Статья представляет собой компиляцию найденных мной знаний и не является руководством к действию. Это я так, а то есть странные люди.
О плодоизгнании и предотвращении беременности.
Не всегда беременность у людей суеверных и религиозных считалась высшим благом и доказательством милости Божьей. Так, аборты (плодоизгнание) широко практиковались девушками, изнасилованными, вдовами и солдатками, чей живот начинал расти в отсутствие мужа. Методы плодоизгнания были весьма различны, но условно их можно разделить на: 1. Механические, когда женщина достаточно жёсткими способами пытается извести плод. Попов в своём труде описывал это так: «Чтобы „выжить“ ребёнка, девки перетягивают живот полотенцами, верёвками, поперечниками от конской сбруи, мнут и давят „нутро“, кладут на живот большие тяжести, ставят на него горшки, бьют по нему кулаками, скалками, вальками и т. п., а иногда наваливаются животом на тупой конец кола, острый упирая в землю. Поднимание непосильных тяжестей, прыгание с высокой лестницы, сеновала, перескакивание через бочку или высокую изгородь — всё это не менее часто практикующиеся приёмы <…> Некоторые стараются „застудить“ кровь и ходят по снегу босиком <…>». 2. Внутренние, когда женщина принимала внутрь селитру, серу, мелко источённое стекло, «живую» ртуть, крепкий спирт, киноварь, мышьяк, различные травяные настои и настойки. Как правило, в деле плодоизгнания участвовала не только девка, но и человек, который специально занимался этим ремеслом. Занимались этим и знахарки, и повитухи, и потому неудивительно, что крестьяне крайне негативно к ним относились. Их именовали душегубами и убивцами, и полагали, что «…убить которых [их] не будет греха, а всё равно, что из огорода вырвать вон дурную траву» (Г. Попов). Существовали и многочисленные способы предотвращения беременности, которые основывались не на методах контрацепции, а на наговорах, ритуальных действиях и заговорах. Так, девушки, по свидетельству Попова, «…пьют свое „временное“», собирают месячные выделения со снегу или с земли, моют рубахи и воду выливают в бутыль, которую закапывают под печной столб или в землю. Как видно из этих описаний, столь мистические методы основывались не на здравом опыте, а на особенностях женского организма, кровяные выделения которого свидетельствуют о том, что женщина готова вынашивать ребёнка. Убирая всякие следы этих выделений и закапывая их в землю, как бы хороня, девушка «возвращалась» в ту пору, когда у неё ещё не было репродуктивной способности. Когда девушка выходила замуж, она разбивала бутыль. В начале XX века иногда применялось спринцевание — промывание влагалища слабым раствором уксусной эссенции.О приметах, связанных с беременностью и об определении пола ребёнка.
Существовали многочисленные приметы, указывающие на предстоящую беременность, а так же приметы, согласно которым можно было определить пол ребёнка. Приметы, касающиеся будущей беременности, были достаточно разнообразны. Попов отмечал, что, если при надевании рубахи, у женщины подол окажется подвёрнутым, то она непременно в этом году принёсёт сына или дочь; если она наступит на мужнины штаны, если в ушах женщины чешется или если приснилась стая журавлей, то быть родам. Как и в древние века, беременным присваивался некий особый статус, основные аспекты которого, однако, не соблюдались, а именно: оберегание плода и самой женщины от возможных хворей, чрезмерных нагрузок, которые могли спровоцировать выкидыш или рождение тяжелобольного ребёнка. Вместе со статусом приходили и ограничения, зачастую достаточно странные, но, опять же, имеющие древние, языческие ещё корни: — нельзя беременной пинать собак и свиней, чтобы не заболели ноги и спина; — нельзя переступать через коромысло, «…иначе сделаются на ногах язвы»; — если она увидит мёртвого и плюнет или продемонстрирует своё омерзение, то у ребёнка будет пахнуть изо рта; — если переступит она через седло или хомут, то захворает лошадь; — если, смотря на пожар, женщина почешется, то на том же месте у новорожденного будет пятно; — такое же пятно будет, если женщина испугается и схватит себя за лицо или украдёт что-либо (тогда пятно будет иметь форму украденной вещи); — если она перейдёт дорогу, когда несут покойника, то у младенца «запечётся кровь»; — нельзя смотреть на уродов или слепых, иначе эти пороки передадутся ребёнку; — нельзя ей присутствовать при чистке колодца, иначе вода в нём сделается дурной; — нельзя шить по праздникам, иначе мать зашьёт малышу рот или глаза; — если женщина перейдёт кому-либо дорогу, то на него «нападут чирьи». Существует огромное множество подобных ограничений, но сходятся они в одном: согласно этому поверью, суеверию, беременная способна повлиять не только на своё состояние и будущее ребёнка, но и на окружающий мир. Конкретику вы можете найти на форумах беременяшек — там до сих пор активно предсказывают и пол, и судьбу плода с помощью такого вот. Здесь хотелось бы отметить, что с учётом социально-экономического положения крестьянства большое значение придавалось полу ребёнка. «…надежда на помощь в труде и на его дальнейшее продолжение в лице детей заставляет крестьянина, прежде всего, желать сына-работника, а не дочь-пустодомку», ведь дочь всё равно когда-нибудь уйдёт со двора, прихватив ещё и приданое, а парень станет опорой и надёжей семьи. Потому отцы, ожидающие мальчонку, девочке уделяют лишь самое незначительное внимание. Пол нерождённого определяли по внешнему виду матери. Н. А. Янчук писал так: «Так, говорят, если беременная женщина полнеет, то родит девочку; то же должно быть, если она при вопросе: „кого родишь?“ сконфузится или если её живот во время беременности не изменяет своей округлой формы. Наоборот, если она не сконфузится, когда её спрашивают, о том, кого она родит, и если живот у ней принимает обостряющуюся („тычком“) форму, то от неё родится мальчик. Мальчика же следует ждать, когда у последнего ребёнка на шее волосы не заканчиваются косичкой, когда отец ожидаемого дитяти во время пути найдёт кнут, когда кто-нибудь из семейных, выбежав с ткацким прутком, увидит прежде всех какого-нибудь мужчину, когда посаженный за стол ребёнок из разложенных перед ним вещей выберет какую-нибудь принадлежность мужчины, а не женщины, например, кочетыг, а не напёрсток, трубку, а не платок и т. д., и т. д.» К этим наблюдениям можно так же присовокупить наблюдения Попова, который отмечал, что если у беременной выдаётся левый бок, то она родит девочку, если правый — мальчика; женщина с чистым румяным лицом разродится мальчиком, а с лицом пятнами — девочкой; полное лицо беременной указывает на девочку, а худое — на мальчика. Народные поверья не замыкались только на внешнем виде будущей матери, но затрагивали и её поведение (что было отмечено выше в отрывке из труда Янчука), и рацион питания. Если женщина предпочитала селёдку или иной солёный продукт, то она носила мальчика, если редьку или свеклу — девочку. В некоторых уездах Российской империи, например, в Орловском, крестьяне верили в то, что на пол будущего ребёнка можно повлиять. Для этого во время полового акта следовало положить шапку под голову, «а ещё вернее — надеть на голову мужу». В этом случае должен родиться мальчик. Если же голову женщины повязать платком, то родится, соответственно, девочка. Исходя из вышеприведённых описаний можно сказать, что, согласно логике человека, чей разум нацелен исключительно на выживание, но не на познание, эти приметы в самом деле имеют некий смысл. Так, соблюдение некоторых ритуалов при зачатии способствует привлечению «женского начала» (платок — исключительно женский атрибут, атрибут матери и хозяйки) или «мужского начала» (шапка как столь же важный мужской атрибут, по которому можно было определить социальное положение и обеспеченность главы семьи). Поведение ребёнка за столом (его предсказание, его предугадывание хода событий), вкусовые предпочтения беременной, внешний её вид — всё это так или иначе указывает на пол нерождённого. Например, худое лицо женщины как бы говорит о том, что внутри её развивается сильный здоровый мальчишка, который тянет все жизненные соки из матери; румяное же лицо у девочки будет таким же красивым, как и лицо матери, когда та ходила беременной. Когда люди не могли объяснить природу вещей, они наблюдали за ними. И можно предположить, что не все эти признаки беспочвенны.Об отношении к беременной.
Несмотря на специфическое положение беременной, отношение к ней как к исключительно рабочей силе не меняется. Отчасти это происходит из-за непререкаемого авторитета большаков, чья власть над остальными членами семьи крайне велика, и их недовольство может негативно сказаться на домочадцах. Другой причиной является нехватка рабочих рук в семье или большие объёмы работы, которые, как правило, выдаются на пору страды. Женщине приходилось держаться на ногах до первых болей, а роды могли настигнуть её в поле во время покоса, в дороге, за иной работой, на ярмарках и так далее. Но можно выделить и ещё одну, третью причину: беспечное отношение к себе и своему положению самих рожениц, вызванное потаканием требованиям старших домочадцев и, в свою очередь, их пренебрежительным отношением к беременной. Жён иногда брали не по любви, а только лишь для продолжения и укрепления рода, в качестве дополнительной рабочей силы; а когда эта рабочая сила, «обрюхатев», становилась тяжела и неповоротлива, и нужен был отдых, то её осуждали как «барыню» и «неженку». При таких физических нагрузках нередкими бывали случаи выкидышей, на что большаки обыкновенно сетовали: «Баба ты — чистый кабан, а родить по-людски не можешь. Тебя, лошадь эдакую, нарочно и выбрали, чтобы видна работа была да чтобы ты детей рожала хороших, здоровых, а ты что? Пихонуть тебя только». Да и работой, мол, не замаривали. Считалось, что женщина скидывает плод не от побоев, нагрузок и неспособности выносить ребёнка, что, как известно, часто встречается и в наши дни, но от грешности самой беременной. Нерадивость в молитве, несоблюдение постов, совокупление с мужем под праздник, неверность мужу — всё это способствовало естественному прерыванию беременности, и для своего предупреждения так же требовало религиозных средств. В редких случаях в муже просыпается осознание того, что жену надо поберечь. Домочадцы относятся к женщине с лаской и заботой, не упрекают, если она, устав, вздумает отдохнуть; даже самый сердитый муж перестаёт «учить» её пинками и тычками. Случается, что беременная, не осознавая до конца всего своего положения и последствий работы для плода, продолжает усиленно помогать семье, делая привычные уже вещи: ходит за скотиной, следит за домом, лазает по неудобным лестницам, работает в поле. Тогда ей стараются дать так называемую «детскую работу», за которой она могла бы не так сильно уставать. Порой даже острые на язык большаки стараются не обидеть невестку, следят за тем, как бы она не «зашиблась», не раздражают, не злят. В сравнительно состоятельных семьях беременную могут и кормить отдельно от других, давая более сытную, вкусную и полезную пищу. Заботливость эта, столь необычная и редкая в крестьянских общинах, достигает своего пика, когда беременность становится особо заметна. В этот период женщине строго-настрого запрещают любые физические нагрузки, которые за неё берут на себя другие домочадцы. Порой, если работы слишком много, большаки приглашают родственников из других сёл или соседей — в помощь себе. Бывали случаи, когда «…к беременной проявлялось общественное внимание». Ещё одним несомненно приятным аспектом положительного отношения к роженице являлось то, что все (в разумных пределах, конечно же) её прихоти выполнялись беспрекословно. Захочет чего-нибудь вкусненького — покупают сразу же; в некоторых губерниях считали, что отказать ей — грех, поскольку этого требует душа младенца, которая поселяется в теле во второй половине беременности. По той же причине мужья не совокупляются со своими жёнами. Но, повторюсь, подобное отношение к беременной женщине, основанное на заботе и уважении её положения, являлось, скорее, исключением, нежели правилом. Наблюдалось это в семьях богобоязненных, дружных и сострадательных, где на первом месте, скорее, стоит гуманное отношение друг к другу, нежели необходимая для выживания, непосильная сельская работа. С другой стороны, никаких санитарно-гигиенических процедур специально для беременных или для рожениц предусмотрено не было. Им только разрешалось чаще париться в банях, а бабки «стирали» и «правили» живот, как бы поправляя младенца. Ловите, кстати, отрывок из романа А. Т. Черкасова «Хмель»: «С покрова дня невестушка понесла. Поглядывая на ее полнеющий живот, Прокопий Веденеевич предупреждал: „Гляди, Меланья, девкой не разродись. Потому — дурак первую силу пущает на ветер. Девка — ветрова невеста“. Набожная Меланья призывала на помощь богородицу, подолгу простаивала в моленной горнице на коленях, отбивая поклоны, чтоб родить сына; и все прислушивалась, словно по толчкам плода могла определить: девчонка в ней или парень. — Ежели родишь мужика, куплю тебе сатинету на сарафан, — нашептывал Филя, жарко прижимаясь к женушке. — Сама понимаешь: хозяйство раздуть надо, а сила где? И тятя требует. Знаешь, какой он. Вечор сказал: если, грит, Меланья принесет девку, косы обрежем. И без того запуганная Меланья сжималась в комочек. У нее такие роскошные косы! И вдруг обрежут их. Как ей жить стриженой? Как только отсеялись на пяти десятинах, Меланья совсем отяжелела. Лицом осунулась, а на покос вышла. Подоспела первая травушка в июльском цветении. Слабели руки и ноги, а литовку-косу выпустить из рук нельзя: поджимал свекор. „Эй, Меланья, пятки подрежу, холера!“ И Меланья, выбиваясь из сил, старалась добить прокос, чтоб немножко передохнуть на новом заходе.»О том, что предшествовало родам.
И ещё наглядности из того же романа «Хмель»: «На моленном столике восковая свеча; полумрак, духота и вонь. У трех окон, закрытых на глухие ставни, мечутся две уродливые тени. По горнице, согнувшись, ходит бабка-повитуха Мандрузиха, вся в черном, словно пришла на похороны, и сама черная, крючконосая, с оттянутым вниз подбородком. Степанида Григорьевна, телесная, разморенная в жаркой горнице, то держит Меланью на кровати, то лениво крестится. Едва вошел Прокопий Веденеевич, Степанида поспешно накрыла Меланью толстым лоскутным одеялом, чтоб мужчина не увидел мучающуюся женщину, — тяжкий грех будет. Меланье дыхнуть нечем, а тут еще накрыли с головой кудельной плотностью. Она что-то кричит и сбивает одеяло руками. Из-под одеяла выглядывают черные ступни маленьких ног. <…> Еще только начало отбеливать реденькой голубенью и за окном сучья тополя из черных превратились в лиловые, в моленную вошла Степанида Григорьевна. Молча переглянулись супруги и, как по уговору, перекрестились, вздохнули. — Меланья-то вся извелась. Мечется, а потом вовсе замирает. И ноги холодеют. На грудях по ложбине холодный пот пошел. Постель под ней хоть выжми. И так не тельна, а тут и вовсе доходит…» Роды тщательно скрываются от посторонних сначала самой беременной до тех пор, пока живот не станет заметен, а потом уже и всеми домочадцами от соседей, прочих селян и заезжих людей. Считается, что чем меньше людей знает о том, что женщина под сердцем носит ребёнка, тем легче ей будет рожать, но, с другой стороны, семья опасается «дурного сглазу» от завистников или недоброжелателей. Совсем худо будет, если о положении узнает девушка: тогда беременная должна будет мучиться за каждый волосок на её голове, как говорится в труде Ламанского. Попов же приводил в пример следующие слова крестьян: «Оборони Бог, если кто спознает, что баба родит; замучит её, ни за что не родит, как должно». Только двум людям роженица имеет право безнаказанно рассказать о своём положении: бабке-повитухе и родной матери. Отсюда берёт начало традиция рожать первый раз в доме матери. Часто к матерям ездили роженицы из больших и достаточно благополучных семей, где не так уж нужны их рабочие руки, но труднее уберечься от чужого глаза. Если родное село слишком далеко, то роженицы недели за две, за три до родов выезжали в дорогу. Точнее, когда выезжали с кем-то из домочадцев, когда выходили сами и, зачастую, рожали по дороге. Как было отмечено выше, о беременности не должна была знать ни одна живая душа, что и заставляло роженицу идти к бабкам-знахаркам или к повитухам, которые слыли мастерами своего дела. Считалось, что опытная повитуха может придать лицу младенца определённую форму — вытянутую или округлую, что связано было с мягкостью костей черепа; или же могло случиться так, что не единожды рожавшая, здоровая баба скидывала мёртвого младенца. Бывали случаи, когда за акушеркой, бабкой-повитухой, надо было ехать в другое село. Вот как пишет об этом Ламанский: «Если приезжают за акушеркой муж или другой родственник, то непременно ночью, и цель своего приезда объясняет обиняками, не упоминая даже слова „роды“. Если необходимость заставляет приехать днём за акушеркой, то по дороге при встречах с проезжающими он должен закрываться рогожей или чем иным, и на вопрос „куда ездил?“, возница кратко отвечает: „на мельницу“». Людей, у которых, как считалось на селе, дурной глаз, недолюбливали. Что и немудрено, ведь если пожелает в пылу гнева такой человек роженице не разродиться, то роды пойдут крайне тяжело; знающие повитухи всячески препятствуют исполнению этого злого пожелания: например, тайно отрезают от сарафана роженицы кусочек и, сжигая, окуривают её дымом, а у человека, чьё пожелание исполнилось, отрезают клок волос и сжигают на костре. Предположим, что о родах известно домочадцам заранее, и бабе не пришлось ни в поле рожать, ни за работой, ни в дороге, но в мужнином доме. В таком случае все домашние под разными предлогами выводятся из дома; кого к соседям со срочным поручением отправляют, кого в соседнюю деревню, кого за скотиной ходить или поле проверить. Если подобное не получается, но домашние остаются дома с тем условием, чтобы они как бы не замечали происходящего, потому они претворяются спящими, крайне занятыми и так далее. Перед родами женщину обыкновенно моют и парят в бане, но не затем, чтобы провести необходимые санитарно-гигиенические процедуры, а чтобы «размягчить тело». Местами для родов, обыкновенно, выбирали такие, где можно надёжнее всего схорониться от чужого глаза: это могли быть конюшни, овин, хлев, сарай, баня, закутки для скота. Характерен для родов религиозный элемент. Так, считается, что во время родов прилетает сам Архангел Михаил с апостолами, спускается с небес Божия Матерь, а так же помогают мученицы и святые. Повитуха даёт выпить роженице крещенской воды, окуривает её ладаном, а перед иконами зажигает восковую свечу. Нередко во время родов муж и те домашние, которым дозволено было остаться в доме, встают на молитву. Достаточно страшным и символичным обычаем является то, что перед родами роженица, как правило, просит у всех прощения в молитве и прощается со всеми домочадцами.О, собственно, родах.
У трёх научных деятелей, из трудов которых я брала информацию, приводятся разные сведения о том, как же именно проходили роды. Ниже я привожу перепечатанные с репринтных изданий отрывки работ Ламанского, Янчука и Попова. В. И. Ламанский, чей труд описывает бытность крестьян Череповецкого уезда Новгородской губернии, рассказывал о родах так: «Женщина рожает, большею частию, сидя или на корточках, или стоя. Роженица садится на одном колене у старухи или мужа, прижавшись спиною к груди держащего. Колено упирается в промежность и служит поддерживающим образом. Или же роженица садится на углу лавки или скамейки, упираясь промежностью в угол. Иногда для поддержания промежности в задний проход вкладывается большая тряпка, чтобы ребёнок, как говорят, неударился („пошёл“) в задний проход, подразумевая и предупреждая тут полный разрыв промежности. При стоячем положении роженицу поддерживают люди, или же к воронцу, на котором лежат концы палатных досок, прикрепляется из куска холста петля, на которой и подвешивается роженица таким образом, что нижний конец петли охватывает грудь спереди, проходит под мышками и, выходя за спиной, идёт вверх и там укрепляется. Ноги при этом стоят на полу. При таком положении иногда ребёнок до того быстро выходит, что его не успевают подхватить, и он, падая на пол (на солому), обрывает пуповину; тогда говорят „сам повился“. В положении коленно-локтевом и на корточках тоже рожают, но только реже. Лёжа на спине, на боку или на животе никогда не рожают. На спину ложатся только по указанию акушерки. Для облегчения и ускорения родов употребляются следующие механические средства и приёмы: 1. Роженица скачет с сундука или лавки на пол; 2. Дует в бутылку; 3. У неё производят разминания живота; 4. Вызывают рвоту глотанием волос или масла; 5. Дают пить дрожжи; 6. Встряхивают роженицу; для этого его приподнимают с пола за подмышки и с силой опускают на пол; 7. Держат за ноги вниз головой. <…> Когда прохождение младенца замедляется, то у бабушек существует правило: „надо прикладывать руки“, и тут не только растягивают половую щель, но вводят руку в проход, стараясь за что попало схватить и тянуть. Был такого рода случай: воды прошли незаметно, а бабка в полной уверенности, что они ещё целы. Половая щель представляется открытою, и в ней виднеется опухоль; бабка принимает её за пузырь и, решаясь разорвать его, спрашивает гвоздь и им начинает ковырять. Ей кажется, что сделан большой разрыв, а воды не показываются; тогда она догадывается, что дело пошло неладное и оставляет операцию…» Детское место, послед, старуха тщательно вымывала и закапывала в землю, а родившей женщине, чтобы «загрузить» опустевший живот, давали квасу или ломоть чёрного хлеба, посыпанный солю, с луковицей. В тот же день готовится натопленная баня, в которой полагалось очистить женщину от выделений, а выделений, по всеобщему мнению, должно быть очень много (против нормы). Когда же не случается ожидаемых объёмов «грязи», и бабки бегут за советом к акушеркам, то тут выясняется вся несуразность ситуации. Работа Н. А. Янчука рассказывает об обычаях крестьян Тульской губернии, Тульского, Каширского и Веневского уездов; наблюдения эти, как вы сами сейчас увидите, крайне разнятся от наблюдений В. И. Ламанского. «С родильницей остаются её муж и призванная бабка-повитуха; они стараются, насколько возможно, облегчить, по их понятиям, страдания родильницы. Для этого укладываю её около рукомойника, обводят три раза около стола, заставляют держаться за привязанный к брусу полатей кушак, когда сочтут нужным, чтобы она рожала стоя; муж трижды перелезает между её ног. Если родильница не может легко распростаться с детским местом, ей дают спорыньи или солоду, или гущи квасной, или же, закатав в хлеб трёх вшей с трёх голов и заставив родильницу съесть шарик, говоря ей, что она съела». Новорожденного моют в едва подогретой воде из боязни обжечь его, а в таз кладут серебряные монеты, тем самым желая ребёнку в будущем богатства и достатка. Детское место повитуха закапывает где-нибудь в углу избы, после чего принимается хлопотать возле родившей женщины: «правит» и мнёт её живот, сдавливает груди, чтобы выжать первое, «плохое» молоко, парит в бане. Чтобы ребёнок был спокоен, его оборачивают отцовыми штанами или дерюгами, толстыми верёвками, свитыми из хлопка. А чтобы малыш был красив и привлекателен, его укрывают любой материей зелёного цвета. Наиболее полная информация о родах дана у Попова, потому мне хотелось бы лишь отметить, что всё нижеизложенное взято исключительно из его этнографической работы. Так же, как и везде, муж выпроваживает домочадцев под разными предлогами и приглашает в дом бабку-повитуху. Одновременно расстёгивается, развязывается, отпирается и раскрывается всё, что можно расстегнуть, развязать, отпереть и открыть, что как бы символизирует размыкание всего того, что может быть на пути выхода младенца, и, как следствие, должно облегчить роды. При нормальных родах повитуха ничем особым не помогает, разве что подсказывает женщине, когда надо тужиться, а когда — отдохнуть, подбадривает, молится за неё. Если роды приостановились, то считается полезным распарить живот в бане или же, наоборот, охолодить его. В зимнюю пору на живот роженицы кладут снег или саму её выносят в сени. Действие холода объяснялось с той религиозной простотой, которая была характерна для крестьянского общества на протяжении нескольких веков: «Там от жару всё вздуло, вот Бог и не даёт разродиться». Дела обстоят совершенно иначе в том случае, если при родах возникли различного рода осложнения. Тогда считалось полезным рожать на пустой желудок (особо важным считалось, чтобы роженицу тошнило и рвало), для чего роженицу поили маслами, заставляли жевать и глотать волосы, вкладывали в рот пустую бутылку горлом вперёд или заставляли с силой в неё дуть. Другие методы, одни из самых мягких, это своеобразный массаж живота, когда бабка буквально выдавливала младенца (приём Кристеллера — сейчас, слава Ктулху, запрещён). Рожать было принято стоя. Связано это с тем, что, по мнению повитух, у лежащей роженицы ребёнок может закатиться «под ложечку», да и просто не выйти: «как же он выйдет, коли баба лежит?» Потому помимо родов стоя для облегчения выхода ребёнка практиковалось следующее: роженице до того, как показалась головка плода в половой щели, приходилось самой ходить по избе и трижды переступать через мужа (или муж трижды переступал через жену; есть множество различных вариантов подобного ритуального перешагивания), а после уже её водили под руки, таскали и волокли по полу, тем самым словно бы способствуя выходу ребёнка. Но едва появится головка, как повитуха укладывает роженицу на лавку и берётся за головку. Достаточно частым приёмом при нормальных (подчёркиваю — нормальных! о тяжёлых родах и родах в присутствии специально обученной акушерки речь пойдёт дальше) родах является перекидывание роженицы через балку или потолочную матку. К бабкам-повитухам, несмотря на их неряшливость, необразованность, крестьяне предъявляли некоторые требования, которые, однако, очень далеко отстояли от их профессиональной пригодности. Например, повитухой могла стать только замужняя женщина или вдова, рожавшая прежде и лишившаяся «месячных очищений». Нерожавшие девушки принимать роды не могли. Плохой повитухой считалась та, у кого чёрные глаза или которая обмывала покойника, или при которой родился мёртвый ребёнок, или которая изменяла мужу. Достаточно редко встречались повитухи, знающие хотя бы основы родового процесса, способные различать положения плода и имеющие хоть какие-то знания по облегчению страданий и ускорению родового процесса. Зато такие бабки ценились; их, как акушерок, приглашали в другие сёла, на родоразрешение домашней скотины, в качестве помощниц при акушерках. Роль мужа при родах разнится от губернии к губернии. Где-то считается, что присутствие мужа совершенно нежелательно, поскольку не след мужику быть там, где женщины своим делом заняты; где-то его роль пассивна и заключается в снимании сапог жены, расстёгивании ворота, расплетании косы, надевании на себя женской юбки и платка и тому подобного, а так же в постоянном молении. Примечательно, что при тяжёлых родах столь пассивная деятельность может перейти в более активную. Считается очень полезным, если муж ляжет на жену или перешагнёт через неё, снимет штаны или будет стоять совсем голый; совсем хорошо, если он будет стоять у изголовья и кричать, стонать вместе с женой. Для предупреждения появления двойни или тройни, по окончанию родов муж «зааминивает» (произносит «аминь, аминь, аминь») промежность жены. При тяжёлых родах помощь роженице принимает исключительно вредный, суеверный характер: начиная от полного раздевания женщины, так как ей за каждую надетую вещь, даже за крестик, предстоит отмучаться, до физических методов воздействия. Поскольку нерождённого младенца уже принимали за существо разумное и даже в какой-то мере ангельское, наделённое божественной благодатью, то и выманивали его соответствующим образом: кликали, просили, а в рассказе М. А. Булгакова «Тьма египетская» мельком был затронут момент, когда ребёнка выманивали сахарком-рафинадом, вкладывая последний во влагалище рожающей. Если при нормальных родах роженице зачастую приходилось ходить по избе, как бы выталкивая ребёнка, то при тяжёлых родах она таскается по избе до полного изнеможения, стучит пятками о порог, на четвереньках ползает вокруг стола, целуя его углы. К ещё более диким, как отзывается о них Попов, методам относились следующие: повитухи старались как можно сильнее выгнуть спину женщины, если той разрешили всё-таки рожать на спине, и для этого под лопатки подкладывали валики, подушки, скомканные одеяла. Делалось это для того, чтобы направить ребёнка по истинному пути, чтобы он не вышел через задний проход. Физические методы воздействия, о которых было упомянуто выше, сводились к тому, чтобы «вытрясти» младенца из материнской утробы, и отличались особой изощрённостью, но, по распространённому мнению, действенностью. Чтобы вытряхнуть плод, женщину приподнимали под мышки и с силой опускали на пол, либо муж взваливал её себе на спину и ходил по избе, поминутно встряхивая. Иногда роженицу подвешивали на вожжи, иногда — клали на наклонную доску. При выпадении ручки плода, его требовалось срочно «поправить», для чего женщину подвешивали к потолку вверх ногами, полагая, что младенец перевернётся и начнёт идти правильно; так же часто практиковалось встряхивание за ноги, спускание с полатей по доске вниз головой и прочее тому подобное. Так, чтобы исправить положение ребёнка, роженицу заставляют становиться на четвереньки, скакать с лавки, перекидываться на кровати через мужа, плясать на заслонке печи. Порой для этих же целей повитухи вводили руку во влагалище и, ухватив плод за что попало, пытались придать ему более подходящее положение. После столь грубых вмешательств нередки были случаи смерти рожавшей женщины, а бабки отрывали у плода ручки, ножки и головы. Особое распространение получили и внутренние средства, призванные облегчить роды. Широко применялся керосин, который роженице давали без меры, спорынья, порох, смешанный с водой. Поскольку тяжёлые роды приписывали греховности будущей матери или отца, то, в случае наличия какого-никакого грешка за душой, устраивалось своеобразное всенародное покаяние, завершавшееся прощанием роженицы с селянами. То есть, с роженицей как бы прощались заранее, уже предугадывая летальный исход. Попов описывает презабавный случай, когда на роды пригласили деревенского старосту и, после некоторых манипуляций с одеванием-раздеванием, попросили трижды перелезть через обруч. По словам бабки-повитухи, если столь представительный человек сумел пролезть через отверстие, то и ребёнок сможет сделать то же самое. После успешных родов никто и не сомневался в том, что в этом помогли именно вышеописанные действия. Для ускорения родов применялось так же запугивание, когда в дверь избы, где мучилась родами женщина, неожиданно стучал мужчина и сурово спрашивал, что, мол, она там копается; стреляли из ружья, полагая, что как быстро пуля вылетает, так же быстро выйдет и ребёнок с последом. Обрезание пуповины представляло собой ритуал, который должен был определить способности ребёнка. Перетягивали её или суровой ниткой, или прядью волос матери (чтобы всегда был к ней привязан), или льняными нитями. Девочке пуповину перерезали ножом на гребешке, чтобы хорошо пряла, а мальчику — на топоре, чтобы хорошо им владел. В предупреждение грыжи повитуха могла перегрызть пуповину зубами. Не меньше внимания уделялось и изгнанию последа, детского места. Чаще всего его «выкликали» различными заговорами и молитвами, но в тех случаях, когда детское место, по мнению повитух, «прирастало к телу» (не выходило более часа), его старались вытащить за пуповину, причём последняя нередко обрывалась. Но этот метод применялся только тогда, когда не помогало окуривание наружных половых органов почесями льна и привязанный к пуповине маленький лапоть с веником. Послед тщательно вымывали и, завёрнутого в тряпочку, с ломтём чёрного хлеба, головкой лука, закапывали в углу дома, во дворе, возле хозяйственных пристроек или в них. Мать могла оторвать от детского места кусочек и оставить его, например, в конюшне, если хотела, чтобы ребёнок вырос любителем и знатоком лошадей, или на пороге трактира, чтобы сын стал торговцем. Если не хотят, чтобы была грыжа, то послед зарывают под подвальным бревном; если хотят девочку — послед зарывают на чужом поле, если мальчика — то детское место следует предварительно вывернуть. А вот у семьи, закопавшей послед пуповиной книзу, детей не будет больше никогда. Закапывание последа сопровождалось заговорами и пожеланиями расти ребёнку здоровым, умелым и так далее. Иногда детское место на некоторое время клали родившей под голову, чтобы не болел живот, или натирали им лицо, чтобы не случилось «матяжей». Если младенец умирал, то женщина сцеживала молоко на горячую печь, тем самым как бы выжигая лишнее молоко, чтобы не болели груди. Так происходило, когда роды случались в первый раз или женщина не могла родить самостоятельно. Бывали и другие, прямо противоположные случаи, когда женщина буквально выходила во двор, разрешалась от бремени, делала всё необходимое для новорожденного и принималась за повседневные дела. Другие примеры показывают не только необыкновенную выносливость крестьянок, но и страшные последствия подобного отношения к родам и беременной женщине: «Пошла она, — передаёт про невестку свекровь, — корму коровам задать… Вечер пришёл, надо опять коровам корму давать, пошла сама, пришла в хлев, а она, как мёртвая, на навозе, лежит у загородки, а корова ребёночка-то уж остатки, почитай, долизывает Другая баба везёт из города в деревню воз кирпичей и сама идёт пешком. На половине дороги, среди леса, её застигают роды. Повернув лошадь в кусты, она родит, случившимся при ней ножом перерезает пуповину, перевязывает её, кладёт в подол и продолжает путь до деревни, около восьми вёрст, по-прежнему пешком». Бывало и так, что даже впервые беременная баба рожала сама, без помощи, в поле, во время страды, а пока свекровь бегала в село за повитухой, обрезала пуповину, обмывала ребёнка той водой, что была, и шла домой. А бывало и хуже, когда по указанию мужа беременная возвращалась в деревню с тремя лукошками зерна, взошла на пригорок — и упала в изнеможении: пришла пора родов.Разбор полётов
А теперь очень коротко и схематично: 1. Грубые механические вмешательства = разрывы. Разрывы промежности разной степени, влагалища, маточного зева, самой матки с сопутствующим кровотечением и невозможностью зашить и обработать внутренние повреждения влекут за собой т. н. «огневицу» (лихоманка, лихорадка, гнилокровие, сепсис). Больно, страшно, летальность что-то около «или выжила, или нет». Отдалённые последствия у выживших включают в себя несостоятельность мышц тазового дна, зияние половой щели (+ занос туда всего, что только можно, что влечёт за собой кольпиты, кандидозы-молочницы и прочее), опущение/выпадение матки, образование свищей (патологический канал, соединяющий полости тела, органов; например, при разрыве матки возможно образование свища между маткой и прямой кишкой). 2. Патологические роды/беременность = смерть. Эктопическая (внематочная) беременность, когда плодное яйцо «гуляет» вне тела матки и прикрепляется там, где ему больше понравится, это вообще самое обидное, что может быть. 3. Инфекционные осложнения = или, или. Эндометрит (воспаление внутренней выстилки влагалища), кольпит (воспаление шейки матки), акушерский перитонит. От последнего так и вовсе проще сразу стреляться/вешаться, в зависимости от технического обеспечения. 4. Предлежание плода, то есть, его расположение относительно выхода в белый свет. Либо выходит личиком наружу, либо ногами (второй вариант опаснее и сложнее, и я не в курсе, оказывали ли повитухи необходимое пособие в родах — смотрите метод Цовьянова). Либо не выходит, потому что лежит поперёк. 5. Послед (плацента). Или «рождается» сама, или её насильно выдирают. Во втором случае есть риск развития кровотечения и, позднее, эндометрита с сепсисом из-за оставшихся внутри ошмётков.