39 килограммов конфет

ПыСы: дождались, дорогие... ПыСы 2: я не пошлый, я не пошлый.... XD - Боже, я такой дебил, ничего не решил, что же такое то! – хватался за голову Айба, в то время, как Казу готовил поесть. - Да все нормально ты сделал! - Я уже три ошибки нашел! Все! Это провал! - Сейчас уже ничего не изменить, нет смысла волноваться! - Я буду посылать лучи добра всем проверяющим! Пощадите меня, я же не на гуманитария поступаю, мой японский не так важен! Нино ухмыльнулся, стоя спиной к любимому. - Хоть как-то же ты говоришь на нем. - Хорошо поддержал, - спокойно сказал мученик и вздохнул. – Я не смогу терпеть всю неделю. Однако неделя прошла. Хоть и медленно, словно резинка, тянулось это чертово время. Казу сидел на табурете в темноте и смотрел на приставку, к которой не было сил притронуться. Сегодня тот самый день, когда Масаки должен был ехать за результатами. Утром старший встал, как ни в чем не бывало, пошел в душ, поприветствовав любимого, и больше они не разговаривали. Нино делал вид, что спит, пока тот собирался, и не мог встать еще несколько часов, все время думая о результатах. А сейчас, когда время было уже поздним, его сердце сжималось еще сильнее в ожидании. Становилось все темнее и темнее, однако, Казу не хотел включать свет. Надеясь отвлечься с помощью игры, он потянулся за Нинтендо, но вскоре бросил это занятие. Ожидание становилось все более и более томительным. Минуты длились мучительно медленно. Когда на часах было 22:10, Нино понял, что Айба задерживается. И для этого может быть лишь одна причина. Он не поступил и пошел пить. Это вполне нормально для Масаки, и Казу не имел ничего против. Старший хотел побыть один, когда ему плохо. Если бы он поступил, то сразу же пошел бы к другу. Парень вернулся домой так тихо, как только мог. Его наручные часы говорили о полуночи. Ему пришлось сегодня сидеть у родителей и слушать очередные речи о морали и этике. От них с трудом удалось сбежать, а сюда он приехал на такси. Казу лежал в кровати, прижавшись к стене и обняв подушку. Масаки тепло улыбнулся, глядя на любимого, и начал переодеваться. Через минуты он уже ложился и прижимал худое тело к себе. Обычно его обладатель не просыпался от этого, но сегодня его сон был чутким. - Вернулся… - проговорил он хриплым голосом, не поворачиваясь. Айба улыбнулся и поцеловал его в скулу. На что младший повернулся и глазами спросил ответ на главный вопрос. Масаки тихонько кивнул, будто немного стесняясь, но тут же забыл обо всем, как только рука потянула его за шею на себя. Они страстно целовались. Казу повернулся под Айбой, принимая его язык глубже. Старший почти смеялся в поцелуй – резко весь сон покинул Нино. Оба знали, что сейчас все наконец случится. Год ожидания и неподдельная страсть сыграли свою игру сейчас. Айба захотел Казу так, как не хотел ни разу до этого, потому что все его фантазии, все образы материализовались, и Нино кусал его губу, будучи в явном ожидании самого интересного. Масаки потерял контроль почти сразу и сорвал футболку с младшего, ею связал его руки, чем удивил своего парня. Однако он не противился. Казу наблюдал за лицом любимого, в котором были желание, нежность, и страсть одновременно. Айба даже немного вспотел, пока целовал лицо и шею, потом пошло вытянул язык и начал водить им по телу, от чего младший готов был задохнуться. Руки были завязаны, что давало меньше возможностей - он не мог направить Масаки или наоборот остановить – Казу был полностью во власти старшего, и ему это нравилось, это возбуждало. Завязанные руки периодически падали вниз на грудь от нетерпения, а Айба лишь затягивал узел потуже и кидал обратно над его головой. Нино периодически звал старшего по имени, умоляя одним тоном дойти уже до штанов, снять их и сделать хоть что-то с его эрекцией. Однако тот молчал. Он хотел увидеть настоящего Казу, не сжимающего губы от нежелания стонать в голос, а того, кто он есть на самом деле. Он хотел полностью открытого Казу, чтобы не было никаких рамок между ними, никакой гордости, никакого стеснения. Это же нормальный процесс, черт подери, и как еще показать самого себя, если не через секс? Все это слишком быстро проносилось в голове Айбы, не задерживаясь. Его выходка с завязанными руками начинала действовать. Парень не знал, куда деться, он не мог закрыться, убежать от взгляда, не мог ничего, кроме того, как поддаваться на ласки. Когда горячие руки сорвали домашние брюки вместе с трусами, Казу сдался. Он раздвинул ноги практически сразу, задыхаясь, широко открывая рот, надеясь, что так дышать станет легче. Однако ему казалось, что воздух такой же горячий, как и его дыхание. Масаки улыбнулся своим достижениям и резко поднял ноги партнера, забрасывая себе на плечи. Пальцы начали гладить и ласкать внутреннюю часть бедра, и тогда Нино не смог сдержаться от громкого стона. Такого громкого, какого Масаки не слышал никогда. Настолько пошло и искренне он звучал, что Айба завелся в два счета. Казу оставалось совсем немного, чтобы у него встал окончательно, а когда младший почувствовал шершавый язык в проходе, он был уверен, что кончает. Римминг продолжался около двух минут, за которые Казу успел перевернуться раза три, и партнеру приходилось ловить его движения. Пришлось закончить, и тогда Масаки поднялся, чтобы заменить язык на палец. Руки постоянно перемещались вместе с Нино, подстраиваясь. Младший стонал под настойчивые толчки пальцем, а потом давление стало выше – в него вошло два пальца. Начала выделяться белая слизь, которая смачивала проход, кроме того, она лилась как сперма, делая смачное пятно под задницей. Но Казу было все равно на дискомфорт – сейчас он почти ревел от желания, крича все громче и громче, умоляя Масаки войти в него. У Айбы давно размывались глаза от возбуждения, он уже ничего не понимал, им управляли животные инстинкты. Он медленно вытащил пальцы и поднялся к Нино, садясь на грудь. - Смочи его… - почти неразборчиво прошептал он, и тот послушно взял в рот горячий плотный орган. Подсеменная жидкость заполнила его рот, и младший глотал ее. Айба трахал его рот, но вскоре вышел и быстро опустился обратно, снова кидая ноги Казу на плечи, и проверил проход. Он все еще был горячим и растянутым. Ухмыльнувшись, он начал медленно вводить орган. Казу так громко закричал, что соседи, несомненно, слышали. - Масаки, больно! Больно! - Терпи, Казу… Расслабься. Расслабься, и станет легче. Руки Нино болтались, желая выпустить из себя горячий орган, но вскоре он понял, что сейчас это невозможно. Айба начал помогать младшему, делая минет, и потихоньку входил дальше, по мере того, как тело Нино медленно успокаивалось. - Вот и все, Казу… все позади, - Масаки все еще массировал его орган, когда уже вошел полностью. Первый толчок, Нино кричит от боли, слезы льются из его глаз. Второй, и он разжимает веки, открывает рот и глаза во всю ширь. Третий - кричит «еще!», совершенно не беспокоясь о соседях. Масаки начинает двигаться все быстрее и быстрее, помогая Казу с эрекцией, а младший кричит громче и громче, глаза его затуманены то ли от возбуждения, то ли от слез, он не мог понять. Да и не пытался. Сейчас он хотел ощущать Масаки, хотел, чтобы это сладкое чувство не проходило никогда. Когда душа готова была вылететь из тела, она громко кричала не его голосом. Казу начал кончать, а через секунды и Айба. Он двигался до тех пор, пока полностью не кончил в Нино. Тело младшего начало медленно обмокать, как и его орган, а старший упал на его грудь, развязывая руки над головой. Как только Казу высвободился, он грубо схватил Масаки за шею и начал целовать так, что стало трудно дышать. Вскоре хватка немного ослабла, Нино почувствовал, как руки затекли. Однако он не отпустил его и повернулся, размещая старшего под собой. Не желая восстанавливать дыхание, он сильно засасывал потную кожу Айбы, получая искренние стоны боли. Это месть. Это наказание. Мы делали это всю ночь с небольшими перерывами. Когда взошло солнце, я смог видеть его лицо. Он сидел передо мной, как сонный ангел с угольными волосами. Расслабленный, грязный. На коленях передо мной, как я перед ним. Белая простынь укрывает наши разгоряченные органы, позволяя остывать. Он был так красив. Волосы взлохмачены, как я люблю. Уставшие глаза, которые периодически закрывались. Однако они горели. Счастьем, любовью, удовлетворением. А я сидел и пялился на него, как идиот, и мне хватало этого, чтобы почувствовать себя не менее счастливым. Я провел рукой по его ключице и ниже, ощущая липкую кожу, и остановился на животе, который мило складывался на простынку. Тогда я впервые подумал. Вот он, Казу. Мой настоящий Казу. Больше нет кого-то другого, я смог открыть его для себя навсегда. отбечено