаясь азартом. Дастин тоже улыбается, откидываясь на спинку стула, и о чем-то шепчет Лукасу. Только вот Уилеру нихрена не весело, улыбаться так тем более не хочется, потому что, ну, какого хера именно сейчас? Почему эта викторина по счету девятнадцатая, а не двадцатая, например? Зачем они вообще считают, сколько раз проводилось это гребанное мероприятие, кому это, блин, нужно? Он злится, но смотреть на мальчика напротив не решается, потому что не верит. Столько лет он думал, что Джейк тогда поступил глупо, нарекая себя на одиночество, когда отвернулся от Бенни, не найдя глазами метку, но сейчас, буквально находясь совсем рядом с потенциальной половинкой (нет, он не верит!), внутри все скручивает, а ладони становятся потными. И еще страшно. Невыносимо страшно, страшнее, чем тогда, когда он понял, что тот странный сон и не был сном вовсе. Страшно от осознания того, что человек, предназначенный ему и только ему, смотрит на него, не отрываясь, и ничего сделать не может. Страшно потому, что они видят друг друга первый раз, поэтому никто из них точно не знает, что надо делать. Подойти и обнять? А если они не полюбят друг друга? Возненавидят, как и Майк ненавидит один и девять. Уилеру страшно, поэтому первые вопросы он даже не слышит, и друзья, видя его состояние, не удивляются почему-то, только кивают друг другу и по очереди выходят к трибунам, так же стоящим напротив, как и столы участников, выслушивают вопрос и отвечают быстрее, чем это делает соперник. - Чувак, ты нам нужен, - шепчет Дастин ему в ухо, и смотрит так ласково, так дружелюбно, что Майку становится в миг стыдно из-за собственной слабости. Мысленно он дает себе пощечину и ругает всеми плохими словами, которые когда-либо слышал в школе и на улице. - Сейчас будут вопросы по химии, а ты знаешь, что мы в ней не шарим. Уилер хочет спросить, откуда он, черт побери, знает, что сейчас будут за вопросы, но тело уже само поднимается со стула, а ноги несут к трибуне, игнорируя протесты разума, и только глаза замечают движение справа, что может означать только одно. Они оба стоят напротив друг друга, оба прячут взгляд, но Майк знает, что и его соулмейт чувствует это, чувствует, что хочет смотреть, пожирать взглядом, пока глаза не начнут слезиться. - Вопрос по химии, господа, - мистер Кларк все еще выглядит веселым, терпеливо, в отличие от Майка, ожидая конца викторины. Он опускает взгляд на листок, что держат его длинные пальцы, и принимается зачитывать вопрос, ответ на который и Уилер, и его соулмейт давно уже знают: - Какой атомный номер у Калия в периодической системе химических элементов Менделеева? Майк видит, что новенький так же, как и он сам, открывает рот, чтобы сказать одну единственную и ненавистную всем сердцем цифру, но у обоих ком в горле, а в голове каша. Молчание затягивается на минуту, и взгляд мистера Кларка наконец становится обеспокоенным. Он замечает то, как в мгновение у участников, стоящих за трибунами, глаза становятся влажными, что вводит его в ступор. Поэтому он правда не ожидает, что кто-то из них даст ответ на этот простой вопрос. - Девят... - начинает мальчик с русыми волосами, и Кларк уже было открывает рот, чтобы объявить, что это правильный ответ, но тот поспешно замолкает. - ...Надцать, - заканчивает Майк Уилер, имеющий в году по химии только пять, начиная с шестого класса. Зеваки, пришедшие сюда, чтобы прогулять уроки, а не наблюдать за увлекательной игрой двух команд, замолкают, отчего в спортзале образуется идеальная тишина. Майку кажется, что его мысли громкие и оглушительные, без стыда нарушающие тишину, и давящие на виски так, что голова начинает кружиться. - Мистер Кларк, - усилием воли он заставляет свой голос звучать обычно, хотя получается, если честно, плохо, потому что глаза все еще прикованы к лицу парнишки напротив, - мне очень плохо. Я могу выйти? Мистер Кларк теряется и уже не понимает ничего. Он кивает, только через секунду понимая, что этот жест был отправлен в пустоту, потому что его чертов ученик даже не смотрит на него, когда спрашивает разрешение покинуть викторину, к которой они готовились целое лето! - Позвони родителям, Майк. Уилер уже не отвечает, поэтому мужчине остается только удивленно смотреть в спину удаляющемуся ученику. Майк уходит, сбегает, ограждает себя от проблемы так, как сделал это и Джейк, и ничего поделать с этим не может. *** Домой он приходит в семь часов вечера (кто бы сомневался), и медленно поднимается по лестнице, держа курс в свою комнату, по пути скупо отвечая на вопросы отца, который заинтересованным в настроении сына и не кажется. Уже в комнате Майк наконец дает волю эмоциям. Он швыряет в другой конец помещения рюкзак с учебниками, а потом срывает с криво прибитого гвоздя календарь, в котором уже на протяжение нескольких лет в каждом месяце обведено число девятнадцать, и мнет, вкладывая в это действие всю свою злость, а потом выбрасывает в мусорное ведро. И сдерживать слезы уже не получается. Они текут нескончаемым потоком, потому что Майк копил их уже не один год, а щеки начинают пылать, как и метка на запястье. Уилер падает на кровать, зарываясь лицом в подушку, и рыдает, где-то на дальних закоулках сознания моля, чтобы подушка хорошо заглушала его плач, ведь отвечать на вопросы семьи ему не хочется. Он называет себя глупым, потому что бросил свою родственную душу. Сбежал, поступив эгоистично, хотя тот мальчик совсем не виноват в его трусости. Майк хочет все исправить, правда, вернуться назад и подойти к мальчику, обнять, провести ладонью по мягким русым волосам, и плакать уже не одному в темной комнате, а вместе с ним. Но он все равно прекрасно понимает, что будь у него возможность отматывать время назад, он бы все равно не смог, не сдвинулся бы с места. И из-за этого на его душе становится паршиво. Уилер засыпает спустя час, ровно в восемь (в это время он обычно возвращался со своего ежедневного патруля возле дома в поисках соулмейта). В какой-то момент в комнате уже перестают слышаться всхлипы, а мальчик, до этого сжимающий собственное запястье, поджимает колени к груди и засыпает так сладко, что менее чем через минуту уже слышится умиротворенное сопение. Майку Уилеру, сбежавшему с викторины, снится сон, который переворачивает его жизнь еще больше, чем встреча с соулмейтом. *** Он находится в месте, которое кажется ему очень знакомым и чужим одновременно. Высокие деревья закрывают обзор на небо, а под ногами хрустят опавшие с деревьев листья, ведь уже осень, почти зима. И в пейзаже в этом есть что-то родное, за что Майк пытается ухватиться, но черные, словно покрытые смолью, отростки, отвратительно обволакивающие как и землю, так и стволы деревьев, наряду с удушающим воздухом и постоянно падающими хлопьями белой массы, издалека похожей на снежинки, не дают понять, где он находится точно. Страх и паника, этот опасный синтез, пронизывают мальчика до костей, когда он слышит рык. Источник звука далеко, он почему-то это точно знает, но рычание эхом разносится по всему лесу, и Майку кажется, что постой он тут еще минуту и эти черные отростки превратятся в живые щупальца, которые точно не упустят шанс медленно заскользить по телу такого полноценного обеда или ужина, образуя подобие пут, подбираясь к аппетитной шее, чтобы сжать её и сломать, будто там и не кость вовсе, а какая-то жалкая тростинка. Поэтому Уилер заставляет себя сделать несколько шагов, не переставая удивленно озираться, а потом и вообще срывается на бег, точно зная, куда именно ему надо. Число девятнадцать горит так сильно и так приятно, обволакивая все тело теплом, словно образуя какой-то щит, и даря чувство безопасности, что сомневаться в чем-то не выходит. Когда он добегает до странного сооружения, напоминающего форты, которые он и Лукас строили в детстве вдвоем, а потом с появлением Дастина и втроем, чтобы играть было интереснее, то метка перестает жечь, как бы говоря: "маршрут окончен, расстегните ремни", и Майк позволяет себе улыбку. Правда, она быстро сходит с его лица, когда тряпка, служащая импровизированной дверью, оказывается отброшена в сторону ловким движением, открывая вид на то, что находится внутри. Горло Уилера сжимает так, что он правда думает о том, что умрет сейчас от недостатка кислорода. Внутри он видит очень много хлама, и это бы выглядело уютно, если бы не подавляющая атмосфера, царившая в этом месте. Майк видит много разбросанных комиксов, страницы которых покрыты черным пеплом и еще какой-то склизкой гадостью, поэтому, когда он замечает экземпляр редкого и дорого выпуска от Марвел, то ожидаемого желания забрать себе не появляется. Только отвращение, в ту же секунду уступающее место испугу. Его соулмейт, его родственная душа теперь так близко и так далеко одновременно, что слезы снова скапливаются в уголках глаз, и Майк думает, что если это чертов сон, почему все так реально? Мальчик смотрит на него, и в его глазах плещется океан из отчаяния и печали, поэтому продолжать стоять, сжимая в руках ткань, не получается, и Уилер нагибается, чтобы войти. Как только он оказывается внутри, прежнее чувство безопасности снова возвращается в виде греющей метки. Майк падает на колени перед мальчиком, обеспокоенно осматривая его бледное лицо. Нет, не мальчик, думает он, его зовут Уилл. Уилл, точно, я знаю это. Уилл пытается улыбнуться, когда Майк касается теплой ладонью его щеки, но выходит как-то даже слишком жалко. И больно. Уиллу очень больно. - Помоги, - шепчет он, накрывая ладонь Майка своей. Бледной и тонкой. - Девят... - ...Надцать, - продолжает Уилер, наблюдая за тем, как у Уилла на глазах выступают слезы, и он тянется, чтобы обнять, но все опять начинает размываться, словно отражение в воде. Он протестующе мычит, но сделать ничего не может, потому что вместо красивого и бледного лица соулмейта, теперь белый потолок его комнаты, а обстановка вокруг совсем не походит на обстановку в том странном месте. И только оставшееся чувство от чужой ладони на своей не дают Майку усомниться в реальности происходящего. *** В классе душно из-за горячих батарей, поэтому Майк избавляется от свитера в первые же минуты урока истории. Несмотря на холод на улице, солнечные лучи, которым посчастливилось пробраться сквозь полупрозрачные шторы, все равно греют. Правда, расслабиться у Уилера все равно не получается, даже слушая приятный голос учителя и нежась в свете солнца. Дастин постоянно обеспокоенно поглядывает на него, и, Майк в этом уверен, если бы не место перед Уилером, Лукас делал бы точно так же, отчего они оба становились бы похожими на взволнованных родителей. С каждым взглядом внутри рождалось новое приятное чувство, связанное, как здраво рассудил Уилер, с повышенным вниманием к его персоне. До этого самого момента он никогда не задумывался, насколько любят его друзья. Не то чтобы он не любил их. Даже если бы он попытался себя убедить в этом, на бессмысленные попытки ушло бы несколько лет, как минимум, потому что не любить этих ребят, в глазах которых таится волнение за Майка, кажется невозможным и глупым, на самом деле. Он думает об Уилле и о том месте, в котором он находился совсем один. Если бы туда попал Майк, Дастин и Лукас сделали бы все, чтобы вытащить его оттуда. Майк ухмыляется собственным мыслям, неожиданно задумываясь о том, с каких пор он стал таким суеверным, что верит даже в реальность существования мистических мест из снов. И магических. Он уверен, что в этом месте есть что-то такое, что точно связано с магией. Или с параллельными мирами. Не зря же тот ужасный лес казался ему знакомым. Существует ли его аналог в нашем мире? Уилер предполагает, что да, ведь если это сон, то вполне возможно, что он уже не раз видел это место, и теперь его сознание вытаскивает воспоминания о нем наружу таким образом. Вполне логичное объяснение, разве нет? И рычание - это обычный зверь. Волк, например. В лесу много волков, да и другой живности тоже. Белая масса - это ничто иное, как приближение зимы, на улице ноябрь! А Уилл? А Уилл, думает Майк, вовсе и не Уиллом может быть. Просто стресс. Да, стресс, вот и снится всякая чепуха. Уилер думает, что это хорошее объяснение всему происходящему. Он, может быть, даже проконсультируется насчет этого у мистера Кларка, потому что мужчине он доверяет. Не все, конечно. Но намного больше, чем вообще можно доверять взрослому человеку. Настроение резко улучшается, и Майк улыбается, когда Дастин, в который раз за двадцать (или девятнадцать) минут урока, тайком бросает взгляд на лучшего друга. - История – это водная гладь, что простирается далеко за горизонтом, не имея устойчиво установленных рамок, конца, дети, - Майк откидывается на спинку стула, впервые за несколько дней чувствуя себя умиротворенным, и принимается слушать мистера Кларка, на лице которого будто застыла извечная добрая улыбка. - Водная гладь омывает сотни маленьких - в масштабах истории, конечно - островков, носящих название разных исторических эпох. И как бы много не было островков в этой водяной и таинственной пустоши, вода все равно остается мутной, и разглядеть хоть что-то, в упор смотря хоть днями, практически невозможно. Мужчина отходит от своего стола, смотря на заинтересованные лица их вечной тройки, и Майк внезапно чувствует, как метка начинает нагреваться, а пространство вокруг шататься. - Другими словами: мы видим только поверхность воды, оттенок, пену на волнах, водоросли, плавающие вдоль берегов, фиксируем практически всю информацию, что у нас есть, а потом воздвигаем еще больше островков и даем им характерные для их времени названия, - Майк давит жалобный вскрик из-за резкой боли в запястье, вдыхает побольше воздуха, и заставляет себя поднять руку, но, как назло, учитель не замечает, отворачиваясь и продолжая свою речь: - История – это самая неточная наука из всех нам известных. Сколько бы мы не проводили археологических экспедиций, изучали древние тексты, переводили манускрипты, время все равно будет забирать свое, и прошлое медленно, словно крупинки песка со дна морского, будет сыпаться сквозь пальцы в ту самую необъятную водяную гладь, в которую нам никогда не погрузиться с головой. - Мистер Кларк, - выдыхает Майк, зажмуриваясь, потому что девятнадцать уже не болит, девятнадцать пылает так, как не пылала раньше. - Да, Майк? - губы мистера Кларка еще скривлены в постоянной улыбке, когда поворачивается на каблуках лицом к Майку. - Что такое?! Тебе снова плохо? Он останавливается у парты Уилера, кладя тому ладонь на плечо. Майк который раз вспоминает серьезное выражение лица Джейка, и это придает ему больше уверенности и сил. Он открывает глаза, натыкаясь на десятки пар глаз, обращенных в его сторону, двое из которых принадлежат Лукасу и Дастину, и чувствует приступ тошноты. - Мне нужно умыться, - мальчик всеми силами пытается звучать спокойнее, и у него это получается, потому что мистер Кларк заметно расслабляется и кивает. В этот раз не в пустоту, что успокаивает его еще больше. Свет в коридоре мигает, но, к счастью, Майк этого не замечает, явно не прибывая в том состоянии, чтобы удостаивать такие мелочи вниманием. Пальцы левой руки болезненно сжимают запястье правой, где расположена гадкая цифра девятнадцать. Такая же холодная и такая же нелепая, как и девяносто девять на руке Бенни. В голову Майка неожиданно приходит мысль о том, что одиннадцать на нем смотрелось бы органичнее, но он отметает её, потому что если цифра такая же страшная, как и то место из сна, то это его судьба, и он сделает многое, чтобы уже не найти соулмейта, а провести с ним всю оставшуюся жизнь. Уилер толкает дверь мужского туалета, пытаясь не замечать просто отвратительный запах, царящий в комнате, и замирает, забывая про боль и про возмущения в сторону уборщиц, которые никогда и ничего не делают, потому что то, что он видит перед собой важнее абсолютно всего на свете. Потому что то, что он видит - это... - Блять, - чеканит Майк. Это его первый мат, но он даже не жалеет об этом, потому что иначе описать ситуацию не получится даже с помощью десятка словарей. Уилл не смотрит на него. Он смотрит сквозь него, поэтому Уилер ежится, буквально ощущая, как взгляд русоволосого натыкается на пустоту. Он снова спрашивает, что, черт возьми, тут происходит? Почему он не может быть соулмейтом какой-то милой девочки, ездить с ней на велосипеде или есть с ней Эгго. Майк сначала ступает опасливо, опасаясь, что любой звук сделает только хуже, но не наблюдая на лице Уилла никаких других эмоций, кроме испуга и какого-то тошнотворного смирения, подбегает и падает перед ним на колени, как и в чертовом сне. Только теперь губы его родственной души дрожат, а не пытаются изобразить подобие улыбки. - Уилл! Он обхватывает руками лицо мальчика, рефлекторно отмечая то, что Уилл со своей бледной и холодной кожей похож на мертвеца. И ему это точно не нравится. - Уилл, - он шепчет, потому что ком в горле и слезы не дают ему позвать соулмейта громче, - если ты там, в том ужасном месте... Я хочу, чтобы ты знал, что оно нереально. Майк и сам-то не верит в собственные слова. Потому что отсутствующий взгляд Уилла не позволяет верить. Он сглатывает и поспешно вытирает слезы, понимая, что паника сейчас не самый лучший вариант. - Уилл, - Майк предпринимает еще одну попытку, особо и не ожидая, что это поможет. Он почти точно уверен в том, что надо сделать, и звать мальчика по имени - последнее в его списке действий. Уилер никогда так не делал, но много раз видел по телевизору, хотя мама и пыталась закрыть ему глаза ладонями, чтобы он не смотрел. Он тогда возмущался, конечно, но только для виду, ведь все равно уже успевал все посмотреть. Поэтому Майк решительно наклоняется вперед и впечатывается губами в губы Уилла. В животе все приятно тянет от мысли, что это был его первый поцелуй. Чужие губы раскрываются в попытке сделать глубокий вдох, заставляя Уилера отпрянуть. Он чувствует невероятное облегчение, слушая недолгий кашель Уилла, и наблюдая за тем, как глаза напротив теряют былую отрешенность. - Господи, - хрипло выдыхает Байерс, заливаясь краской. - Я... Я просто.. Майк не дает ему ничего сказать, сгребая в объятья, прижимая так сильно к себе, чтобы точно быть уверенным в том, что тот внезапно не испарится. - Я, - Уилл обнимает в ответ, утыкаясь носом куда-то в шею и вдыхая аромат красивых и кудрявых волос Уилера, - видел тебя там... Спасибо, Майк. Уилер не отвечает, просто не видит смысла говорить очевидное. Это он должен говорить спасибо и извиняться тоже. Но не сейчас, возможно позже, когда они выйдут из злосчастного туалета, он будет умолять простить его за вчерашнее. Но пока Майк наслаждается долгожданными объятиями. Он счастлив.